Частичка тебя. На память (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta"

— Сроки ставили по УЗИ, — спокойно озвучиваю я, — они очень точны. Ошибки быть не может.

Пусть это ложь. Мне не стыдно. Мой ребенок — только мое чудо. Лучше так, чем быть в тягость отцу, напоминанием об ошибке, сделанной по пьяни. Я свое чудо буду любить изо всех сил, за папу и маму, за дедушку и бабушку.

Ник коротко покачивает подбородком, принимая мой ответ, и я выскальзываю из его кабинета.

Что ж, предварительная работа проведена. Будем надеяться, бумаги из частного перинатального центра мне не понадобится.

13. Ник

— Здравствуйте, господа. Позвольте вам представить нашего нового администратора. Анжела Леонидовна…

Лица собранных в новом кабинете Эндж сотрудников никак не отвечают её энтузиазму и бодрой улыбке. Старшая горничная гостиницы так и вовсе транслирует миру, что в гробу она видала все эти знакомства, её посмели оторвать от встречи с Ильгизом, нашим местным источником веселых историй. Вот свидание с ним — это событие, это да. А тут…

«Господа, у меня для вас пренеприятнейшее известие, ревизор уже тут, и вы уже на карандашике».

Потому что всем вам люто не хватает розог.

Эндж сложно срезать холодным безразличием. После моего представления она сама спокойно приветствует своих новых подчиненных, приблизительно обрисовывает грядущие изменения. С чего она начнет.

— Проверка? — госпожа всея нашей конюшенной бухгалтерии чуть возмущенно не подскакивает. — С какой целью, мне интересно? Штрафами нас всех обложить?

Вопрос задается не на пустом месте. Последний администратор персонала, найденный Тимирязевым, именно с этого и начала. Установила странные требования к внутренней дисциплине, штрафовала за малейшие отклонения. Допрыгалась до холодной войны с половиной сотрудников клуба и сбежала.

Артем к тому моменту, на мое счастье, потерял к ней интерес.

В этот раз собеседование на роль администратора проходило не через постель.

Ну почти…

От этой мысли хочется скривиться. Любое напоминание о произошедшем с Эндж два месяца назад — повод испытывать только бескрайнюю досаду.

Конченный кретин! Столько всего тогда наворотил. На трезво, на эмоциях, по пьяни… Непонятно как разгребать это теперь.

И уж куда как вероятно, что вывести наши с Эндж отношения на желаемый мной уровень уже вряд ли получится. Но хоть как-то сгладить я попытаюсь…

Мне её слишком не хватает. После нашего раскола, я постоянно ловил себя на ощущении, будто мне вырезали какой-то орган, и на его месте теперь ноет фантомными болями пустота. И как бы я ни был зол на Эндж за все её выверты — я признавал, что вернуть нашу дружбу мне хочется больше, чем блюсти собственные принципы.

— Я хочу просто вникнуть в нюансы работы нашего клуба, — Эндж полностью игнорирует вызов в тоне, — я привыкла точно знать, какие шестеренки как должны вращаться и как вращаются. И не примерно, а точно и на практике. Разумеется, в результате моего анализа, мы с вами вместе определим, какие ошибки допускаются сотрудниками клуба. Проведем работу над этими ошибками.

— Увольнения? — скептически комментирует начальник охраны. Он оставался в клубе весь этот год, когда с ним творился весь трэш со сменой хозяев и директоров. Ко всем «новым метлам» он относится с подозрением. И по сути — все мы для него — именно эти самые метлы. Что Эндж, что я, что Тимирязев.

Нас еще не знают. С учетом того, что директоров за последний год сменилось четыре, и я пятый — и каждый приводил с собой «своих людей» — как я привел Эндж. Не очень понятно, очередные ли мы «временные», или задержимся и заставим с собой считаться.

— Вероятнее всего, мы проведем реорганизацию рабочего дня. Проработку с сотрудниками вопроса их обязанностей. Повышение коллективной сплоченности, — сбить Эндж с курса оказывается непросто, — я понимаю, пока это звучит довольно сухо и теоретически, но моя цель — не в том, чтобы всех оштрафовать и отчитаться Николаю Андреевичу о проделанной работе. Нам с вами нужно вытащить клуб из той ямы, в которой он сейчас оказался. Работать, разумеется, придется по максимуму. И халтурщики будут караться. Но кто из вас против этого?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Умница.

