Я заберу у тебя ребенка (СИ) - Невинная Яна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дело в том, что я не в городе, я уехала в Москву.
— Тогда договоримся о том, что вы, как только будете в городе, позвоните мне. Назначим встречу.
Прощаюсь и какое-то время смотрю на погасший экран телефона. Странный звонок и странные, непонятные новые обстоятельства. Какая-то ерунда. Честное слово. У меня ощущение, что этот новый дотошный сотрудник просто уцепился за какую-то незначительную деталь и раздул ее до предела. Не может такого быть, чтобы маму сбил кто-то близкий! У нас в этом городе и знакомых-то особенно нет. Кого я там должна узнать? Соседа по лестничной клетке? Маминого врача? Всё это очень странно, нелепо и очень несвоевременно. Маме уже не поможет, если мы — гипотетически — обнаружим сбившего ее водителя. А вот дочке я нужна. Гене даже говорить об этом звонке не буду. Сейчас не до этого.
Глава 15
Дождаться назначенного часа неимоверно сложно. Меня потряхивает, тошнит, не могу даже думать о еде, хотя понимаю, что поесть необходимо. Мне нужны силы, я едва стою на ногах и чувствую себя заторможенной. А мне нужна ясность мысли, мне необходимо быть готовой к встрече с Бакаевым в перинатальном центре! Мысли о звонке следователя отодвигаю на край сознания. Не до них… Не сейчас…
В номер заходит Гена, отыскивает меня взглядом и недовольно кривится.
— Ты еще в халате? Чего к завтраку не спустилась? Я же тебе записку оставил. Вот, — показывает на клочок бумаги на тумбочке возле кровати и направляется к окну, резко раздвигая шторы. Солнечный свет с улицы ослепляет меня и заставляет зажмуриться. Светобоязнь — явный признак сотрясения мозга. Плюс спутанность сознания, тошнота и головная боль. Естественно, глупо было думать, что авария пройдет бесследно. Но заниматься своим здоровьем совершенно некогда. Усилием воли беру себя в руки.
— Извини, Ген, сейчас мало кто записки оставляет, всё больше сообщения на телефоне, — говорю без задней мысли и иду к сумке, чтобы найти одежду для сегодняшней встречи с Бакаевым.
— Так важно подчеркнуть нашу разницу в возрасте? — глухим голосом обвиняет Гена, а я в недоумении поворачиваюсь к нему, прижимая к груди легкое летнее платье. Не могу сообразить, о чем он. Потом доходит, и я спешу его заверить:
— Да дело не в этом. Ничего такого я не имела в виду.
— Но сказала, подчеркнула, — настаивает, подходя ближе и тыча пальцем в эту несчастную записку, обсуждение которой мне кажется глупым и ненужным. — Хотела таким образом показать, что не понимаешь такого, что это пережитки эпохи. Ты современная, а я старая рухлядь!
— Так, Гена, — устало выдыхаю, прикрыв глаза, и смотрю на часы, — это я обсуждать не намерена. Завтракать я не буду, мне нужно быстро собраться. Мы же не хотим опоздать?
— Мы успеем, ты даже позавтракать успеешь, мы на метро поедем. Так будет быстрее.
— На метро так на метро. Мне всё равно. Лишь бы не опоздать, — с этими словами юркаю в ванную, чтобы избежать выволочки. Я не хотела обижать Гену, мне это не нужно, незачем портить и без того сложные отношения. Я решила решать только по одной задаче за раз, я сейчас неспособна думать еще и о разводе, о переезде в другое место. События последних дней показали, что жизнь может измениться в один момент. Мгновение — и у тебя уже отобрали родную кровиночку…
— Я готова, — выхожу из ванной, подхватывая сумочку. Гена нервно курит, но никак не комментирует мое появление. Просто пропускает вперед в дверной проем и захлопывает дверь. Инстинктивно выбегаю из номера быстрее, жутко недовольная тем, что муж покурил прямо там. Не хочу, чтобы едкий запах папиросы впитался в еще влажные волосы. Я высушила их феном со скоростью пули и оставила распущенными, лишь защипнула сверху небольшую прядь, чтобы не лезли в глаза.
