На той неделе: купить сапоги, спасти страну, выйти замуж - Анна Бялко

– И вообще, почему у вас тут закрыта станция метро «Ленинские горы»?!

– Честное слово, это не мы, – жалобно сказала я, основательно деморализованная его натиском, уж очень долго он не уходил.

– Не вы? Точно? Ну тогда ладно, – произнес псих строго и ушел навсегда, а я еще долго приходила в себя. Никогда не знаешь, что именно может подействовать в такой ситуации, хотя обучаться правильному поведению приходится достаточно быстро.

Мы с Ваниным пьем чай, и он отвечает на мои расспросы про жизнь в лаборатории, я же всех там знаю и помню.

– Между прочим, – говорит он вдруг, – у меня в этом году есть место в аспирантуре, а аспиранта толкового найти не могу. Не хочешь вернуться? – и смотрит вопросительно.

Предложение неожиданное и достаточно лестное, в аспирантуру попасть почетно и нелегко, места для всех желающих не хватает, а тут вроде само в руки плывет... Но я вспоминаю про свои вечные пространственно-временные мучения, куда пристроить Костьку, про то, что денег хоть и хватает, но излишка тоже нет, а ведь аспирантура – это в Черноголовке, и стипендия аспирантская – всего девяносто рублей. Сейчас я получаю здесь сто, и еще шестьдесят пять – стипендия, а на полной ставке будет двести, да и работа хорошая, а от добра добра не ищут. Опять мотаться по автобусам, ночевать в общаге, искать подработки по вечерам... Нет, Бог с ней, с аспирантурой, хорошо, конечно, но это не для меня.

Ванин даже не удивляется моему отказу.

– Я, – говорит, – и не рассчитывал, так, к случаю спросил. Была бы ты моей аспиранткой, бегала бы за мной целыми днями, а так вон я сам к тебе прихожу, чай пью.

Мы оба смеемся, он прощается и уходит, а я возвращаюсь к своим обычным делам. Хороший мужик Ванин, жалко, в Черноголовку к нему надо ездить. Работал бы он тут, в ФИАНе, вместо противного Лени, я бы пошла к нему в аспирантуру. Ну да ладно, и так неплохо. Все-таки, наверное, я не полная дура, если Ванин меня в аспирантуру звал, он бы не стал просто так...

Приходит Дина, я хвастаюсь перед ней новыми сапогами. Она одобряет, спрашивает с интересом, где купила. Рассказывать всю историю я не собираюсь, говорю только, что у подружки на работе, с распродажи. Дина, в свою очередь, сообщает хорошую новость – к Новому году в издательстве обещали большую премию. Пустяк, а приятно. Хоть и не аспирантура, а тоже ничего.

Весь остаток рабочего дня проходит, не выбиваясь из привычной колеи. Дина исчезает около половины пятого, а я начинаю собираться сразу после пяти. По пятницам редакция работает до половины шестого, так что пропущу я совсем немножко, все равно никто больше не придет, а мне за Костькой ехать.

К родителям надо ехать на метро до станции «Ботанический сад», от «Ленинского проспекта» по оранжевой линии хоть и без пересадки, но зато долго-долго. И там еще на автобусе минут двадцать – это в том случае, если он быстро подойдет и в него удастся впихнуться. Около метро покупаю себе газетку «Московский комсомолец», почитать по дороге. Эту газету я предпочитаю другим за ее откровенно бульварный характер – только сплетни и никаких претензий.

Раньше я еще выписывала более серьезные газеты, «Известия» и «Вечернюю Москву», но со временем почта стала работать все хуже и хуже, газеты сперва опаздывали и приходили не по утрам, как им положено, а вечером, потом стали задерживаться на несколько дней, а в конце концов стали доставляться один раз в неделю, да и то не все. Когда я, в наивной попытке восстановить порядок вещей, зашла на почту со своими претензиями, тетка в отделе доставки возмущенно сказала:

– Девушка, а чего же вы хотите, ведь в стране бардак!

Ну прямо как у Булгакова, честное слово. Поскольку против бардака в стране я оказалась бессильна, от подписки на газеты пришлось отказаться. Я даже не очень об этом жалела, все равно в них во всех пишут одно и то же и при этом ничего хорошего. А поскольку телевизора у меня нет, я совершенно перестала быть в курсе внешних событий, и с тех пор живу исключительно своей внутренней жизнью. За это мой отец, когда приходится к слову, называет меня инфузорией. Инфузория так инфузория, на папу я не обижаюсь, а от политики все равно тошнит.

Прямо перед выходом из метро «Ботанический сад» разлилась огромная лужа – не перепрыгнуть. По всей видимости, она еще и глубокая: смельчаки, решившиеся на штурм, вылезают мокрыми по колено. Приходится обходить и выбираться на дорогу через размокший и растоптанный газон, новые сапоги перепачкались в полужидкой грязи. Я, было, огорчаюсь, но тут, словно в утешение, подходит мой автобус, грустить некогда, бегу к остановке, надо же, даже и народу не очень много, фу-у, успела.

