Зов - Келли Армстронг

У меня было много вопросов. Это обычно происходит быстро и без предупреждения? То есть, вот ты идешь совершенно нормальная, и тут у тебя начинаются галлюцинации, и ты с криком бежишь по коридорам? А потом, бац, тебе говорят, что у тебя шизофрения, и дело закрыто?

Все это было слишком неожиданно. Но когда я увидела доктора Джилл, как испытующе она смотрит на меня, ожидая перейти на следующую стадию, я просто испугалась. Если я спрошу что-нибудь, то она скажет, что у меня еще фаза отрицания болезни; если я сделаю это, то никогда не выберусь из Лайл Хауса.

Таким образом, я кивнула.

– Я просто хочу поправиться.

– Хорошо. Тогда мы начнем.

* * *

Доктор Джилл рассказала мне о лечении. Оно, как предполагалось, остановит мои галлюцинации. Со временем мы найдем нужную дозу лекарства, не вызывающую сильных побочных эффектов, но сначала я могу испытать частичные галлюцинации, депрессию и паранойю. Звучит так, будто лечение не сильно отличается от болезни.

Доктор Джилл уверила меня, что к тому времени, как я покину лечебницу, прием таблеток будет ничем не отличаться от ежедневного принятия лекарства от астмы.

– Так ты должна думать о шизофрении, Хлоя. Как о болезни. Ты ничего не сделала, чтобы вызвать ее.

И ничего не могу сделать, чтобы вылечить ее.

– Ты пройдешь через период депрессии, агрессии и даже отрицания заболевания. Это естественно, и мы будем бороться с этим на наших сеансах. Наши встречи будут длиться по часу.

– А групповая терапия будет? – спросила я.

– Нет. Когда-нибудь ты можешь решить, что хочешь попробовать динамику групповой терапии. Мы можем обсудить это позже, но в Лайл Хаусе личная жизнь ставится во главу угла. Ты должна полностью смириться со своим состоянием прежде, чем расскажешь все остальным.

Она поставила ноутбук на стол и скрестила руки на коленях.

– И мы подошли к заключительной теме на сегодня. Конфиденциальность. Я уверена, что ты понимаешь, что все пациенты здесь борются с психическими проблемами. Но это – все, что каждый из вас должен знать. Мы не обсуждаем детали твоего состояния, симптомы или курс лечения с другими. Если кто-либо будет давить на тебя, требуя рассказать ему об этом, ты должна придти к нам.

– Они уже знают, – пробормотала я.

– Что?

Негодование, блестевшее в ее глазах, сказало мне, что я должна была держать рот на замке. Я знала по прошлой терапии, что нужно рассказывать обо всем, что тебя беспокоит, но я не должна была начинать свою жизнь в Лайл Хаусе со сплетен.

– Н-не о шизофрении. Просто... кто-то узнал, что я вижу это. Призраков. Но я никогда не рассказывала об этом. Никому.

– Кто это был?

– Я-я предпочту не говорить. Это не так уж и важно.

Она развела руками.

– Нет, это важно, Хлоя. Но я ценю, что ты не хочешь никому доставлять неприятности. У меня есть догадки, кто это был. Она, должно быть, подслушивала, когда мы обсуждали твои галлюцинации, и сделала собственные выводы о... – она пренебрежительно покачала руками. – Привидениях. Я сожалею, что это произошло, но обещаю, что мы осторожно решим данный вопрос.

– Но…

– Она не узнает, что ты все рассказала нам, но с этим нужно разобраться, – она откинулась на спинку кресла. – Мне жаль, что это произошло в твой первый день. Молодежь, по своей природе, очень любопытна, и как бы мы ни старались обеспечить неприкосновенность личной жизни, это не всегда возможно в небольшом жилом помещении.

– Все в порядке. Никто не поднял из-за этого шум.

Она кивнула.

– Здесь есть отличные ребята. В целом, они очень вежливые и чуткие. В Лайл Хаусе это очень важно. Тебя ждет тяжелый путь, и мы все здесь для того, чтобы эта поездка прошла столь гладко, насколько это возможно.

* * *

Шизик.

Не имело значения, сколько раз доктор Джилл сравнивала эту болезнь с физическим недостатком, это не одно и то же. Совсем не одно. У меня была шизофрения.

Если на улице я увижу двух парней: один сидит в инвалидном кресле, а другой разговаривает сам с собой, кому я поспешу открыть дверь? А от кого убегу на другую сторону дороги?

Доктор Джилл сказала, что это лишь вопрос времени, найти нужное лекарство и научиться справляться с заболеванием. Если это так просто, почему так много людей болтается на улице и разговаривает сами с собой? Бездомные с безумными глазами, сотрясающие воздух своими криками?

Видеть людей, которых нет. Слышать голоса, которых не существует.

Шизики.

Такие же, как я.

* * *

После сеанса терапии я зашла в медиа-комнату, чтобы привести мысли в порядок. Свернувшись калачиком на двухместном диване, я прижала подушку к груди. И тут в комнату зашел Саймон.

Не заметив меня, он пересек комнату и схватил бейсболку, лежащую на компьютерном столе. Напевая что-то, он подбросил кепку в воздух, а затем поймал.

Он выглядел счастливым.

Как он может быть счастлив? Расслабленн, возможно. Но счастлив?

Повертев кепку в руке, он натянул ее на себя. Он остановился и пристально посмотрел в окно. Я не могла видеть его лицо, но он вел себя очень тихо. И тут он резко дернул голову. Саймон обернулся и увидел меня. Секундное удивление, а затем широкая улыбка.

– Эй, привет!

Он подошел ближе и перестал улыбаться.

– Ты в порядке?

"Я в порядке", – было готово сорваться с моих губ, но я не смогла выдавить из себя эти слова. Я не в порядке. Я хотела сказать ему это, что не смогла. Я лишь хотела, чтобы все было хорошо, хотела сказать, что я не в порядке. Но беспокойство в его голосе затронула лишь уголки губ, но не глаза. Он стоял поодаль и прилагал все усилия, чтобы быть милым, потому что он был милым парнем, и это было правильно.

– Все в порядке, – выдавила я из себя.

Он крутил козырек кепки и смотрел на меня. А затем просто пожал плечами.

– Хорошо. Можно дать совет? Не дай им узнать, что ты здесь прячешься ото всех. И не поднимайся в спальни днем. Иначе тебе прочитают лекцию об апатии.

– Я не…

Он поднял руки.

– Их слова, не мои. Я лишь предупреждаю. Тебе может сойти с рук, если ты включишь телевизор и притворишься, что смотришь какую-нибудь передачу, но они будут счастливее, если ты будешь бодрствовать и крутиться с нами. Мы не такая уж плохая компания. Не слишком сумасшедшая.

От его обворожительной улыбки у меня скрутило живот. Я села, изо всех сил пытаясь сказать хоть что-нибудь, чтобы удержать его. Я хотела поговорить. Не о докторе Джилл. Не о шизофрении. О чем угодно кроме этого. Саймон казался нормальным, а я так отчаянно нуждалась в нормальном.