Распутин - Эдвард Радзинский

«Любезный брат! Обращаюсь к Вам не столько как к царю, сколько как к человеку и брату... Треть России находится в положении усиленной охраны. Армия полицейских, явных и тайных, все увеличивается, тюрьмы и места ссылок переполнены... голод стал нормальным явлением...» Царь с изумлением прочел это революционное послание и наивно попросил Николая Михайловича успокоить Толстого: столь опасное письмо никому не будет показано.

«Я его об этом не просил», – разочарованно сообщил Толстой Николаю Михайловичу. Впоследствии он... сам опубликовал свое частное письмо к Государю за границей. Правда, смущенно записал в дневнике: «За эти дни вышло мое письмо к Николаю... Если бы против меня были приняты меры... чем жестче, тем лучше, это было бы мне приятно... Но мне кажется, что я поступил неделикатно в отношении Николая и Николая Михайловича».

После этого великий князь потерял к писателю всякий интерес. Теперь Толстой вряд ли мог влиять на царя, который вместо искренности увидел тщеславную игру.

Чтобы не сердить «мама» и родственников, чтобы избежать сплетен двора, Аликс и Ники решают видеться с «Нашим Другом» тайно (как впоследствии и с Распутиным). Теперь, после всех обязательных светских дел, они спешат во дворец Милицы в Знаменке. От мирского, суетного – к черногоркам и «Нашему Другу», в мир чуда.

Из дневника царя: «1901, 13 июля, Петергоф. В 2. 30 поехали в Знаменку и сидели до 5 в саду. Наш Друг был с нами...»

«19 июля... Отправились в Знаменку... Весь вечер слушали Нашего Друга. Вернулись домой чудной лунной ночью...»

«20 июля... После обеда поехали в Знаменку и провели последний вечер с Нашим Другом. Помолились все вместе...»

Как им не хватает «Нашего Друга», когда он уезжает к себе в Лион!

27 августа Аликс написала Ники: «В субботу в 10.30 все наши мысли полетят в Лион... Как богата стала наша жизнь с тех пор как мы его узнали... кажется, все стало легче переносить». «Переносить» – значит побеждать предчувствия, нервность. Филипп делает самое важное – он снимает с Аликс ее постоянный стресс, вызванный страхом.

Но главное – он свершил долгожданное чудо! Ники и Аликс счастливы: она беременна, и Филипп определил – будет мальчик. Правда, у докторов после скучных медицинских анализов появились сомнения... Но что значат ученые глупцы с их анализами по сравнению с человеком, общающимся с небом! И Аликс запретила врачам осматривать себя. Ее докторами становятся подруги-черногорки и Филипп. Все вместе они ждут рождения предсказанного наследника. Ее живот счастливо растет...

Прошло девять месяцев. И в августе 1902 года последовало постыдное...

Из письма великой княгини Ксении: «Представь себе, какой ужас... бедная Александра Федоровна оказалась вовсе не беременной... Мама нашла ее в очень грустном настроении... хотя она говорит об этом с большой покорностью судьбе... Какой это должен быть удар по гордости!»

Аликс была беременна... мечтой. Половцев записал в дневнике то, что говорил по этому поводу двор: «30 августа 1902 года... Путем гипнотизирования Филипп уверил императрицу, что она беременна. Поддаваясь таким уверениям, она отказалась от свидания со своими врачами, а в середине августа призвала акушера Отта лишь для того, чтобы посоветоваться о том, что она внезапно стала худеть. Отт заявил ей, что она и не была беременна... Объявление об этом было сделано в „Правительственном вестнике“ весьма бестолково, так что во всех классах населения распространились самые нелепые слухи, как, например, что императрица родила урода с рогами, которого пришлось придушить, и т.п. Такой эпизод не поколебал, однако, доверия императорской четы к Филиппу, который продолжает в их глазах быть превосходным и вдохновенным человеком... Все это было бы смешно, если бы не было столь грустно».

Родственники забили тревогу. Филипп становится постоянной темой разговоров в Романовской семье (как впоследствии Распутин).

Великий князь Константин Константинович (знаменитый поэт, писавший под псевдонимом КР.) записывает в дневнике: «24 августа 1902 г. Сергей (великий князь Сергей Михайлович, друг юности Николая. – Э. Р.) утверждает, что Их Величества впали в мистическое настроение, что они в Знаменке молятся с Филиппом... проводят там долгие вечера... и возвращаются оттуда в каком-то восторженном состоянии, как бы в экстазе, с блестящими глазами и просветленными лицами... Мое мнение, что это больше смешно чем опасно... но нехорошо то, что они покрывают свои посещения Знаменки тайной...»

