Я закрыл КПСС - Евгений Вадимович Савостьянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И день настал.
Открывая собрание и объявляя его повестку, ведущий нарочито небрежно добавил: «Мы вот еще должны выбрать наших представителей на общее собрание Академии наук СССР по выборам депутатов Съезда СССР. Давайте это решим в части «Разное».
Оставалось скрыть нараставшее волнение и заставить замолчать противный голосок, нашептывавший: «Сиди, не выпендривайся. Дела у тебя пошли нормально, перспективы ясные, а начнешь болтать — не избежишь неприятностей»[25]. Обычное «Чашу эту мимо пронеси» любого человека, когда надо решать: повернуться ли задом к совести и передом к практическим резонам.
Очень трудно устоять, не всегда удается — по себе знаю…Но здесь — ах, этот чудный возраст (39 лет!) — идеализма хватило.
Ведущий объявил последний пункт повестки дня: «Разное».
— Как вы знаете, товарищи, Президиум Академии наук принял решение об участии в общем собрании АН СССР по выборам депутатов от Академии на Съезд народных депутатов выборщиков от институтов. Нам надо избрать двух человек. Поступило предложение избрать…
И, конечно, называются фамилии сотрудников, безусловно, уважаемых и… благонадежных. Вроде бы, какие могут быть сомнения по поводу этих заслуженных людей. Потому — тишина.
— Другие предложения имеются? Нет?
Вот тут я и поднял руку. В президиуме — растерянность, заминка. Глаза ведущего — в сторону. Но замолчать ситуацию не удается: кто-то увидел и крикнул:
— У Савостьянова предложение!
Ведущий с лицом нерадостным, даже кислым пригласил:
— Пожалуйста, Евгений Вадимович.
«Гул затих. Я вышел на подмостки». Вот только косяка за спиной, чтобы прислониться и спину прикрыть, нет.
Что говорить, я знал и репетировал не раз.
— Мне кажется, что выбор делегатов-выборщиков от нашего института — вопрос вторичный. Ведь они должны представить нашу с вами точку зрения, какую позицию должны занимать депутаты от Академии наук на Съезде народных депутатов СССР по основным вопросам внешней и внутренней политики. Поэтому я предлагаю обсудить нечто вроде программы или наказа нашим делегатам — нашу точку зрения, которую они должны озвучить и отстаивать на общем собрании АН СССР.
И зачитал заранее подготовленный шестистраничный текст.
Эффект — подавляющий, гипнотический. Сам такого не ожидал. Но на этом заготовка была исчерпана. Резервов не осталось. Все могло превратиться в фарс или в фарш.
И тут из зала, сначала нерешительно и негромко, а потом по нарастающей:
— Савостьянова, Савостьянова в делегаты!
Пошли новые кандидаты в список, предложенный парткомом. Голосование уже — не по системе «руки вверх», а альтернативное, значит — осмысленное. Короче, прошел «на ура», с подавляющим превосходством. Вторым выборщиком оказался один из самых талантливых ученых нашего института — Валентин Чантурия, ставший позднее директором ИПКОНа.
Итак, задачу решил. Вечером отправился в гости к брату и другу Андрею Зубову, уже тогда известному историку и политологу. Рассказал о произошедшем и о дальнейших своих планах по продвижению академика Сахарова в депутаты. Брат незадолго до того ездил в Армению и Азербайджан в составе делегации во главе с Андреем Дмитриевичем Сахаровым и Галиной Васильевной Старовойтовой (впоследствии народным депутатом СССР, известным политиком-демократом).
Мы решили: особого смысла во всем этом нет, поскольку Сахаров все равно откажется от избрания депутатом от академической курии в пользу выборов народных, притом от главного в стране избирательного округа — национально-территориального № 1 в Москве. За право баллотироваться по этому округу предстояло острое соперничество знаковых фигур политического обновления — академика Андрея Сахарова и бывшего, а теперь опального первого секретаря Московского городского комитета КПСС, кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС Бориса Ельцина. Исход этого соперничества казался нам делом совершенно не статусно-личностным.
Ученый с мировым именем, «отец» советской водородной бомбы академик Сахаров, с 60-х годов один из основателей правозащитного движения в СССР, лауреат Нобелевской премии мира 1975 года, был очевидным лидером западнического по своей сути движения, с упором на либеральные ценности, примат индивидуума, общества над государством.
Борис Ельцин — символ «прогрессивных» сил внутри КПСС. Он казался примитивным популистом, который поначалу будет «прессовать начальников», а скудные, имеющиеся в наличии блага (еду, одежду, мебель, доступ к медицинским услугам и пр.) станет делить и распределять «по справедливости». Потом успокоится и вернет старые порядки. Жизнь, кстати, показала, что опасения были небеспочвенны: если не он сам, то уж его наследник двинулся в эту сторону решительно и энергично, насаждая советские подходы в государственном устройстве, в СМИ, потом — в международных отношениях.
В общем, лидером антикоммунистического движения становится либо Сахаров, либо Ельцин — и индикатором будет, кто из них выдвинется по первому национально-территориальному округу. Это, конечно, определяло бы и все дальнейшее развитие событий. Мы, радикалы-антикоммунисты, скорее всего, ввергли бы СССР в пучину настоящей бескомпромиссной революции. Ельцин же был просто идеален для аппаратного перехвата власти. Бескровного и непоследовательного, чреватого откатом к номенклатурному правлению и новыми долгими годами метаний страны в поисках собственного пути. В общем, нам с Андреем Зубовым ситуация виделась простой и ясной: черт с ними, с этими академическими переплясами, даешь Сахарова в 1-й национально-территориальный! Потом, кстати, узнали, что Ельцин был готов уступить Сахарову эту позицию. Но тот посчитал революционный подъем и раскрепощение интеллигенции более важной в долгосрочном плане задачей. Возможно, и ошибся.
Чем пророк отличается от политика? Пророк говорит и делает то, в правоте чего глубинно убежден. Политик говорит и делает то, что считает своевременным и выгодным. Вот политиком-то Сахаров никогда и не был.
В таких рассуждениях на общую тему и по конкретному поводу прошел вечер. Я уже одевался, когда зазвонил телефон. Судя по отдельным репликам, Андрей был ошеломлен. Положив трубку, сказал: «Только что, перед вылетом в США, Сахаров сделал заявление, что в депутаты он пойдет только от Академии».
Новость шарахнула по голове, сразу стало ясно — прощай теперь прошлая размеренная жизнь. Перед уходом попросил Андрея подготовить список его знакомых, работающих в академических институтах, в основном общественного профиля, предупредить их о моем возможном звонке. Придя домой, взял справочник и выписал все академические институты Москвы с адресами и телефонами, начал обзванивать знакомых, оповещать их о выборах делегатов на общее собрание Академии, объяснять, что и как нужно делать. Просил дать телефоны их знакомых, предупредить, что буду им звонить. Потихоньку таблица (институт — знакомый — выборщик) стала заполняться. На второй или третий день понял, что действую параллельно с какой-то группой, сформировавшейся раньше и достаточно организованной. Прозвучала и фамилия одного из лидеров этой группы — Собянин Александр Александрович. Созвонились. Мягкий приятный голос, слегка заикающаяся речь. При обоюдной настороженности
