В капкане - Дмитрий Линчевский

Мошкин, по молодости лет, не знал, что на свете существуют люди, которые на вопрос: «Как жив-здоров?» действительно рассказывают о жизни и здоровье. На пятнадцатой минуте медицинской истории, когда уже были прочитаны главы о зубах, простуде и геморрое, он, не выдержав, отчаянно возмутился.

— Послушай, Комаров, ты, что решил все свои болячки сейчас вспомнить?

— Да ты что?! — бодро хохотнул эксперт. — Этим я только за последнюю неделю переболел. А если вспомнить, хотя бы за прошлый год. Так там было делов. Ага. На Рождество, значит, прихватил у меня желудок. Чую я, пришел гастрит, да не один пришел, а с подругой своей, язвой. Ну и как прикажешь праздники праздновать? Срам один — ни съесть, ни выпить. Решаю, значит, пойти на риск.

От этой главы у Мошкина так закрутило в животе, что он со стоном взмолился.

— Слушай, Комаров, ты зачем мне позвонил? Я щас сдохну от твоих рассказов.

— Ну вот, — обиделся эксперт. — Сам же про здоровье спрашивал.

— Я же просто, из приличия поинтересовался.

— Так я из приличия и ответил, коротенько. А вообще-то, я по делу вашему звоню.

— Ну, слава Богу, дошли до дела. Говори же, наконец.

— А чего тут говорить. Пробили мы вашего старика по пальчикам. И не тем он оказался, за кого себя выдавал.

— Как, не тем? — вытянул губы Мошкин.

— Да вот так. Ты про Рождество сначала дослушай…

Глава 7

Спасательная лодка мчалась по фарватеру, вспарывая носом голубую гладь. Полынцев стоял у бортика, словно капитан дальнего плаванья, зорко глядя на маячившую впереди мотору. Ему хотелось крикнуть: «Два румба вправо! Полный вперед! Открыть предупредительный огонь!». Но он был участковым, а не морским пограничником, хоть и тоже, в форменной фуражке…

Все вышло как нельзя лучше (что бывало с Полынцевым редко). Когда он прибежал на берег, там вновь ковырялся в моторе спасатель Гарик. Тот самый подозрительный тип, который вполне мог оказаться потенциальным убийцей. Но с этим еще предстояло разобраться, а моторка с рыбаком уходила вверх по течению. Для погони все средства хороши, в том числе, когда одного мерзавца используют для задержания другого (это даже приветствуется). Не сулящим ничего хорошего тоном Полынцев громко скомандовал: «Отдать швартовы! Полный вперед!». На дерзкое возражение спасателя — мол, бензина маловато — пригрозил вздернуть его на рее. Мотор тотчас завелся…

Придерживая фуражку, «капитан» отдавал громкие приказы на корму.

— Держи правее! Полный газ!

— И так держу, — угрюмо отвечал «матрос». — И так, до отказа.

Вероятно, мотор спасателей был мощнее рыбацкого, потому что расстояние между лодками постепенно сокращалось. Через минуту-другую уже различалась фигура беглеца: прямая, не очень высокая, широкоплечая. Впрочем, определить рост человека в сидячем положении не так просто, как кажется: иные люди обладают такими длинными ногами, что, простите, костыли короче. Ширина плеч тоже обманчива. Плащ-палатка, скроенная под реглан, может скрыть любые пропорции. Словом, человек есть, а примет — нет.

Совершенно некстати в кармане Полынцева завибрировал мобильник. Звонок можно было бы пропустить — разговаривать в такой обстановке по меньшей мере неловко — но вдруг на том конце случилось что-то страшное.

— Да! — гаркнул он сквозь ветер, приложив трубку к уху.

— Але, Андрюха, ты сейчас где? — донесся, как из загробного мира, тихий голос Мошкина.

— Говори громче, я в погоне за рыбаком.

— Тебе, что, заняться нечем — рыбаков гоняешь?!

— Громче, я не слышу!

— Я говорю, ты что, блин, рыбнадзор — рыбаков гоняешь?!

— Он с нашего острова отплыл.

— Вплавь?

— На моторке.

— А ты на чем?

— А я, блин, вплавь! — рявкнул Полынцев раздраженно.

— Шутишь, что ли?

— Нет, не шучу. Плыву кролем, уже догоняю. Ты чего хотел? Говори быстрей, а то рука занята, грести трудно.

— Я сейчас скажу, только ты не захлебнись.

Полынцев закрыл рукой второе ухо.

— Давай, я воздуха набрал.

— Старик наш оказался с двойным дном. Отпечатки пальцев принадлежат совсем другому человеку.

— Кому?

— Ранее судимому выходцу из Украины.

— Вот это номер. А как же… А где же… Я ничего не понял. А где тогда тот, который наш? Или это один и тот же, под разными фамилиями?