Она умеет выбирать тон, она умеет правильно выстраивать линию поведения.

Если бы все было как раньше — я бы не удержался от того, чтобы, оставшись наедине, потрепать Эндж по макушке. Это всегда вызывало у неё возмущение, она всегда шипела как кошка на такое снисходительное одобрение, демонстрируя такие сильные эмоции, что просто было сложно удержаться и не повторять этот фортель раз за разом.

Она всегда была вместо младшей сестры, которой у меня никогда не было. Задиристая, самостоятельная, сильная, но при этом — нуждающаяся в тепле, и имеющая со мной удивительно много общих интересов. И характер наших отношений был именно таким — доверительным, практически до ощущения взаимного ментального родства. Увы, он таковым был…

Надо же было все испортить.

Нам обоим.

За Эндж настолько приятно наблюдать, что, хоть у меня и есть другие задачи на сегодня, я все равно остаюсь до конца её ознакомительной беседы, вплоть до того, как она распускает сотрудников и после закрывшейся двери стягивает с носа очки, задумчиво глядя на конкурное поле, на котором как раз один из тренеров работает с лошадью.

Я приглядываюсь.

Увенно опознаю в тренере Ильгиза — всегда догадывался, что лошадей этот мужик находит более умными, чем баб, и без нашей госпожи старшей горничной он точно не тоскует.

— Ты отлично справилась, — подхожу ближе к Эндж. Хотя бы чуть-чуть.

А она примерно в эту же секунду бледнеет и, зажав рот ладонью, бросается к выходу из кабинета. Слишком понятно, что это, с учетом уже озвученной сегодня информации.

— Третья дверь налево! — произношу, повышая голос, подавляя те эмоции, что поднимаются вслед за мыслью о положении Эндж. Эти чувства — самые бессмысленные из всех, что могли бы быть. Потому что если бы все оказалось так, как хочется — мое положение оказалось бы еще более усложнено, чем сейчас.

Эндж возвращается через девять минут. Все еще бледная, с блестящими от воды щеками, но просветленная, и даже с легкой улыбкой на лице.

— Радуешься каждой мелочи, Эндж?

Не мое это дело. Слишком личный вопрос. Но удержаться от него невозможно. Я беспокоился за неё слишком долго, что сейчас, стоило только появиться возможности ей помочь, не смог выбросить эту идею из головы.

— Это первый токсикоз, — Анжела еле-еле покачивает головой из стороны в сторону, — первый настоящий токсикоз после трех лет бесплодных попыток. Я готова в честь него закатить пирушку.

— С мелом и солеными огурцами? — я иронично приподнимаю бровь. — Или что там еще любят девочки в положении?

Все-таки чересчур близко.

Я вижу, как Энджи смаргивает, пряча эмоции за маской.

— Я не буду включать подобные вкусняшки в смету необходимых мне для работы товаров, Николай Андреевич, — такое ощущение, что она резко сделала три шага назад, и ледяными своими крыжовниковыми колючками пытается просверлить во мне дыру…

Припоминаю её два месяца назад. Эмоциональную, чувственную, откровенную…

Запрещенную для меня мной же самим.

Вынудившую меня действовать с ней слишком жестко. Пресекая любое мысленное поползновение в неверную сторону. Может быть, зря. Как оказывается — все не было так однозначно. И шансы все-таки были. Только сейчас об этом думать бессмысленно.

— И все-таки иметь внутри себя цель тебе очень идет, Эндж, — я озвучиваю напоследок, — в кои-то веки я вижу у тебя живые глаза.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Спасибо, Николай Андреевич, — дежурно улыбается мне Анжела, — вы не возражаете, если я приступлю к работе? У меня её много.

А у кого её мало?

Правильно, у того, кто вместо охмурения потенциального спонсора чешет языком с той, за кого цепляться совершенно не собирался. И понимает, что чертовски соскучился.