Последняя война (с иллюстрациями) - Кир Булычев

— Вам не трудно?

— Нет, — сказал Ранмакан. — Я могу встать?

— Вам придется некоторое время полежать, — сказал человек в белых перчатках. — Вы должны отдохнуть и окрепнуть.

Ранмакан оглядел комнату, в которой он лежал. Это была странная комната. Стены и потолок в ней были светло-зелеными, матовыми, очень гладкими, без единого украшения. Непонятно было, откуда в комнату попадает свет, хотя освещена она была ярко. В комнате было также много приборов. Они стояли на длинном столе за спинами людей, на столике или тумбе в изголовье кровати и с этой тумбочкой составляли одно целое — непонятное переплетение светящихся дисков, шкал, трубок, шлангов и проводов. Некоторые из них тянулись к кровати, и, проследив их, Ранмакан понял, что они должны оканчиваться у его тела. Худшие его подозрения оправдывались. Он подопытный. Ранмакан снова поднял руку и обнаружил, что к кисти ее прикреплен один из проводов.

— Зачем это? — спросил он, стараясь не показать волнения.

— Приборы следят за вашим здоровьем, — ответил человек в белых перчатках. — Когда вы совсем выздоровеете, мы их снимем.

— Когда?

— Может быть, сегодня, — сказал человек.

И Ранмакан ему не поверил, хотя не стал показывать, что не поверил. Он должен обязательно перехитрить своих тюремщиков.

Маленькая женщина наклонилась к черной коробочке и спросила:

— Вы не голодны?

Коробочка не отличалась богатством интонаций: она сказала эти слова тем же мужским голосом. Ранмакан понял, что коробочка что-то вроде переводчика. И еще он подумал, что эти люди наверняка связаны с военными: ни такого оборудования, ни таких переводчиков в коробке ему еще встречать не приходилось. Наверно, он на секретной базе.

— Нет, спасибо, я не голоден, — сказал Ранмакан и тут же пожалел о своих словах.

Лучше есть, пока дают. В Манве было плохо с продуктами. Спекулянты подняли на них цены, и Ранмакан питался плохо и скудно. Наверно, у военных на базе по этой части куда лучше, чем в городе.

— Где я? — спросил Ранмакан.

— Мы вам все объясним, — сказал человек в белых перчатках.

Что же такое неладное у него с руками? В чем же дело? Ну конечно, как же раньше не догадался? Не может быть? Как бы невзначай, чувствуя, что за каждым его движением внимательно следят и хозяева этой комнаты, и приборы, которыми он прикован к постели, Ранмакан снова приподнял руку. Так и есть: и у человека в белых перчатках, и у женщин, и у того, третьего, на руках больше пальцев, чем положено иметь человеку. По пять пальцев. У Ранмакана — четыре. Отдельный, длинный, средний и маленький. Четыре. У них — пять. Этого быть не может. Так не бывает. У людей так не бывает.

— Где я? — спросил он снова. Ему стало страшно, и он заметил, как замелькали, замельтешили огоньки приборов у кровати.

— Я вас прошу, не волнуйтесь, — сказал человек в белых перчатках. — Мы вам все объясним, как только вы окрепнете.

— Нет! — крикнул Ранмакан. — Нет! Кто вы?

И он уже видел, что у его тюремщиков по-иному, чем должно быть, прорезаны глаза, по-иному лежат волосы, по-иному намечены скулы…

3

— Откуда вы?

— Мы издалека, — сказал человек в белых перчатках.

Павлыш понял, в чем дело, — в пальцах. Больной, может быть, и не заметил бы этого, одень они перчатки с четырьмя пальцами, как у него, и тогда объяснение можно было бы отложить на некоторое время. Павлыш краем глаза поглядывал на приборы. Он знал, что в лаборатории за стеной корона Вас также сидит у пульта и не упустит опасного для жизни этого человека момента. И все-таки он с тревогой следил за приборами.

— Вы сильно пострадали во время войны. Сильно пострадал весь город. Мы стараемся вам помочь. Постарайтесь мне поверить. А теперь вам принесут пищу. Вам надо подкрепиться. Кирочка, — обратился человек в белых перчатках к женщине, — возьми поднос сама. Понимаешь?

— Одну секунду. — Женщина вышла из комнаты. Ранмакан поглядел ей вслед, стараясь увидеть, что там за дверью, но увидел только часть такой же зеленой стены коридора.

В коридоре Кирочку ждала тетя Миля. Она не выдержала и прибежала к двери госпиталя и стояла здесь, слушая по внутренней связи происходящее, и надеялась, что ее помощь может понадобиться. Она стояла рядом с кухонным Гришкой и смотрела, чтобы тот по нерасторопности не открыл колпака, под которым стоял куриный бульон и сухарики, — не дай бог, микробы пролезут.

