Последний фарт - Виктор Вяткин

Старик повесил ведро над очагом и настороженно покосился. А пришелец уже держал в руках бутылку спирта.

Миколка ждал, что его позовут в юрту, но его не приглашали. Он присел на бревно и стал переобуваться. Отсюда видны были стол, нары и окошко.

Гость разлил спирт и жалостно сказал:

— Моя беднячка. Моя служи у других. Обижай не надо. Раздели, что тут есть. Пусть будет нам обоим приятность.

Гермоген подумал, вздохнул:

— Да-да, бедняк делится, а богатый покупает и продает. С бедняком можно.

И он долго пил маленькими глотками. Притихли оба. Старик приободрился. Выпили еще. Гость вынул из кармана пульку. Миколка замер.

— Мальсика все болтай. Чито опять будем в прятки играть? Ай-яй-яй! Старый селовек, а так.

Гермоген вздрогнул.

— Много жил, много бродил в тайге. Может, и находил такие, да забыл уж. Старый совсем, — сказал он холодно, разглядывая ее с таким безразличием, вроде бы и верно забыл.

— Опять твоя хитри, — раздраженно перебил гость. — Моя скажет другим. Много люди ходи сюда. Тебе живи совсем нету. Все копай, все ищи. Бедный старик, уходи надо, — он печально улыбнулся: — А можино хорошо делать: охранная грамота получай и сама дело веди. Хоросо, а?

Гермоген кивнул головой.

— Твоя делай мне радость! — Гость поднялся, и его раскосые глаза утонули в сетке веселых морщинок. — Еще бутылосика есть. Верынемся, полоскать друзба будем.

— Пойдем покажу. — Хватаясь за стены, Гермоген вышел из юрты. Пришелец его заботливо поддерживал.

Гермоген остановился и оглядел вершину сопки, где в лучах солнца желтыми огнями горели кварцевые глыбы.

— Вон они. Не жалко! А других у меня нет.

— Ты чито? А? — только и сумел выдавить из себя пришелец. Непонятно залопотав, он подхватил свой узел.

Когда пришелец скрылся, Гермоген вынес сумку и, покачиваясь, двинулся к скале. Миколка схватил деда за рукав.

Старик грубо оттолкнул паренька и подошел к обрыву. Он опрокинул над обрывом сумку, встряхнул. В воду посыпались желтые камни большие и маленькие.

После третьего перевала Бориска и Софи достигли верховий Оротукана. Вечерами, после опробования ключей, они сходились у костра, варили еду, пили чай и молчаливо коротали ночи.

Молодой лес плотной стеной теснился по берегам, а внизу, точно в глубокой траншее, бурлила и металась речонка. Вечер. Ни облачка, ни ветерка. Солнце едва просвечивало через густой лес. Вот уже тенью проплыла над рекой полярная сова, выискивая выводок чирков, а старатели все еще не прекратили работу.

Бориска разбирал скребком разрушенную породу и постоянно поглядывал на товарища.

Софи на корточках промывал в ключе взятую щебенку и тоже косился на Бориску.

Днями на привале Бориска вместо табака открыл коробку с пробами Софи и, увидев мокрый пакетик, развернул. Там блестела весомая крупинка золота. Значит, товарищ утаил находку. И он стал ждать Софи.

— Как твои дело? — лениво спросил Бориска.

— Ничего путного, — ответил тот равнодушно, подвешивая ведро над огнем.

— Врет, твой мордам? — вспылил Бориска.

Софи пояснил, что крупицу эту он нашел в подошве скалы, а не в песках и не придал ей значения. Бориска притих, но в его глазах затаилось холодное недружелюбие. Насторожился и Софи. Доверие нарушилось.

Этот ключик по всем признакам был обещающим, и, не замечая времени и усталости, Софи брал и брал пробу за пробой.

Вот в бороздке лотка блеснула желтая крупица. Софи отмыл породу и долго глядел на находку. Бориска был занят своим делом и, казалось, но обращал на него внимания. Но стоило Софи только сунуть в рот золотинку, как сильные пальцы Бориски сжали ему щеки.

— Башка долой снимать буду, — проговорил он тихо, но так грозно, что Софи выплюнул ему На руку крупицу, вытер губы и сел.

— Дурак. Да куда же я должен положить, как не за щеку?

— Цхе! Как твоя клал, а? За такое, знаишь? Чего будим делать? Так худо может. Моя тебе не доверяет.

— Ты иди вниз, а я останусь и разведаю ключ, — живо согласился Софи. — Нельзя нам больше вместе.

Но гнев Бориски уже прошел и ему не хотелось расставаться с Софи.

— Одна опять? Не сердись, дурной башка, жизнь шалтай-болтай прошла, Может, мириться будем, а? — сокрушенно спросил Бориска.

Но Софи не ответил. Он подошел к костру, взял топор и принялся сооружать шалаш. Бориска постоял, постоял и тихо пошел прочь.

