Злая, злая планета - Николай Алексеевич Гусев

гораздо удобнее делить водительскую вахту и двигаться мы стали значительно быстрее, тем более, что Александр показывал дорогу. Да и сам он водил весьма неплохо. За каждый час мы проезжали по сорок – пятьдесят километров. Ближе к ночи Кирсанов решил сделать первую остановку. Мы ехали уже около четырёх часов и оставили за спиной примерно сто пятьдесят километров. Володя сразу пошёл спать, Кит остался в кабине, остальные высыпали на улицу на перекур. Кирсанов, Дима и Александр занялись осмотром машины, а я отошёл чуть подальше, мне хотелось полюбоваться звёздами. Но почти сразу я услыхал чьи-то шаги позади и, обернувшись, увидел Юлю.

– Красиво, правда? – Спросила она, кивком головы указывая на небосвод.

Я согласился.

– Говорят, на Таррагоне небо золотое, – сказала она. – Система расположена так близко к центру Галактики, что ночи там нет вообще. И все небо сплошь усыпано звёздами, их так много, что трудно различать отдельные.

– Серьезно? Тебе мама рассказала?

Юля кивнула.

– Но ведь тогда там не могла бы возникнуть жизнь, – с сомнением произнёс я. – Ведь в центре Галактики очень сильная звездная радиация.

– Она там и не возникала, – с удивлением взглянув на меня, ответила Юля.

Вдруг меня осенило и я сразу почувствовал себя круглым дураком.

– Ах, ну да, конечно, – смущенно сказал я. – Я и забыл…

Хиншу внимательно вгляделась в меня своими светящимися глазами, улыбнулась и вдруг рассмеялась.

– Чего ты смеёшься?

– Ты очень забавный, – добродушно сказала она.

Звук смеха привлёк внимание Кирсанова, велевшего нам возвращаться в кабину. Когда я проходил мимо него он посмотрел на меня странным цепким взглядом, прищурив глаза.

– Дуй спать, – велел он.

Меня резанул приказной тон и очень захотелось брякнуть в ответ что-нибудь глупое, но я сдержался, наверное, уже по привычке.

– Я тоже пойду, – сказала хиншу.

Кирсанов переглянулся с Дмитрием и пожал плечами. А я обрадовался. Я вообще всегда рад был, когда Юля оказывалась рядом. Я даже ловил себя на том, что иногда слежу за ней. Когда она говорила с нами, когда ела с нами, когда спала в кабине, прикорнув у двери. У меня не было никаких иллюзий на счёт того, какого мнения обо мне придерживался экипаж – здоровенный безмозглый детина, – и я понимал, что заинтересовать Юлю мне не чем, чтобы она перестала игнорировать меня. Но от моего внимания все же ускользнуло, насколько сместился вектор отношения ко мне в Юлином эмоциональном спектре. Я не помню, когда презрение сменилось в ней каким-то ехидным, веселым снисхождением. Я не знаю, были ли у Кирсанова ранее какие-то опасения на наш с хиншу счёт, но они точно дали всходы в его душе после Хабаровска, а в дальнейшем пошли в бурный рост, когда объект наибольших Юлиных симпатий в нашем тесном кругу стал очевидным для всех, кроме меня.

Я поплёлся за Юлей к багажнику. Горький опыт полного всевозможных трудностей пути из Владивостока многому научил нас. Мы превратили малый багажник в склад провизии и инструментов, а в большом оборудовали спальный отсек. И теперь спальных мест стало на два больше. Я пропустил Юлю вперёд и влез следом за ней. Стараясь не шуметь и не будить Володю, мы сняли обувь и забрались в спальники. Я все же подсвечивал тусклым фонариком, а Юле свет был не нужен – она видела в темноте.

Я почувствовал, что она тянет меня за руку к себе.

– Ложись рядом, – прошептала она. – Расскажи о себе. Откуда ты?

– Да я и не помню, – зашептал я. – Нас таких много, сирот. Мне повезло Кирсанова встретить, он взял меня к себе в патруль. А так бы, наверное, пропал, с голоду помер. Я Кирсанову всем обязан…

– Поэтому ты его терпишь?

– Деваться некуда. Хотя иногда очень хочется… сказать что-нибудь. Особенно, когда этот Дима лопоухий встревает.

Юля прыснула в темноте, зажала рот рукой.

– Да, Дима скверный тип. За что его Кирсанов держит? У них же немного общего.

– Видимо, что-то есть. Они давно в одной связке.

– Ты хороший парень, Андрей, – вдруг сказала Юля. – И мне кажется, тебе с ними не по пути. Я могу предложить тебе пойти со мной, когда мы доберёмся до столицы.

– Куда?

– Я сама пока не знаю. Главное, подальше от Империи.

– Я согласен, – быстро ответил я, боясь, как бы она не передумала.

Я не видел, но чувствовал, что она улыбается.

– Как говорит Кирсанов, замётано, – шепнула она. – Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, – ответил я.

Я был сражен этой новостью – хиншу предложила мне отправиться с ней! И как на это отреагирует Кирсанов, когда будет поставлен в известность? Отпустит ли он меня? С другой стороны, имеет ли он право не отпустить? Ведь если нам повезёт, то все изменится – каждый тогда пойдёт своей дорогой. Все эти мысли чрезвычайно взволновали меня и я долго не мог заснуть, думая о всех тех мыслимых и немыслимых препятствиях, которые может воздвигнуть на нашем пути чья-нибудь враждебная воля. И наша мечта, наша цель казалась мне несбыточной, неосуществимой.

Весь следующий день мы проехали почти без остановок. Погода все ещё держалась благоприятная. В два часа дня мы были в окрестностях Белогорска, и Александр с Кирсановым отправились на разведку. Александр явно не преувеличивал насчёт своей полезности для нашего путешествия. Он действительно очень хорошо знал дорогу.

В пять часов вечера, дождавшись темноты, снова тронулись в путь. Удача все ещё была на нашей стороне. Александр подсказал, где нам будет проще всего форсировать реку Амур и переправа, которой Кирсанов давно страшился, прошла без проблем. Можно сказать, это была первая большая победа…

Наш танк, гремя траками, бодро катил по снегу в зимнюю ночь, неся на своём борту семерых человек вознамерившихся перехитрить судьбу. И каждый из нас думал, какой недостижимой кажется конечная цель и путь до неё представлялся нам непреодолимым. Мне приходили в голову всякие странные мысли, например, я представил, что где-то в глубинах Вселенной, между звёзд носятся на сверхсветовых скоростях корабли, а здесь, внизу, еле-еле тащится по снегу одинокий вездеход. Наверное, так человек смотрит на ползущего по столу жука – доберётся он до съедобной крошки или нет.

Чем большее расстояние и время разделяло нас и оставшиеся в прошлом опасности, тем менее восприимчивой становилась наша осторожность. Размеренность движения и безлюдное спокойствие снежных равнин усыпляли нашу бдительность. Единственным, кто не терял контроля над ситуацией, был Дима. Он заставлял нас делать остановки, при малейшем подозрении на встречный транспорт заставлял Володю съезжать с дороги.

С каждым днём Владивосток, а с ним и