— Я сам пока не понял. Давай, гони своего рыбака, может, он что прояснит.

— У меня тоже есть новость. Вернусь, расскажу.

— Ага. Семь футов под килем.

Отключившись, Полынцев обернулся к спасателю. Тот воровато отвел глаза. Видимо, подслушивал. Занятная история получается: судимый дед, судимый атлет, ночная стрельба на пляже — цепочка, однако. Осталось пристроить сюда трехкомнатную квартиру и ее нового хозяина… и гробокопателя… и кавказца. Нет, все вместе никак не складывается. Надо разбивать на звенья. Пока — только дед и спасатель, а дальше будет видно.

Между тем, лодки сближались. Расстояние между ними сократилось метров до 30–40.

— Он нас заметил! — громко крикнул культурист. — Петлять, паскуда, начал.

Действительно, рыбацкая моторка виляла из стороны в сторону, создавая встречные волны, на которых спасательная лодка прыгала, как телега на кочках.

Пассажирская «Ракета», скоростное судно на воздушной подушке, появилась неожиданно и эффектно. Белая, высокая, с длинными подводными крыльями, она неслась по реке, как междугородный автобус по трассе. Спасатель взял руль вправо, пропуская ее по левому борту. Рыбак поступил иначе. Заложив крутой вираж, он бросился влево, ей наперерез.

— Давай за ним! — крикнул Полынцев, видя, как беглец уходит.

— Я не самоубийца.

— Давай, говорю! У нас мотор сильнее, успеем!

Атлет, скрепя сердце, повернул руль в обратную сторону.

— Пеняй на себя, лейтенант.

Рыбак проскочил перед «Ракетой» метрах в 20. То же самое успел бы сделать и Гарик, если б не бензин. Он кончился именно тогда, когда больше всего был нужен…

Спасательная лодка, только чудом не обняв «Ракету», кубарем отлетела от ее белого борта в гребне мощнейшей волны. Полынцев взмыл в воздух, словно прыгун на батуте. «Куда меня выбросит? — думал он, акробатически кувыркаясь. — Только бы не затянуло под «Ракету»…

В эти, возможно, последние секунды своей жизни, ему вспомнилась старая дворовая песенка. Надо сказать, к месту вспомнилась, ко времени.

Сюжет подъездного шлягера был удивительно прост и печален. Одно начало чего стоило.

В океане, средь могучих волн,Где дельфины нежатся с пеленок.Вдруг попался под рыбацкий борт,Маленький попался дельфиненок.

Далее события разворачивались не менее трагедийно. Мамаша-дельфиниха, увидев, что ее детеныша разорвало гребным винтом, бросилась на баркас в лобовую атаку.

И тогда, от горя обезумев,Бросилась она в корабль пулей.

Она таранила судно раз за разом, пытаясь раскроить борт, но лишь сама получала жуткие увечья и, в конце концов, потеряла сознание.

На этом месте девчонки, перед которыми Полынцев бренчал на гитаре, обычно плакали, сам же он держался, правда, в горле саднил шершавый сентиментальный комок. Финал истории по накалу ничуть не уступал завязке.

Когда мамаша таки пришла в сознание, глаза ее ничего не видели, потому что в них стояла густая кроваво-красная пелена. А, впрочем, лучше автора не скажешь.

А когда в сознание пришлаПосле той очередной атаки,Вырывались слезы из груди,Алые, в крови, как будто маки.

Здесь девочки хором рыдали, а Полынцев, переживая, сурово молчал.

И вот теперь в голове его звучали слова именно этой песенки. Ему не хотелось попадать под гребной винт, не хотелось повторять судьбу дельфиненка, не хотелось оказаться на темном речном дне. Ему было нестерпимо жаль себя — дурака.

Он открыл глаза (до этого летел, зажмурившись), готовясь взглянуть в лицо смерти.

Однако, «Ракета» была уже далеко, впрочем, как и рыбак, спокойно уходящий вверх по течению…

Держась за бортик перевернувшейся моторки (которая, к счастью, обладала непотопляемой конструкцией), атлет сплавлялся вниз по реке и злобно поглядывал на Полынцева. Тот, в свою очередь, гнался за фуражкой по фарватеру. Бросать ее было нельзя (кто служил, понимает). Плавал он, в целом, неплохо: умел и кролем, и брассом, и баттерфляем. Но одно дело в плавках, и совсем другое — в одежде. Она плотно обтягивает тело, сковывает движения, тащит вниз. Но это бы полбеды, если б не ботинки. Тяжелые, как свинцовые, и идеально обтекаемые, они совершенно не позволяют работать ногами. Помощи от них — что от сжатой в кулак ладони. Но сбросить нельзя — что за вид будет у милиционера с голыми пятками. Словом, плыл: медленно, тяжело, мучаясь и сокрушаясь… пыхтел.