…Два месяца бродил по тайге Бориска, но золота не находил.

День за днем, распадок за распадком уводили его все дальше от Софи. Продукты давно кончились, и он питался одной рыбой, но страсть поиска глушила голод, усталость, одиночество. Одежда на нем изорвалась, и он решил спуститься до юрты якута в устье реки.

Жилище он увидел вечером, но еще не подошел близко, как показался человек.

— Спирька, — огорчился Бориска, признав плутоватого каюра из транспорта Попова.

— Кургом! Кургом, пазалыста, — закричал тот по-русски, махая рукой. — Больсой беда. Чумка в юрте. Нельзя.

— Зачим так? Голод у меня, — пытался урезонить его татарин.

— Старуха больной, позалуй. Проссай! — уже сердясь, крикнул якут и решительно лязгнул затвором ружья. Бориска видел по лицу Спирьки, что он врет, покачал головой и пошел прочь от юрты.

Теперь оставалось одно: возвращаться к Софи мириться. Но, хотя он шел по разведанным им же местам, не брать пробы Бориска уже не мог. Он снова поднимался по ключам, распадкам и промывал пески.

Как-то Бориска вспугнул большой выводок глухарей. Две птицы угодили под густые ветви стланика, беспомощно били крыльями, и он поймал их руками. Несколько дней было мясо, а потом снова потянулись голодные дни. Питался Бориска только ягодами. Ночами начались заморозки, теперь он двигался только по основному руслу.

В однодневном переходе до Софи он наловил рыбу, сварил уху, напек ленков впрок и отдыхал целый день. Еще не спряталось солнце, а уже потянуло холодом. Туманное облако нависло над поймой. Ночь обещала быть холодной. Бориска нагрел камни в костре, набросал на них ветки, траву и лег. Поднялся он на рассвете. Костер потух. Небо было чистое с заметной сединой осени. На траве серебрился иней.

Бориска раздул угли, и, когда пламя огня осветило поляну, он ошалело вскочил. Мешок был развязан, и из него свешивались его пожитки, лоток валялся в стороне. Он собрал вещи. Все было цело. Недоставало, только узелка с пакетиками проб. Не зверю же понадобился он. А кому? Бориска опустился на колени, вгляделся в траву. На серебристом инее виднелась темная полоса следов. Уже ясно виден отпечаток ичигов. Тут человек постоял и повернул к воде. Дальше следы терялись.

И всю ночь размышлял Бориска над случившимся. Почему человек не подошел к костру? Зачем, как вор, рылся в чужом узле и взял одни бумажные пакетики с бедными золотыми блестками? К чему они, если неизвестно, где взяты?

Бориска выпил кружку кипятка, залил костер и пошел вверх по реке к шалашу Софи.

Вот и знакомая терраска, под ней внизу журчит ключ. Бориска прибавил шаг. У шурфов не видно свежей породы. Инструмент разбросан по отвалу.

Из шалаша донесся слабый стон. Бориска откинул полог, заглянул. Софи лежал на охапке сена с закрытыми глазами, и капли пота блестели на его лицо.

— Чего, дурной башка, заболел, а?

Софи открыл глаза и облизал губы.

— Какой-то шайтан поставил самострел. Гляди! — Он поднял рубаху. Засохшая кровь темнела на пояснице. А выше обручами выпирали обтянутые тонкой кожей ребра.

— Самострел? Тут самострел? — удивился Бориска.

Кто-то ходит за ними. Что надо этим неизвестным? Бориска наскоро приготовил ужин, накормил товарища. Всю ночь метался в жару Софи, — путая явь с бредом, и только к утру заснул. Бориска лихорадочно соображал, что же делать дальше. Ждать нельзя, скоро выпадет снег. Оставалось одно: приспособить китайские рогульки и тащить на себе Софи. А может, оставить Софи здесь, разве не пытался он его обмануть? Размышления Бориски прервал треск сучка. Он вылез из шалаша, прислушался. Под берегом осторожно свистнул чирок, и табунок с шумом снялся с воды, и снова зашуршала сухая трава и послышались крадущиеся шаги.

Бориска быстрыми неслышными шагами двинулся по следу. Натолкнулся он на человека так неожиданно, что растерялся. Тот притаился за лиственницей, прижимаясь к ее стволу. Дикая ярость охватила татарина. Он кинулся на незнакомца, но тот неожиданно обернулся, бросился под ноги, свалил Бориску, ловко вскочил, и только синяя роба мелькнула между деревьями.

Бориска даже не успел заметить его лица. Он гнался за ним, пока были силы, но незнакомец убежал.

…В дыры палатки проглядывали звезды. На столе, сбитом из досок, догорала свеча. В двери полога струился холод и расстилался по земляному полу. С болот доносилось разноголосое кряканье уток, всплески воды, свист крыльев. — С верховий распадка звучал, точно крик о помощи, зычный пришв сохатого. Таежный мир был наполнен осенними, тревожными хлопотами.