«25 августа... Елена, дочь короля Сербии, сказала, что ее брат Юрий попал под влияние Милицы и Филиппа... говорил о том, что миссия Филиппа на земле подошла к концу... что он скоро умрет, но явится в кругу друзей под видом другого человека. Что за чепуха!.. Сергей сказал мне... о его большом беспокойстве по поводу визитов императора и императрицы в Знаменку...»

«6 сентября... Захожу к великому князю Владимиру Александровичу... он переходит к жгучему вопросу о Филиппе... Он считает великого князя Николая Николаевича главным виновником сближения... преступником в этом деле... и что проделки Филиппа навлекли на императорскую чету всеобщее посмеяние и поругание...»

Вся семья требует ухода Филиппа (как будет впоследствии требовать ухода Распутина). Но Аликс (и сейчас, и потом) докажет – она умеет верить и защищать тех, кому верит.

Выпады родственников мужа Аликс перенесла спокойно – Романовская семья не любила ее, и она платила той же монетой. Но Филипп стал причиной ее первой размолвки с любимой старшей сестрой Эллой – великой княгиней Елизаветой Федоровной. Элла была замужем за дядей Николая – великим князем Сергеем Александровичем. На их свадьбе Ники впервые увидел белокурую красавицу Аликс и навсегда влюбился...

Сергей Александрович – генерал-губернатор Москвы. Древняя столица занимала особое место в жизни Николая и Александры. Ведь Петербург – это город-мираж, выстроенный среди финских болот под руководством французских и итальянских архитекторов, с ненавистной русской душе четкостью и прямизной проспектов, где ангел на колонне перед Зимним дворцом припадает к., католическому кресту. Это – столица западничества, воплощение стремления новой русской аристократии в Европу. Но символом народности оставалась Москва – столица первых Романовых, город бессчетных церквей и столь милых русской душе невозможно перепутанных улиц... Элла и ее муж были хранителями этого «Царьграда».

Здесь оживала любимая легенда Ники и Аликс о «народных» царях древнего Московского царства, где не знатные вельможи, но люди святой жизни – старцы и юродивые – были главными советчиками Государей. И когда в преддверии трехсотлетнего юбилея династии Романовых, в 1903 году, Ники и Аликс начинают устраивать знаменитые «исторические» балы, в залы Зимнего дворца возвращается старая Москва. Придворные наряжаются в сверкающие золотом боярские платья, а сам Николай является в одеждах любимого предка – царя Алексея Михайловича.

Эллу, глубоко усвоившую идеи православия, не могла не тревожить дружба Аликс с помешанными на мистике черногорскими принцессами. Но она понимала одиночество сестры в холодном Петербурге и мирилась с этой дружбой.

Появление Филиппа заставило ее объединиться с остальными Романовыми. Элла знает характер младшей сестры – нападать на Филиппа впрямую, значит, упрочить его положение. И она терпеливо объясняет Аликс, что русские цари не нуждаются в иноземных колдунах, у них есть покровители куда могущественнее – ушедшие на небеса русские святые. Там, в ином мире, они становятся заступниками за своих царей и народ перед Богом. Это великое назначение они осуществляют и в одиночку, и вместе, образуя Охранительный Собор или Золотую Цепь. И их заступничество не раз помогало московским царям, спящим вечным сном в Архангельском соборе...

Эта мистическая идея произвела впечатление на Аликс. Но умная Милица тотчас перехватила инициативу. И уже вскоре состоялся разговор Филиппа с царицей. Он объяснил ей, что неудача с беременностью – всего лишь результат ее слабой веры: как только она засомневалась, как только позвала акушеров – все было кончено. Чудо может возникнуть только при абсолютной вере, но Аликс оказалась пока к ней не готова, потому он и не смог ей помочь... И, к восторгу царицы, Филипп заговорил с ней о том же, о чем говорила так не любившая его Элла: Аликс должна попросить помощи у русского святого, который вымолит ей у Бога наследника. И повторил имя, которое Аликс уже слышала от Эллы.

Это был великий святой, тогда еще не канонизированный официальной церковью, – Серафим Саровский.

Прохор Мошнин (таково мирское имя Серафима Саровского) ушел из дома странником, был на поклонении во множестве монастырей. В родном селе ходил он в окружении девственниц – «Христовых невест». В результате – слухи, расследование, и тайна святости стала предметом полицейского разбирательства.