«Если», 2006 № 04 - Журнал «Если»

— Подлец!

— Ты как говоришь с его милостью?! — Босуэл встряхнул мага за шкирку. — А ну прикуси язык!

— Пусть его, — отмахнулся Рэндол. — Что ему остается, кроме ругани?

— Когда вешать будем? — деловито осведомился Том.

— Погоди… — Рэндол скинул куртку, принялся разматывать веревку, которой он на всякий случай был опоясан. — Сначала мы его свяжем, а там поглядим.

Тщедушный Эхоу изгибался, как вареный червяк, но выскользнуть из дюжих лап Тома не мог. Через минуту он был накрепко связан и с ужасом наблюдал, как Рэндол, используя остатки сена и обломки двух лестниц, разводит костер.

— Что, невесело? — спросил Том. — А других жечь весело было? Теперь на себя примерь.

Рэндол зашел в башню. Беатрис сидела на краю постели, прижимая к себе обоих мальчишек. Кажется, все это время они так и пробыли, замерев.

— Вот видишь, — сказал Рэндол, — я же обещал, что все будет хорошо. Я знаю, ты не хочешь видеть этого дутого мага, но я сейчас разберусь с ним. А тебе лучше отсюда выйти, огонь слишком близко. Никто не знает, чем закончится сегодняшний пожар.

— Конечно, мы сейчас выйдем, — ответила Беатрис, улыбнувшись слабой, но настоящей улыбкой.

Рэндол выбрал в куче палаческих принадлежностей, сваленных рядом с разбитым скелетом виверны, тяжелые клещи и причудливой формы железяку неясного назначения. Вышел из башни, бросил железяку в костер. Присел возле связанного Эхоу, заглянул ему в лицо.

— Будешь пытать? — проскрипел колдун.

— Зачем? Это ты специалист по пыткам, так не суди других по себе. Я не стану даже вешать тебя, не хочу марать честную веревку. Я тебя отпущу, и ты уйдешь. Но сначала надо предупредить добрых людей, кто перед ними, а то ведь ты снова можешь начать свои мерзости. Кстати, это идею подсказал мне ты, — Рэндол клещами шевельнул железяку, черневшую на углях. — В мире ничего не бывает просто так. Раз ты выпросил у меня это железо, а потом вернул назад, значит, в этом есть смысл. Я понимаю, ты хотел превратить мое жилище в мрачную пещеру, украсив его костями виверны и орудиями пыток. Вместо этого череп болотного гада упал тебе на голову. А теперь и пыточный инструмент пригодится. Знаешь, что это? Это тавро, которым мои не слишком гуманные, но достойные предки клеймили пойманных воров. Подожди, сейчас оно раскалится как следует. В наше время уже не встретишь преступника, клеймленого таким образом, ты сможешь неплохо зарабатывать на ярмарках, рассказывая свою историю.

— Лучше повесь! — прошипел маг.

— Захочешь — повесишься сам. А меня избавь.

Рэндол вернулся к костерку, пошевелил клещами угли, потом ухватил железо и крикнул:

— Томми, придержи нашему гостю голову, чтобы он не дернулся ненароком!

Горячее железо впечаталось в морщинистый лоб, Эхоу взвыл, дергаясь, но Рэндол продолжал вдавливать клеймо, пока плоть под раскаленным металлом не перестала шипеть.

— Вот и все, — сказал Рэндол, отбросив инструмент. — Ты свободен. Том, развяжи его.

— Подождите, подождите минуту! — раздался крик.

По дороге, обсаженной старыми липами, на которых никто так и не был повешен, торопились двое. Впереди Райнихт, следом старичок в яркой одежде нездешнего покроя.

— Успели! — отдуваясь произнес старичок. — Позвольте представиться: Максон — маг и чародей, к вашим услугам. Насколько я понимаю, вы собираетесь вешать этого негодяя. Я хотел бы присутствовать при экзекуции, если не возражаете.

— Вынужден вас огорчить, — ответил Рэндол, поклонившись. — Я решил отпустить господина Эхоу, не повесив.

— Но как же?… — вскинулся Максон.

— Мне кажется, — мягко сказал Райнихт, — лорд Рэндол выбрал наказание, которое страшнее смерти. Покуда наш бывший товарищ горюет о том, чего он не приобрел. Но скоро он поймет, что потерял, и это будет истинный ужас.

Максон пожевал сухими губами.

— Пожалуй, вы правы, друг мой. Вешать его было бы глупо. Но… нельзя же отпустить его просто так…

— А вот здесь я с вами полностью согласен. Нас тут двое, мы оба полномочные представители конклава. За чем дело?

— Дело в том, что лоб негодяя уже помечен. И там совсем другие литеры, чем требует традиция.

Райнихт подошел, глянул в лицо Эхоу. Лоб бывшего чародея вспух и покраснел, но выжженное слово «Вор» читалось совершенно четко.