Ничто не должно отвлекать. На улице зной, жара упала на город, заставив всех одеться в легкие одежды. Я накинула воздушный белый сарафан в тонкую горизонтальную синюю полоску и сверху — короткую джинсовую курточку, маленькая сумочка и тряпичные синие босоножки на танкетке завершили летний образ. Возможно, нужно было бы одеться строже, но я взяла только самые простые вещи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Морячка! — Гена одаривает меня скупой улыбкой, и тут я понимаю, что действительно невольно выбрала образ в морском стиле. Теперь напридумывает себе всякого…
В метро особенно не поговоришь, чему я рада. Гена устраивается у поручня, а я, найдя свободное место, утыкаюсь лицом в телефон. Современная привычка, от которой не отделаться даже в самые сложные времена. С другой стороны, здорово отвлекает от тяжелых навязчивых мыслей. Захожу на форум суррогатных матерей. У меня там появилось несколько хороших знакомых, с которыми нас связала общая судьба.
Таких, как я, там, правда, нет. Я помалкиваю о том, что украла ребенка, просто знаю, что случаются ситуации, когда биородители бросают суррогатную мать на произвол судьбы, передумав забирать новорожденного. Или же специальные агентства во время беременности штрафуют женщину за любые оплошности. Порой выходит, что, родив ребенка, женщина получает копейки. И проблемы психологического характера.
Надо иметь стальную волю, чтобы отдать существо, которое ты носила девять месяцев, а потом спокойно возвратиться к своей прежней жизни. Я не смогла. Но множество женщин не жалеют о сделке, решают свои финансовые трудности, гордятся тем, что, например, родили «королевских» близнецов для иностранной пары, и снова решают выносить ребенка.
Пролистываю новые сообщения и читаю очередные жалобы по поводу докучливых биородителей, которые не дают мамочкам покоя, контролируют их рацион питания, прогулки, требуют, чтобы они пили витамины и регулярно гуляли. Отчего же Бакаевы меня игнорировали? Обычно богачи, если уж решились нанять суррогатную мать, вцепляются в нее и не отходят до самых родов. В какой-то степени они сами виноваты, что у меня появилась возможность забрать одну девочку. Я родила только в присутствии врачей и акушерок. За долгие часы родов биородители и не думали явиться в роддом, хотя тетя Валя сообщила им о наступлении родов.
Я видела в интернете фото Бакаевых, его жену с накладным животом, нарочито счастливые лица…
Потом мои малышки лежали в инкубаторах, а я, еле стоя на ногах, таскалась на другой этаж смотреть на них. Сердце обливалось кровью, я не могла смириться, что придется их отдать… Что другая женщина сделает вид, что их родила, и с триумфом выйдет из роддома с закутанными в розовые одеяльца малышками.
На форуме есть полные боли истории девочек, кому пришлось пережить такой опыт. Но их спасало осознание, что дети по сути чужие, а они — живые инкубаторы. Недаром существует закон о донорских яйцеклетках, которые запрещено брать у суррогатной матери. Тетя Валя пошла на нарушение закона, она сделала это по собственной воле. Я понимаю, что мы своим визитом подводим ее под монастырь. Но, как говорится, своя рубашка ближе к телу. Я никаких документов не подделывала, она сама приняла решение пойти на подлог и обман ради наживы, чтобы не упустить «жирных» клиентов.
Если ее уличат, то, надеюсь, ее связей и средств хватит, чтобы отмазаться. Меня же волнует только моя девочка, ее должны мне вернуть по закону. Она моя. Бакаев пойдет мне навстречу, иначе я жизнь положу, чтобы забрать у него обеих дочек.
Уже хочу убрать телефон, как вдруг понимаю, что могу снять внутренний запрет и загуглить информацию про аварию. Украдкой смотрю на Гену, он изучает темноту за стеклами вагона и не обращает на меня внимания. Информации об инциденте на дороге немного, но всё же она есть, просочилась в интернет. Я бы на месте жены Бакаева устроила ему жуткий скандал.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Моего лица на фотографии не видно, да и снимок нечеткий, но сцена говорит сама за себя. Ловлю себя на злорадной усмешке, мне нравится осознавать, что я каким-то образом причинила боль женщине, которая воспитывает одну мою девочку, а другую забрала без зазрения совести. И пусть я буду при этом плохим человеком, но над мыслями своими я не властна. Наверное, именно поэтому сейчас невольно притрагиваюсь к своим губам, которые печет от воспоминаний о поцелуе с Бакаевым…