Конца света не будет. Почему экологический алармизм причиняет нам вред - Майкл Шелленбергер

ставшими жертвами пришлых, ошибочно. Лишь 1 млн из 30 млн бразильцев, живущих в регионе Амазонки, являются коренными жителями, и некоторые племена контролируют очень большие запасы[161]. Существует 690 заповедников аборигенов, занимающих поразительные 13 % территории Бразилии, и почти все они находятся в бассейне Амазонки. Какие-то 19 тыс. индейцев яномама фактически владеют территорией, превышающей площадь Венгрии[162]. Некоторые занимаются лесозаготовками[163].

Любой, кто хочет понять, почему Бразилия вырубает свои тропические леса для производства сои и мяса на экспорт, должен реально взглянуть на вещи. Страна пытается вывести четверть своего населения из бедности, сравнимой с бедностью Бернадетт в Конго. Нищеты, о которой защитники окружающей среды в Европе и Северной Америке забывают или, что еще хуже, которая им безразлична.

5. Огонь и пища

Где-то между 900 и 950 годами н. э. охотники-собиратели маори прибыли на лодках на острова, которые сегодня известны как Новая Зеландия. Вероятно, они приплыли с других тихоокеанских островов на северо-востоке. К своей радости, они обнаружили, что остров кишит моа, похожими на страусов птицами, достигавшими поразительных 5 метров в высоту. Летать моа не умели, и у них не было никаких других средств защиты от маори[164]. Чтобы поймать птиц, маори устраивали лесные пожары, которые подталкивали моа к опушкам леса, где их было легче убить. Люди употребляли моа в пищу, изготавливали из них инструменты и украшения, называя своим «основным источником». В сухую и ветреную погоду пожары опустошали обширные территории, массово изменяя природную среду и уничтожая места обитания других видов.

Хвойные леса в Новой Зеландии в жаркие и сухие летние месяцы быстро выгорали и не могли восстановиться; на смену им пришли папоротники и кустарник. Но это не положило конец практике маори разжигать лесные пожары. «Днем мы видели дым, ночью – огонь, – писал капитан Кук, – куда ни глянь»[165]. За 300 лет половина Новой Зеландии оказалась лишена леса, моа балансировали на грани исчезновения, а маори столкнулись с быстрыми экологическими и социальными изменениями. К тому времени, когда в 1770-е годы туда прибыл Кук, маори полностью уничтожили моа и были вынуждены заняться подсечно-огневым земледелием.

Эта история из Новой Зеландии – типичная картина того, что происходило 10 тыс. лет назад. Несколько миллионов человек в мире ежегодно убивали миллионы крупных млекопитающих, что приводило к вымиранию видов[166]. То, что сегодня мы считаем приятным природным ландшафтом – зеленые луга, окруженные лесом, с протекающей по ним рекой, – зачастую пейзаж, созданный человеком в результате его охоты на животных, ищущих водопой[167]. Использование огня для создания полян, на которых убивают животных, является одним из наиболее часто упоминаемых методов охотников-собирателей по всему миру. Луга в восточных лесах Северной Америки исчезли бы, если бы индейцы сжигали их ежегодно в течение 5 тыс. лет. А в Амазонии охотники-собиратели сжигали леса и внедряли новые виды растений.

Охота путем заманивания дичи более энергоэффективна, чем погоня за ней. Со временем отлов диких животных в замкнутых пространствах сменился приручением их в качестве домашнего скота[168].

Огонь сделал сообщества более защищенными от нападения людей и хищников, позволил им расширяться по всему миру и потребовал нового поведения в отношении еды, общественной организации и продолжения рода. Охота с огнем стала решающей вехой в создании как того, что мы называем национальными государствами, так и рынков, благодаря разграничению контроля со стороны отдельных лиц и групп, конкурирующих за еду. Действительно, огонь использовался по-разному в разных зонах: в качестве меры безопасности, для сельского хозяйства и охоты[169]. Пламя позволило создать моногамные семейные ячейки, использовать очаг как место для размышлений и дискуссий, а также для расширения социального и группового интеллекта.

По всей планете вырубка лесов из-за пожаров привела к развитию сельского хозяйства путем удобрения почв, благоприятных для выращивания черники, лесных орехов, зерновых и других сельскохозяйственных культур. Сегодня многим породам растений требуется огонь, чтобы из их семян выросли деревья. Как мы видели на примере Калифорнии и Австралии, огонь также необходим для очистки древесной биомассы от лесной подстилки.

Короче говоря, сжигание и вырубка лесов для производства мяса – это основные составляющие того, что сделало нас людьми[170]. Единственное объяснение тому, почему Адарио, Бюндхен и другие защитники окружающей среды испытали шок от подобного производства мяса в Амазонии, заключается в том, что они об этой истории ничего не знали. Для защитников окружающей среды XXI века словосочетание «дикая местность» имеет сплошь положительные коннотации, но в прошлом оно означало ужасное «место, населенное диким зверями». Европейские фермеры считали леса опасными местами, в которых обитали как страшные животные (волки), так и люди, например, разбойники. В сказке «Гензель и Гретель» двое детей заблудились в лесу и угодили в руки ведьмы. В «Красной шапочке» на гуляющую по лесу маленькую девочку нападает волк[171].

Именно поэтому ранние европейские христиане считали вырубку леса полезным занятием. Раннехристианские отцы, в том числе святой Августин, учили, что роль человечества состоит в том, чтобы завершить творение Бога на Земле и приблизиться к Нему. Леса и пустынные районы считались рассадниками греха; расчистка их для создания ферм и ранчо считалась богоугодным делом. Европейцы верили, что люди благословлены и отличаются способностью преобразовывать все вокруг. Монахи, которым поручали создать в лесу поляну, буквально воображали, что изгоняют дьявола с Земли. Они пытались создать не эдем, а скорее Новый Иерусалим: цивилизацию, в которой смешивались город и деревня, священное и мирское, торговля и вера.

Лишь после того, как люди перебрались в города и разбогатели, они начали беспокоиться о природе ради природы[172]. Европейцы, которые в XIX веке считали Амазонию «джунглями», средоточием опасности и хаоса, в конце XX века стали называть ее «тропическим лесом», исполненным гармонии и очарования.

6. «Гринпис» разделяет лес

Нечувствительность к потребности Бразилии в экономическом развитии побудила экологические группы, включая «Гринпис», пропагандировать программные меры, способствующие фрагментации тропических лесов и ненужному расширению скотоводства и сельского хозяйства. Экологическая политика должна была привести к «интенсификации», выращиванию большего количества продовольствия на меньших площадях. Вместо этого она привела к «экстенсификации» (расширению), политической и массовой реакции фермеров, что способствовало росту вырубки лесов.

«Вдохновителем моратория на сою был Пауло Адарио из “Гринпис Бразилии”», – сказал Непстад. Адарио – это человек, заставивший Бюндхен плакать. «Все началось с кампании “Гринпис”. Люди в костюмах цыплят прошлись по нескольким ресторанам McDonald,s в Европе. Это был яркий момент для международных СМИ»[173].

«Гринпис» потребовала ужесточить Лесной кодекс, изменив тот, что был введен бразильским правительством[174].