Вылезаю из автобуса прямо около своего – родительского, то есть – дома. Народу в автобусе, может, было и не очень много (в том смысле, что и хуже бывает), но все равно помяли. Район, в котором живут родители, активно строится последние лет десять, при этом станция метро поблизости только одна, и автобусов к ней ходит всего несколько. Поэтому поездка в автобусе в час пик – всегда битва на выживание. Родителям, к счастью, не нужно добираться до метро в час пик: папа работает дома, а маме на работу в другую сторону, туда автобусы ходят более свободными. Когда я до замужества ездила отсюда на занятия в институт, то, как таблицу умножения, знала утреннее расписание всех автобусов и те стратегические точки на остановках, откуда удобнее эти автобусы штурмовать. Из-за этих же автобусов у меня развилась привычка – всегда, куда бы я ни шла, выходить из дому с примерно получасовым запасом времени: ведь не было заранее известно, сколько времени придется ждать зловредный транспорт. Привычка оказалась полезной, я до сих пор никогда и никуда не опаздываю, но приходить на свидания на двадцать минут раньше кавалера по молодости бывало обидно.

Огибаю угол дома, вхожу в подъезд и подымаюсь по лестнице на четвертый этаж. Наша квартира – тринадцатая, и для меня это число никогда не было несчастливым. Звоню в дверь и тут же отпираю ее сама, ключи-то у меня есть. По коридору с криком: «Ура, Ася!» – несется Костька и повисает на мне, не дав снять полушубок. Мне кажется, он еще вырос за то время, что мы не виделись, так совсем большой будет, а я и не замечу. Мама выходит из кухни, говорит:

– Ну здравствуй, раздевайся скорее, есть хочешь?

Есть я не очень хочу, как раз сегодня нормально пообедала в столовой, так что решаю подождать до общего ужина. Сейчас должна прийти сестрица Ленка, которая учится на первом курсе в университете, тогда уж и сядем. Папа сегодня вернется поздно, по пятницам он ездит на семинар в Черноголовку, его институт тоже находится там, в научном городке.

А пока я помогаю маме с ужином на кухне, режу картошку в салат и рассказываю о своем житье-бытье. Мне повезло с родителями, особенно с мамой, я всегда могла быть с ней откровенной и не жалеть об этом. Если в жизни встречаются трудности и неприятности, всегда можно прийти к маме, поплакаться, мама не будет ругать и воспитывать, а поможет, чем может, в крайнем случае просто выслушает и даст совет. Даже этого часто бывает достаточно, чтобы справиться с ситуацией. Сейчас не так часто удается поговорить, телефона у меня нет, видимся мы примерно раз или два в неделю, и то на бегу, поэтому грех не пользоваться случаем. Костька сперва крутится возле, но, убедившись, что наш разговор ему неинтересен, уходит в комнату к своим игрушкам.

Я рассказываю маме про то, как сегодня вдруг встретила Ванина, и он звал в аспирантуру, и про то, что вроде бы сделала дипломную работу, осталось только написать, и про то, что Игорь опять собрался в поход, что поход будет во время моей защиты, что я на это обиделась, и что вообще, наверное, с Игорем скоро все кончится. Мама молчит, она неплохо относится к Игорю – он действительно очень положительный – и, кроме того, беспокоится, что со своими вечными фокусами я так и останусь одна с маленьким ребенком. Вслух она всего этого не говорит, но я-то знаю, что это так, поэтому подхожу к ней, утыкаюсь сзади носом в плечо и бормочу успокоительно:

– Да ладно, мам, ты не переживай из-за меня, я разберусь, не пропаду, смотри, какая я умная, меня Ванин вон сегодня в аспирантуру звал, а я не пошла.

Мама гладит меня по голове и ласково называет бестолочью, в это время одновременно раздаются звонок, звук открывающейся двери и Костькин звонкий крик:

– Мама, бабушка, идите, там Лена пришла.

Это, действительно, сестрица вернулась с занятий. Войдя в прихожую, она сразу замечает мои сапоги:

– Ой, Аська, ты сапоги новые купила? Давно? Какие шикарные!

Надо же, я совершенно забыла похвастаться маме покупкой. Рассказываю им всю историю в лицах, но яркость впечатлений уже стерлась, и рассказ у меня выходит не очень животрепещущий. Ленка раздевается и уходит с мамой на кухню, Костька бежит за ними, а я захожу в большую комнату – просто так, без цели.

Эта комната (всего их в квартире две) служит спальней родителей и одновременно папиным кабинетом. Он физик-теоретик, работает в основном дома, даже субботники их институт проводит «на рабочем месте». Когда мы с сестрой были маленькими, это было сущее наказание, ведь когда папа работал, шуметь в квартире строго воспрещалось, а работал он почти всегда. Также запрещалось трогать бумажки на папином столе, и вообще к столу лучше было без надобности не подходить.