Неуемный волокита - Виктория Холт

Наверняка, стала успокаивать она себя, я не получу нагоняя. Разве мать не может вызвать меня потому, что давно не говорила по душам с любимой дочерью?

Ее чувственные губы недовольно скривились. Она принарядилась для любовника; на ее белых тонких пальцах сверкали драгоценные камни, розовый испанский бархат был расшит стеклярусом.

Мать может спросить, с чего она так нарядно оделась, не готовится ли к событию государственной важности.

— Нет, maman, — прошептала Марго и тут же прониклась презрением к себе, потому что никогда не обращалась так к Екатерине Медичи. — Это событие значительно важнее. Я готовлюсь к свиданию с единственным мужчиной на свете, которого люблю и буду любить.

Ее казавшиеся черными темно-синие глаза сверкали то радостью, то вызовом.

— Что я сделаю, если нас попытаются разлучить? Умру… умру… умру.

Марго всегда отличалась мелодраматичностью, из-за чего братья посмеивались над ней, но тут была вполне искренна. Она любила Генриха де Гиза со всей преданностью, на какую только была способна; преданность ее не уступала пылкой страсти.

И что тут удивительного? Ему надо бы занимать французский трон. Какой бы получился из него король! Не то что из бедного полубезумного Карла IX. Конечно, Карл ее брат, она привязана к нему. Но однажды она увидела его во время приступа бешеной ярости, с пеной у рта он лежал на полу и бил ногами по мебели, ей стало стыдно. Другому брату, Анжу, она не доверяет. Франциска д'Алансона, младшего, любит больше, чем остальных, и всегда с ним в хороших отношениях. Но как лицемерны принцы Валуа в сравнении с мужественным Генрихом де Гизом.

Анжу завидует его красоте и силе характера. Когда ее любимый Гиз проезжает по улицам, люди громко приветствуют его. Называют королем Парижа. Как они его любят! Братьев Анжу или Франциска, даже самого Карла встречают вяло или молча. Но вот появляется Генрих де Гиз, самый красивый мужчина Франции, и улицы оглашаются криками: «Vive Guise et Lorraine!» [9]

Он достоин трона — или супруги королевской крови.

«И он станет моим мужем! — уверяла себя Марго. — Я стою на своем. Стану отказывать всем остальным. Матери и братьям придется уступить».

О Гизах говорили: «Другие принцы рядом с ними выглядят плебеями».

Жаль, что люди так считают, хоть это и правда. Анжу приходит в жуткую зависть. Он ненавидит Генриха де Гиза, потому что Генрих — принц до кончиков ногтей, относится к нему настороженно и таит злобу; а королева-мать со смерти мужа любит его больше других детей, больше всех на свете. Он смуглый, больше походит на итальянца, чем на француза; и раз он ненавидит Генриха де Гиза, то внушит ненависть к нему и Екатерине Медичи.

Поэтому всякий раз, получая вызов от матери, Марго тревожилась все больше.

Ей не раз снилось, что их тайна с Гизом раскрыта; и в этих кошмарах она видела вблизи лицо матери: губы ее кривила презрительная усмешка, глаза понимающе щурились, создавалось впечатление, что ей все известно в подробностях, что она видела их любовные игры и в определенном смысле разделяла удовольствие любовников. Марго вполне верила, что мать проделала отверстие в полу своих покоев и наблюдала сквозь него, как отец с Дианой де Пуатье предавались любви. На такое она вполне способна.

«Будь отец жив, — подумала Марго, — он бы меня понял». Ей было всего шесть лет, когда Генрих II, пышущий здоровьем и силой, выехал на турнир, где несчастный случай положил конец его жизни и образу правления. Страной управлял уже не ее любимый отец с очаровательной, ласковой Дианой, ставшей его детям второй матерью. Но все же когда королем стал старший брат Марго, Франциск II, а королевой его жена, Мария Стюарт, Екатерина Медичи оставалась в тени, потому что настоящими правителями Франции тогда были кардинал Лотарингский, дядя Марии, и Франсуа де Гиз, отец ее возлюбленного Генриха. Тогда власть фактически перешла к Гизам.

Несчастный болезненный Франциск II, ничего не разумевший в делах государства, прожил недолго, и занять престол наступил черед Карла, в сущности, Екатерины Медичи: Карлу было тогда десять лет, и правила за него мать. Испорченный, психически ненормальный, Карл IX стал скверным маленьким королем; шептались, будто он такой потому, что мать нарочно воспитала его слабым, неспособным править, чтобы самой властвовать над ним и, соответственно, над Францией. Удивительно ли, что Марго с детства не могла избавиться от страха перед матерью?

Если мать спросит: «Гиз твой любовник?», что ей ответить? Правду: «Да. Мы с ним много раз предавались любви, и каждый раз восхитительнее предыдущего!» Что за этим последует? Станет ли мать, прекрасно знавшая, что у нее были и другие любовники — первого она завела еще двенадцатилетней, — изображать ужас? Или, глядя ничего не выражающими глазами, примется говорить о благости девственности, о необходимости хранить невинность до брачного ложа, а ее внезапный хриплый смех, конвульсивное подергивание губ будут наводить на мысль, что, даже проповедуя добродетели целомудрия, она тайком наслаждается, живо представляя, как ее дочь занимается любовью?

А если нагло соврать? Заявить: «Нет, любовниками мы не были, но хотим пожениться». Что тогда? Расхохочется мать издевательски и влепит пощечину? Примется выкручивать руку? Приблизит свое наводящее ужас лицо и громко произнесет: «Выкладывай правду, девчонка, не то выпорю тебя сама»?

Почему же молодая, сильная женщина позволяла так обращаться с собой чуть ли не старухе? Ответить на этот вопрос — значит понять загадку, которую представляла собой Екатерина Медичи. Марго, самая смелая и безрассудная женщина при дворе, испытывала перед ней такой же страх, как последняя служанка, и объяснить этого не могла.

Раздумья ее прервало появление младшего брата. Когда юный принц обнял сестру, служанки отошли в сторону. Марго и Франциск Алансон были очень привязаны друг к другу; они росли вместе со своим братом Анжу (его при рождении назвали Эдуардом Александром, но мать давно сменила это имя на имя Генрих в честь покойного мужа), но объединились против него — главным образом потому, что он был любимчиком матери.

Герцога д'Алансона окрестили Эркюль [10], но его все звали Франциском. Имя, полученное при крещении, он терпеть не мог, потому что на Геркулеса отнюдь не походил. Очень смуглый, рябой после оспы недоросток с наростом на носу, он мечтал быть высоким, красивым; младший — он жаждал быть старшим. Поскольку был слаб и считал, что при других обстоятельствах мог бы вырасти сильным, очень завидовал тем, кто, по его мнению, отличался силой; и высшим удовольствием для младшего принца было напакостить людям, невольно заставлявшим его мучительно завидовать. Злейшим врагом Франциска Алансона был не король — кто мог бы завидовать несчастному полубезумному Карлу IX? — а средний брат Анжу. Если у Карла IX не будет сына, Анжу предстояло стать следующим королем Франции, Генрихом III. Он был любимчиком матери, и та во всем его поддерживала. Поэтому младший брат ненавидел среднего с такой лютостью, какую могла внушить только зависть.