Аэроплан-призрак - Поль д'Ивуа

Тираль опустил голову, подавленный очевидностью этих горьких истин, а фон Краш снова дружески похлопал несчастного старика по плечу.

— Ладно. Не отчаивайтесь… Я пришел сюда не для того, чтобы вас огорчать… Наоборот… Я хочу, чтобы ваша малютка выздоровела как можно скорее.

— Ах! Если бы все зависело только от моего желания! — простонал бухгалтер.

— Для меня этого достаточно. Я могу помочь вам!

Тираль вскочил на ноги и с мольбой протянул руки к посетителю.

— Вы можете вылечить мою Лизель? — пролепетал он.

Фон Краш серьезно кивнул головой.

— Но как? Как?

— Присядьте, пожалуйста. А теперь выслушайте меня. Я немец и, естественно, мой долг и моя совесть призывают меня помогать моим соотечественникам.

— Однако она не немка…

— Конечно, так как она ваша дочь, а вы — француз. Но она была воспитана в Германии, и мать ее была немецкая подданная… Ребенок считается нашим, немецким, он не знал отца…

— Вы правы… Потеряв рассудок, она даже не знает, что родной отец рядом с ней!

— Не волнуйтесь! Вопрос теперь сводится к тому, чтобы она узнала о своем отце как можно скорее. Что прошло, то прошло… Прошлое нужно забыть. Узнав, что моя соотечественница находится в таком печальном положении, я приехал из Лондона в сопровождении своей дочери Маргариты, которая помогает мне в благотворительных делах.

Молодая женщина отрицательно покачала головой, но этого никто не заметил.

— Вот что я предлагаю. Как только закончится суд, я отвезу вас в Германию и положу больную в клинику доктора Волинца, моего друга, специалиста по ядам, для которого в этой области нет тайн. За месяц, самое большее недель за шесть, он вернет рассудок вашему ребенку. Когда фрейлейн Лизель будет здорова, я предоставлю в ваше распоряжение определенную сумму, ведь важно не только вылечить бедняжку, но и сберечь.

Бухгалтер молитвенно сложил руки:

— Вы — сама доброта!

Его собеседник отрицательно покачал головой с преувеличенной скромностью.

— Да нет же, нет… Я просто эгоист! За несколько тысяч марок можно доставить себе радость спасти двух человек и, быть может, приобрести в их лице друзей…

— О! Не сомневайтесь в этом… И в доказательство…

Секунду старый Тираль колебался. Но его признательность взяла верх над сдержанностью, и он быстро заговорил, как бы желая сразу положить конец боровшимся в его душе чувствам.

— Да, вы приобретете друга… И этот друг не будет скрывать от вас ничего… Несколько тысяч франков!.. Можно будет отправиться туда, где залегают алмазные россыпи неисчислимого богатства… Давно, в те времена, когда я еще разъезжал по диким странам, я начертил на коже малютки, с которой пришлось надолго расстаться, план, понятный только мне одному… Это та странная татуировка, обратившая на себя внимание врачей, о которой писали газеты.

— Вот как! — воскликнул фон Краш.

— Именно! Вы понимаете, в таких местах нет под рукой бумаги или куска пергамента. А так как я мечтал разбогатеть только для Лизель, то ей же и вверил тайну ее будущего богатства.

Немец подошел к Лизель, погруженной в свои безумные грезы, и отечески погладил ее по голове:

— Милая фрейлейн Лизель, мы вернем улыбку на ваши уста и веселый блеск вашим прелестным глазкам. Ваш отец засыплет вас бриллиантами!

Странно! Можно было предположить, что губы креолки дрогнули от насмешливой улыбки. Но, конечно, это могло только показаться. Улыбка исчезла так же быстро, как исчезает молния, озарившая на миг тучи. Фон Краш пожал руку бухгалтеру и в сопровождении бедняги, совершенно обезумевшего от радости, удалился, увлекая за собой Маргариту, которая была бледна, дрожала и, по-видимому, находилась под сильным впечатлением от увиденного.

Немец не разрешил Тиралю провожать себя; отделавшись от него, он нервно стиснул руку Маргариты и потащил молодую женщину вниз по лестнице, приговаривая при этом:

— Ты несносна! Я тебе добываю любовь инженера… Если мы проиграем в политике, у нас остаются в запасе алмазные россыпи. А ты строишь мины, словно тебя пытают!

— Простите, пожалуйста… Но я испытываю ужас, с которым ничего не могу поделать, — пробормотала она едва слышно.

Он пожал плечами.

— Ничего страшного! Со временем ты все равно будешь меня благодарить… А сейчас поторопимся. Пока что мой единственный барометр — Эдит. Я хочу посмотреть на эту мартышку, вздумавшую отнять у нас Франсуа.

Последние слова немец закончил таким громким смехом, что заставил отшатнуться в сторону пожилую леди, проходившую мимо, подсадив дочь в автомобиль, он сел рядом с ней, предварительно сказав вполголоса шоферу:

— К Голборн-Виадук, что напротив Ньюгейтской тюрьмы!

Занятый разговором с Маргаритой, фон Краш не заметил, что, как только тронулась с места его машина, другой автомобиль, стоявший неподалеку, отъехал от стоянки и покатил вслед за ними, выдерживая определенную дистанцию.

Но даже если бы он и обратил на него внимание — одного взгляда, брошенного им на пассажиров, было бы достаточно, чтобы спокойно от них отвернуться.

Чем бы могли заинтересовать его эти подростки, почти дети? Юноша лет шестнадцати, а девушка еще моложе; он — небольшого роста, красиво сложенный; она — маленькая, темноволосая, тоненькая, с неправильными чертами очаровательного личика с огромными темно-синими глазами, ясными и лучистыми.

По-видимому, это были иностранцы. Глядя на их дорожные костюмы, можно было предположить, что они американцы. На юноше была вязаная куртка с золотыми пуговицами, панталоны из сероватой фланели и морская фуражка. Его изящная, миниатюрная спутница носила белую жакетку с синими пуговками и очень короткую юбочку. На роскошных вьющихся волосах тоже красовалась морская фуражка — белая с синим.

Эти милые существа совершенно не походили на врагов, которых следовало опасаться! Однако они интересовались именно фон Крашем.

— Король был прав, Сюзанна, — сказал юноша. — Немец следит за делом с особенным интересом.

Девушка произнесла тоненьким голоском:

— Знаешь, Триль, я в этом и не сомневалась… Ведь Король никогда не ошибается…

— Я не спорю, конечно… Но все-таки, живя там, в Америке, и зная о деле только по газетам, он нисколько бы не опозорился, если бы на этот раз и попал пальцем в небо…

Его подруга погрозила ему пальцем.

— Триль, Триль, без намеков… Король хочет, чтобы, вернувшись из кругосветного плавания, я вышла замуж не за сорванца, а за джентльмена.

Он ласково улыбнулся.

— Он хочет сделать из меня джентльмена для тебя, Сюзанн… Но этот фон Краш…