Олимпийские игры - Елена Озерецкая

Гефест пристально смотрел на красивого юношу. Так вот в чем дело! Родственники хотят воспользоваться привязанностью Лина к педагогу, чтобы заставить его стать таким, каким, по их мнению, следует быть афинскому мальчику! Но, с другой стороны, любовь Лина к рабу им до крайности неприятна. Поэтому ему, Гефесту, и разрешили уехать, чтобы удалить его, а вовсе не от доброты, так удивлявшей и трогавшей его.

Легкая, слегка насмешливая улыбка тронула губы скифа.

— Я все понял, молодой хозяин Каллий, — с ударением сказал он, глядя Каллию прямо в глаза, — и я буду счастлив, если молодой хозяин Лин станет таким же атлетом, как его прекрасный брат!

— Ты приедешь? — спросил Лин. — Ведь правда, приедешь?

— Клянусь тебе, — серьезно ответил, подняв правую руку, Гефест, — я приеду в Олимпию, если узнаю, что молодой хозяин участвует в Играх!

— Я пришлю тебе весточку с каким-нибудь купцом, — вставил Каллий, — а ты наведайся к этому времени в Пантикапей!

— Четыре года — долгий срок, — задумчиво сказал Гефест, — но если я буду жив, весть найдет меня в Пантикапее…

— Пора сниматься с якоря! — крикнул Глаукон.

— Да благословят тебя боги, молодой хозяин Лин. Мою благодарность и любовь к тебе не выразить никакими словами. И я верю, что мы еще свидимся в Олимпии. Ты достигнешь этого, если захочешь!

— Я обещаю, Гефест!

— Значит, так и будет. Помнишь, ты читал мне слова вашего поэта Пиндара? «Нет другой звезды, благороднее солнца, звезды, дающей столько тепла и блеска в пустыне неба…»

— «Так и мы прославляем те, что всех игр благородней, — Олимпийские игры», — докончил сквозь слезы Лин.

— Прощайте же! — И Гефест, опустившись на колени, прижался лбом к ногам мальчика. Уже не пытаясь сдержаться, Лин громко заплакал, и подошедший Глаукон с изумлением смотрел на него. Каллий закусил губу.

— Пора на корабль, — сказал он, — ступай с Глауконом, Гефест. Мы посмотрим, как вы отплывете!

— Прощай и ты, прекрасный Каллий, — поклонился Гефест, впервые не называя юношу хозяином. — Будь спокоен, я все понял…

И, взглянув еще раз на рыдающего Лина, Гефест быстро поднялся на палубу. Слегка смущенный Каллий смотрел ему вслед.

«Странный раб…» — думал он.

Под громкие ритмические крики медленно пошли вверх тяжелые якоря. Упали канаты, которые прикрепляли корму к толстым причальным тумбам на берегу, гребцы взмахнули веслами, и корабль стал отходить от набережной Пирея. Все шире становилась полоса воды между Лином и пристально глядевшим на него Гефестом…

— До встречи в Олимпии, молодой хозяин Лин! — крикнул скиф. — Будь счастлив!

— Будь счастлив и ты, Гефест!

Корабль плыл к проходу между двух каменных стен, глубоко уходивших в море и охранявших внутренний порт в заливе. Долго еще виднелась на корме фигура Гефеста с поднятой рукой.

Потом взвились паруса, корабль пошел быстрее, и на палубе ничего нельзя уже было разглядеть…

Каллий обнял Лина за плечи.

— Пойдем, братишка, — с необычной мягкостью сказал он.

Медленно, оглядываясь, мальчик пошел за братом. У выхода из порта он остановился и в последний раз взглянул туда, где белели в ослепительном блеске солнца и воды три паруса: два больших — на мачте и третий, поменьше, под ними.

— Будь счастлив, Гефест! — прошептал он еще раз и, не оглядываясь больше, быстро пошел прочь…