Последние парень и девушка на Земле - Шиван Вивьен

Когда мама передала кассирше толстую пачку купюр, я на мгновение все-таки офигела. Никакое платье не может быть таким запоминающимся на всю жизнь, как золотой медальон, который девушке дарят, когда ей исполняется шестнадцать лет, но это платье стоило никак не меньше. Мама явно уже давно понемногу откладывала деньги. С финансами у нас дома было напряженно. Поскольку папа больше не работал, львиную долю обязанностей – и финансовых, да и всех остальных – взяла на себя мама. Она работала все время, – и я говорю это буквально. Если она не ездила к пациентам, она убирала дом, готовила для нас еду, ходила за продуктами в магазин. Я почти никогда не видела, чтобы мама хоть на минуту присела.

На работе она все время брала сверхурочные, и после того, как были оплачены все счета, все оставшиеся деньги откладывались на оплату моего обучения в колледже. Мама считала, что плата за колледж – это наш приоритет номер один. Из денег, отложенных на него, она никогда не взяла бы и цента. Скорее она пожертвовала бы расходами на саму себя. Пропустила бы обед, не выпила бы лишнюю чашечку кофе, может быть, не купила бы себе новый свитер. И скорее всего, все эти жертвы надо было умножить в несколько раз.

Зуб даю, что продавец прочитал все это по моему лицу, потому что он улыбнулся и проворковал:

– Ваш бойфренд умрет от восхищения, когда увидит вас в этом наряде.

Когда я услышала слово «бойфренд», оно таким гулким эхом отдалось в моей душе, что я испугалась, как бы остальные не услышали, что этот звук раздается в пустоте.

Морган ободряюще сжала мою руку, но жест этот был незаметным, и на него, слава богу, никто не обратил внимания. Мама обняла меня и ехидно сказала:

– Помню, раньше тебе всегда было так противно, когда я целовала твоего папу, даже если я просто чмокала его в щеку. Ах, как изменились времена!

Я скорчила рожу:

– Сожалею, что должна разочаровать тебя, мама, но те времена не изменились. Они не изменятся никогда.

Мама сдернула резинку с моего конского хвоста, сделав вид, будто мои слова ее обижают, хотя мы обе отлично знали правду, а именно что мои родители больше никогда не целуются.

Я стояла молча, пока вместо обычного пакета для покупок продавец укладывал мое платье в белый матерчатый футляр, на котором золотыми буквами было вышито «Пирсон», и застегивал его на молнию. Я не помнила, какого цвета были глаза у того парня, с которым я впервые поцеловалась. Не помнила я и как писалось имя второго: Эрик или Эрих. Но если третьим будет Джесси Форд, то платье будет стоить тех денег, которые были на него потрачены. Ведь память о том, как Джесси будет меня целовать, останется со мной куда дольше, чем любой золотой медальон.

* * *

Когда мы высадили Морган у ее дома, ее мать выбежала нам навстречу в банном халате и с зонтиком в руках. Дождь лил как из ведра, но она хотела, чтобы мы расстегнули молнию на футляре и показали ей мое платье. Хотя первыми его заметили Морган и я, она воскликнула:

– О, Джилл! Оно просто великолепно! Должно быть, оно стоило целое состояние.

Мама закусила губу.

– Да нет, не так уж много.

Миссис Дорси усмехнулась:

– В «Пирсоне» все ужасно дорого. – И она, просунув руку в машину, хлопнула мою маму по плечу. – Но ты знаешь, что я об этом думаю. У каждой девушки должно быть хотя бы одно дорогое платье.

– А когда ты купишь такое платье мне? – спросила Морган.

– Когда ты принесешь мне из школы табель, в котором не будет троек, мы сможем об этом поговорить. – Потом, вновь обращаясь к моей маме, миссис Дорси вдруг сказала: – Помнишь, как я умоляла свою мать позволить мне потратить деньги, которые мне подарили на конфирмацию, вот на это?

Тут миссис Дорси распахнула свой банный халат, и обнаружилось, что под ним она одета в обтягивающее красное кружевное платье.

– Энни! Я поверить не могу, что оно до сих пор тебе впору! – воскликнула мама. – После своего развода миссис Дорси сбросила около сорока фунтов, и теперь они с Морган иногда носили одни и те же вещи. Мама вздохнула: – Жаль, что у меня нет времени на физические упражнения.

Я повернулась в ее сторону:

– Мамуля, о чем ты говоришь? Ты выглядишь просто классно.

– Тут речь идет не о похудении, а о поддержании здоровья. Причем как физического, так и о психического, – пояснила миссис Дорси. – И ты никогда не найдешь на себя времени, если не заставишь себя это сделать.

Морган застонала:

– Мама, перестань цитировать свои книги по самоусовершенствованию.

В машине по дороге домой мама снова расстегнула молнию на футляре, в котором лежало мое платье, осторожно срезала все этикетки с ценой и выбросила их вместе с чеком в придорожную урну, когда мы остановились на мигающий красный сигнал единственного светофора на Главной улице. Оставшуюся часть пути мы провели, придумывая тысячу и один повод, когда я смогу надеть это платье опять, чтобы оправдать потраченные на него деньги, а также договорились о той сильно урезанной цене на него, которую мы назовем папе, если он о ней спросит.

Мама не любила врать, но ради такого случая она готова была сделать исключение. Во-первых, мужчины вообще не представляют, какой дорогой может быть одежда, и особенно это относится к такому человеку, как папа. К тому же мы скажем неправду, чтобы его защитить.

– Он хочет, чтобы у тебя было все самое лучшее, Кили, – уверяла меня мама. – И он очень страдает от того, что не может внести в наш семейный бюджет свой вклад. Ты же знаешь, какие все Хьюитты гордые. Думаю, это заложено в их генах. В общем, я не хочу, чтобы отец мучился из-за того, что он не в силах исправить.

Я кивнула.

Немного более двух лет назад папа провалился сквозь прогнивший пол сеновала, когда чинил чей-то амбар. Тогда он пролетел двадцать футов, упал на цементный пол, раздробил кости таза и так повредил левую бедренную кость, что она переломилась надвое. Ему сделали множество операций, ввинтив в кости несколько металлических штырей и пластин. Он по-прежнему мог ходить, но сильно хромал, потому что одна его нога больше не сгибалась. Так что починка того амбара была последним плотницким заказом, который он получил.

Но нашим заговорщицким планам так и не суждено было осуществиться. Когда мы вошли