— Ну как он? — спросила она у Кирочки, которая взяла поднос под колпаком из рук Гришки. — Оживает?

— Вы же слышали, тетя Миля. — Кирочка показала подбородком в сторону динамика, в котором успокаивающе журчал голос Павлыша.

— Ну-ну, — миролюбиво сказала тетя Миля, — буду в буфетной. Может, добавка понадобится.

Ранмакан не отвечал доктору. Тот уже представился: доктор Павлыш. Непонятно, странное имя. Его и не произнесешь. Он старался привести в порядок мысли, и мысли никак не хотели приходить в порядок. Ранмакан только понимал, что случилось что-то очень страшное и необычное, если в городе распоряжаются уроды с пятью пальцами. Вошла женщина с желтыми волосами. Она несла поднос, покрытый прозрачным колпаком. На подносе стояла чашка с чем-то дымящимся. Чашка была знакомой (Бауэр настоял, чтобы посуду для кормления пациента принесли из города). Ранмакан понял, что голоден.

Женщина подошла к куполу, покрывающему его кровать, и приставила колпак с подносом к прозрачной стене. Странным образом колпаки объединились, как объединяются мыльные пузыри, если их осторожно приблизить друг к другу. Ранмакан ощутил, как подушка и верхняя часть кровати медленно поднимаются, заставляя его сесть, а сбоку, из стены, вдруг вылез столик и повис у него перед грудью. Поднос, не разорвав пленки купола, проник в замкнутый мир Ранмакана и лег на столик.

— Если вам неудобно есть при нас, — сказал Павлыш, — мы можем уйти.

— Нет уж, — сказал Ранмакан. — Я тут не хозяин.

Он решил пока не задавать вопросов. Вспышка собственного страха была ему неприятна и снижала его шансы обмануть тюремщиков, убежать, скрыться от них. Надо держать себя в руках, будь они хоть злые драконы. Ты жив, Ранмакан, а дальше посмотрим.

Кирочка Ткаченко вышла из комнаты. За ней вышел Бауэр.

— Поднимемся на мостик? — спросил Бауэр. — Там все сейчас.

— Нет, я могу понадобиться здесь.

— Как знаешь.

Павлыш уселся на кресло у пульта. Павлышу за последние дни пришлось пройти три сеанса гипноза, пока он разобрался в принципе действия этих приборов. Теперь все в порядке. Павлыш не смотрел в упор на первого человека планеты, но краем глаза видел его и отлично знал, что творится у того внутри: и как работает сердце, и насколько напряжены нервы. На минутку он отключил лингвиста и спросил по внутренней связи корону Вас, не стоит ли ввести успокаивающего. Тот ответил, что не надо: организм отлично справляется с нагрузкой.

Ранмакан подозрительно взглянул на Павлыша. Тот снова говорил на непонятном языке, таился, значит, замышлял что-то. Ранмакан по натуре был недоверчив. Недоверчивость — одно из основных качеств бедного человека в большом городе. Ранмакан мало кому верил. Не верили и ему.

Ранмакан допил бульон; он не знал, что бульон был специально обработан, чтобы быть вкусным и питательным для жителя Синей планеты, он об этом не задумывался. Ранмакан взял последний сухарь и, хрупая им, присматривался к Павлышу.

Павлыш убрал посуду. Наступило неловкое молчание. Ранмакан ждал, что скажет доктор. Доктор, глядя на Ранмакана, думал, как это сделать лучше, легче, безболезненней. Перед ним сидел, опершись на подушку, человек с очень бледным, голубоватым лицом и с иссиця черными прямыми волосами. Натянутая на лице кожа оттягивала книзу углы его черных глаз, и оттого выражение лица человека было скорбным. Туго сомкнутые губы также были опущены уголками книзу. Щеки и подбородок были гладкими. «Волосы на лице не растут», — подумал Павлыш.

— Как вас зовут? — спросил он.

— Ранмакан из Манве, — сказал тот.

В комнату вошла Кирочка Ткаченко. Павлыш уступил ей кресло, а сам отошел на шаг назад, не спуская глаз с пациента и пульта сразу.

— Манве — это город, в котором вы живете?

— Да, это город. Чего спрашивать? Вы и без меня знаете.

— Нет еще, — сказал доктор, и по всему видно — сказал правду. — Сколько вам лет?

— Тридцать, — сказал Ранмакан.

«Значит, тридцать четыре по нашему счету, — подумала Кирочка. — У них год длиннее».

— У вас есть семья, родственники?

— Никого у меня нет, — сказал Ранмакан. Допрос ему не нравился. — Возьмите мои документы и посмотрите.

— Документов ваших у нас нет.

— А зачем вам все про меня знать?

Ранмакан думал, что на такой невежливый, даже наглый вопрос последует вспышка гнева тюремщика. Но тот сделал вид, что не обратил внимания на вызывающее поведение пленника.