— И что? — спросил Райнихт, брезгливо отвернувшись. — Да, буквы другие, но смысл? Что касается традиций, до сих пор еще никто не клеймил разжалованного волшебника. Они всегда погибали. Мы с вами создадим интересный прецедент.

— В самом деле! — вскричал Максон. — Как я не подумал?

— Начинаем, мэтр Максон.

— Полагаю, его следует все-таки отпустить, — вмешался Рэндол. — Он уже наказан и, главное, никому больше не сможет причинить зла.

— Мы его отпустим, — успокаивающе произнес Райнихт. — Наше колдовство вреда здоровью не причинит. Но закон должен быть исполнен.

— Называвший себя магом, яви свое искусство! — торжествующе возопил Максон. Затем он повернулся к Райнихту и произнес буднично: — Я не наблюдаю в нем никакой силы.

— Я был, был великим магом! — взвыл Эхоу. — Это вы, негодяи, подло отняли мою силу! Вы не смеете делать этого!

— Я тоже не могу обнаружить ни малейших проявлений силы, — не обращая внимания на крик, произнес Райнихт. — Перед нами явный самозванец. Приступайте, коллега. Это ваше право.

Максон вздел руку со скрюченными пальцами. Казалось, сейчас он вцепится в глаза Эхоу, но и без того связанный, тот визжал и бился сильней, чем в ту минуту, когда его жгло железо.

Не коснувшись лба, Максон опустил руку. Слово «Вор» на лбу Эхоу вспыхнуло ярким, негасимым светом.

— Теперь можно развязывать, — кивнул Райнихт.

Почувствовав свободу, Эхоу вскочил и бросился бежать. Том Брэдли засвистел вслед.

— Замечательно! — объявил Максон, потирая ладони. — Мне кажется, следует отметить столь удачное завершение дела.

Меньше всего Рэндолу хотелось что-либо отмечать с этим человеком, а вернее, магом. По счастью, Райнихт выручил его.

— Согласен, друг мой, — сказал он. — Вы пока ступайте, распорядитесь насчет праздника, а я доделаю кое-какие мелочи и подойду.

Максон расплылся в улыбке, послал присутствующим воздушный поцелуй и исчез.

— Я правильно сделал, забыв пригласить вас на пирушку к Максону? — спросил Райнихт. — Мне кажется, вы не слишком рвались туда. К тому же ваша жена скорее сгорит в башне, чем выйдет, пока мы здесь.

— Спасибо, — сказал Рэндол. — Вы очень добры.

— Я не добр, — поправил Райнихт. — Я всего лишь справедлив. Мне показалось справедливым, чтобы вашей жене вернулся разум, — она здорова. Мне показалось справедливым, чтобы гадина Максон мог поквитаться с обидчиком; Максон сполна насладился местью. А доброта здесь ни при чем, это понятие бытует только среди людей. Мне нет дела, что, по мнению окрестных поселян, ваша супруга добра, а Максон — зол. Пусть с этими вопросами разбираются любители копаться в этических проблемах. Я всего лишь блюду закон справедливости, да и то лишь в те минуты, когда мне приходится колдовать. Может быть, я не прав?

— Пожалуй, вы правы, — Рэндол глянул в лицо волшебника и добавил: — Сейчас у меня будет слишком много дел, но как только жизнь хоть чуточку наладится, я буду рад видеть вас у себя. Просто так, безо всякого колдовства; я очень устал от чар. Посидеть, поговорить о жизни. Я не философ и плохо разбираюсь в этических сущностях, но что такое добро, я постараюсь объяснить.

— Договорились, — Райнихт кивнул, приложил два пальца к шляпе, повернулся и пошел в ночь, из круга, освещенного заревом пожара.

Теперь поблизости от гибнущего замка не оставалось ни одного волшебника, и в самой его гибели тоже не было ничего чудесного. Огонь подошел уже близко к старой башне. Босуэл вывел наружу Беатрис и мальчишек. Хотел было идти вытаскивать вещи, но Рэндол остановил его.

— Пусть. Там не осталось ничего нужного.

Пламя взлетело по плетям старого плюща, заглянуло в бойницы третьего и четвертого этажей, пробежалось по пыли и мелкому сору, охватило пересохшее дерево перекрытий, и башня запылала разом, словно бочка с перегретой смолой. Из темноты потянуло ветром, и весь остальной пожар ненадолго оживился, дожигая то, что еще могло гореть.

Беатрис подошла к мужу, укрылась за его спиной, положила ладони на плечи. Мальчишки, взявшись за руки, стояли рядом.

— Они ушли? — она не уточнила, «кто» ушел, но Рэндол понял и ответил не переспрашивая:

— Да, конечно.

— Это хорошо. Теперь все наладится. Смотри, как горит… ведь это вся наша прошлая жизнь… (с долгим треском рухнула крыша правого крыла) — там был зал для балов, а теперь ассамблеи будет проводить кто-то другой. А тут… (новый столб искр) — наша спальня. Надо же, все сгорело, а мне ничуть не горько.