Дитя волн - Жюль Сюпервьель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Туроку паковал все товары, кроме бритвы, – он чувствовал, что инструмент удастся сбыть с рук, слишком сильным было желание гаучо.
Старик, женщина, дети – все застыли в гробовом молчании.
– Что вы тут глазеете на меня?! – взорвался хозяин.
Шум отодвигаемых стульев. Лица сменились спинами, домочадцы один за другим вышли в распахнутую дверь и скрылись в черной ночи.
В комнате остаются только Хуан Печо, бритва и турок.
Креол спрашивает себя, не выгнать ли ему торговца, но для этого надо придумать повод или, по крайней мере, подобрать какие-то слова… Сочтя более удобным другой вариант, он делает шаг назад и всаживает нож в затылок стоящего перед ним человека.
Взметнув руки, как бы отгораживаясь от зла, турок падает головой вперед, проваливаясь в смерть.
Целеустремленно, словно по делу, в комнату входит пес, ночной дух; он обнюхивает тело, констатирует смерть и выходит, слизнув собственную тень.
Печо хватает бритву, вытаскивает из чемоданчика турка мыло, затем закрывает входную дверь и гасит лампу, чтобы не видеть следов крови.
В соседней комнате он тщательно бреется, удивляясь отраженному зеркалом новому лицу – как полузабытому родственнику, только что приплывшему из-за моря. Время от времени он поворачивается к двери, за которой покойник уже отдал все распоряжения для последнего путешествия – в неподвижный мир. Побрившись, Печо возвращается к телу. Под пиджаком виден широкий новый пояс из хорошей кожи. Хуан Печо хмурит брови: он должен исследовать содержимое. Пряжка расстегнута, раздается характерный звук – звон золотых монет, слабо приглушенный кожей пояса, раздается в ночи, как звонок будильника. Печо считает выложенные на стол деньги – двадцать фунтов стерлингов. Это ему очень не нравится: он убивал не ради денег, он не вор. Всякие коробочки и вещи в чемодане турка тоже не в счет – так, забава для глаз и рук, средства для наружного употребления.
Креолу не нужны эти предметы, они – непрошеные посредники между покойным и теми неизвестными людьми, которые, возможно, уже начали задавать себе вопросы в ночи, ворочаться в постелях, зажигать лампы и смотреть на часы, сознавая, что где-то в мире случилось нечто серьезное и следует узнать, что именно.
Наконец в голову приходит мысль: это золото он должен употребить на доброе дело.
Одну за другой он опускает монеты в копилку своего племянника, калеки. Прошедшее обряд очищения золото уходит, таким образом, к ангелам.
Он оставляет в кармане турка выручку от продажи вещей Флорисбеле и пеонам. Теперь, облегчив душу, гаучо с какой-то угрюмой симпатией разглядывает дорожные сумки и чемоданчик. Затем высыпает их содержимое на стол и раскладывает на несколько кучек.
«Для моей очень дорогой сестры Флорисбелы», – неумелой рукой выводит он на клочке бумаги.
«Для проказницы Марикиты».
«Для моего маленького племянника Хуана Альбертито».
«Для моего уважаемого отца».
«Для Хуана Печо».
Шею турка надежно охватывает длинный кожаный ремень, и вот уже Печо на лошади едет в ночи, которая стыдливо расступается перед ним. Он бросает тело в море. Две дикие утки, снявшись с места, улетают к Южному Кресту.
Он не забыл привязать камень к шее? Нет, не забыл. Хуан Печо возвращается на ранчо. И тут же окунается в сон, из которого на заре его возвращают к действительности птицы, склевавшие последний ночной кошмар.
Заледеневший, будто проспал ночь на морском дне, он следит, как над морем восходит солнце, и хочет убедиться, что турок затонул.
«В конце концов, я разделил между всеми нами его вещи. Это лучше, чем бросить их в воду, – ведь тогда ими никто не воспользовался бы. Я поступил очень хорошо».
Флорисбела слышала, как упало тело. Она забросала испачканный пол ранчо землей, которая провела ночь под звездами. Потом, повернувшись спиной, женщина начала молиться.
С некоторым опозданием Хуан Печо обнаружил, что не видит ни одного пеона, направляющегося к сараю, а обнаружив это, удивился. Даже не получив причитающееся им за стрижку, все трое ушли с ранчо еще до зари.
Четыре дня спустя Флорисбела подошла к брату и сказала ему на ухо:
– Он плавает.
Гаучо вскочил, будто ему предстояло во второй раз убить турка.
Со вспученным животом и откинутой назад головой, мертвенно-бледный и самодовольный, турок плавал на поверхности воды.
Гаучо привязал к шее мертвеца еще один камень, потяжелее, проткнул ножом живот, чтобы выпустить скопившиеся газы, и человек с Востока вновь отправился на поиски приключений в потустороннем мире.
Возвращаясь на ранчо, Печо впервые после того, как совершил преступление, заметил, что на земле валяются зубные щетки, расчески, заколки для волос, куски мыла, лоскуты ткани, бижутерия и баночки с кремом для обуви.
– Немедленно подберите все это! – закричал он племянникам. – Вы, маленькие убийцы!
– Пошли посмотрим, как он плавает, – предложил Орасио Мариките.
– Как хочешь.
– Я там только что был. Бежим!
Может быть, следовало бы даже организовать экскурсию на берег моря.
Прошло восемь дней, Али бен Салем больше не поднимался на поверхность.
На девятый день два офицера конной полиции постучали в ворота ранчо. Худые, спокойные, с обвислыми, будто приклеенными усами, они до ужаса походили друг на друга – общая работа превратила их в близнецов.
– Пойдем, мой друг, – сказал бригадир, вытаскивая наручники.
Проезжая берегом в повозке, присланной комиссариатом, Хуан Печо видел, что поверхность моря чистая, турок больше не всплыл. Как же тогда прознали полицейские?… Ясное дело, пеоны не могли донести – они слишком горды, чтобы заявить на человека, у которого работали. Ни Флорисбела, ни другие обитатели ранчо…
И только когда комиссар спросил креола, были ли свидетели преступления, тот вдруг вспомнил:
– Да, сеньор. Пес.
Примечания
1
Прозрачность Теней позволяла даже маленьким детям с любого места видеть происходящее, не вставая на цыпочки. (Прим. авт.)
2
Чича – в Южной Америке крепкий напиток из кукурузы. (Здесь и далее прим. пер.)
3
Отёй-во времена, описываемые автором, предместье Парижа на правом берегу Сены, рядом с Булонским лесом. Ныне – район Парижа.
4
Тильбюри – легкий открытый двухколесный экипаж (уст.).