Сердце на двоих - Ли Стаффорд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Та наигранная непринужденность, с которой он говорил о своей работе, подсказала Корделии, что на самом деле этот труд для него очень важен. Ведь и она сама порой говорила своим знакомым с той же интонацией: "Да, я немного занимаюсь живописью".
— Вы разносторонний человек, — сказала она чуть иронично и с невольным восхищением. — Никогда бы не подумала, что вы еще и писатель.
— Какой там писатель, — ответил он с горечью. — Я пишу только потому, что люблю и хорошо знаю свой край. С ремеслом этим я осваиваюсь по мере погружения в работу. Ведь и фотограф я не блестящий, хотя кое-что получается, и надеюсь, что наберется достаточно снимков для иллюстраций к книге. Но знаете, — тут он посмотрел на нее таким взглядом, что у нее перехватило дыхание, — ваши рисунки могли бы украсить мою книгу, во всяком случае те, на которых цветы и птицы в полете.
— Вы говорите о карандашных рисунках? — тема разговора заинтересовывала ее все больше.
— Конечно. Но и акварели тоже. Как вам мое предложение?
— Я думаю, что это неплохая идея. Но почему бы вам не подыскать профессионального иллюстратора?
Он недоуменно пожал плечами.
— Вы что, делаете вид, что не понимаете? Я думаю, что нашел его в вашем лице.
Корделия была искренне ошеломлена. Ей казалось, что с его стороны это не более чем общие рассуждения. — Вы, правда, имеете в виду меня? — воскликнула она.
— Конечно, вас. Почему же нет? — спокойно ответил он, и в голосе его прозвучала такая уверенность в ее согласии, как будто это было уже решенным делом. — Вы вполне сложившийся художник и вы находитесь здесь. Задержитесь на некоторое время. Мы с вами опять отправимся в горы, только на этот раз захватим с собой мольберт, этюдник, краски, все что необходимо.
Корделия на минуту лишилась дара речи, настолько невероятным было то, что она услышала. Остаться здесь, среди диких гор, чтобы каждый день бродить по ним с этим человеком? Не сошел ли он с ума, предлагая ей такое?!
— Я не могу! — выдавила она из себя, когда вновь обрела голос.
— Но почему? — Его настойчивость росла, казалось, он готов был отбросить все ее возражения. — Неужели вам так не терпится вернуться к Брюсу Пенфолду? Или он очень ревнивый любовник?
От смущения она покраснела до корней волос. — Что за чушь! Мы просто друзья, — возмущенно воскликнула она.
— И как я только мог о таком подумать, — Гиль явно подтрунивал над ней. Как будто ни с кем этого не бывало. В этом нет ничего необычного.
— Но к Брюсу и ко мне это не относится, — воскликнула она. — А не могу я остаться потому, что у меня есть собственное дело. Как же я его брошу, да еще на неопределенный срок?
— А не пора ли решиться на большее, чем ваш магазин? Или вы хотите навсегда расстаться со своей любовью к живописи? А ведь здешние края могут пробудить вас к творчеству Так не упустите свой шанс.
Его слова показались ей возмутительно самоуверенными. Ведь он вторгался в сферу ее потаенных стремлений и страхов. Все это его совершенно не касалось, хотя, конечно, в предложении его был здравый смысл. И все же, разве он имел право говорить ей такое?
— Какое вам дело до того, вернусь я когда-нибудь к живописи или нет!? сердито закричала она. — Все, что вам надо, это использовать меня, раз уж я оказалась у вас под рукой.
Неожиданно для Корделии она вдруг оказалась прижатой Гилем к стене. Он крепко держал ее и не было никакой надежды, что ей удастся убежать.
— О, я хотел бы совсем иначе воспользоваться тем, что вы оказались у меня под рукой, — сказал он вкрадчиво, а затем легко коснулся ее губ своими.
Она и не думала отвечать на это касание, но ее губы будто взорвались. Она ощутила, как волны страсти сотрясают все ее тело, а он не колеблясь еще крепче прильнул к ее рту. На этот раз это был долгий, проникновенный, страстный поцелуй, от которого она задохнулась и словно бы потеряла все опоры. Ей показалось, что ее несет по волнам неведомых чувств.
А его умные руки уже проникли под рубашку, сжали ее разгоряченное тело, затем, лаская каждое ребрышко, стали подниматься вверх и наконец с нежностью коснулись ее грудей. Неосознанно она изогнулась всем телом, как бы обвиваясь вокруг него и прося о продолжении ласки. И он даровал ей это, осторожно и даже бережно лаская ее губами, действуя так, как будто она была совсем неопытным новичком, которого надо вводить в мир любви постепенно и трепетно, так, чтобы невзначай не обидеть каким-нибудь неосторожным действием.
— Наверное, нам стоит снять все это, — прошептал он в ухо Корделии. Эти слова побудили ее очнуться в тот самый момент, когда он пытался снять с нее рубашку.
— Нет, не стоит, — выдохнула она, отталкиваясь от него и тяжело дыша.
Его лицо моментально стало непроницаемым, ледяным.
— Зачем играть с огнем? — спросил он спокойным тоном. — Вам ведь было приятно, и мы могли бы перейти к другим занятиям, которые доставили бы вам еще большее наслаждение.
Корделию трясло от пережитого унижения, она задыхалась. Ее переполнило неприятное чувство, которое, будь она опытнее, смогла бы определить, как неудовлетворенное желание. Она в ярости вскочила на ноги, готовая вцепиться в его вызывающе привлекательное лицо. Но остатки осторожности, которые еще не покинули ее, подсказали, что его реакция может быть непредсказуемой. Поэтому она ограничилась тем, что окинула его возмущенным взглядом.
— О, как вы бесконечно уверены в себе. — воскликнула она. — Мерче Рамирес предупреждала меня, что вы не приносите добра. Вы из тех мужчин, которым женщина нужна лишь для удовольствия. Что ж, она была права! Так вот что я скажу вам. Никакие соблазны не заставят меня остаться с вами ни на одну минуту. Что до вашего предложения о совместной работе — так я скорее позволю себя убить, чем соглашусь на это.
Она стояла бледная и напряженная, с трудом справляясь со своим дыханием. Гиль склонил голову набок, снисходительно-иронично улыбнулся ей, а затем бросил многозначительный взгляд на часы. — Ваша минута истекла, — сухо сообщил он.
Она сорвалась с места и, пробежав мимо него, вылетела во двор. Ее обуревала еле сдерживаемая ярость. Она была уже у ворот, когда Гиль появился в проеме дверей и крикнул ей вдогонку:
— Вы оставили этюдник!
Ей уже хотелось крикнуть, что он может оставить его у себя и растопить им печь, но в последний момент что-то остановило готовые сорваться с языка горькие и обидные слова. Молча она стояла у ворот, пока он приближался к ней невозмутимой походкой.
Ей казалось невероятным, что еще вчера она уважала его, верила ему, даже пыталась понять его. Нет, все-таки ее первая реакция была верной: это отвратительный человек, легко играющий с чувствами женщин, безжалостный к ним.