Мгновение - Яна Левская

Не потому, что в ней нет ни слова правды, а потому, что реальность и фальсификации в ней совершенно – ну никак! – нельзя отделять друг от друга, иначе она просто осыплется ворохом бессмыслицы. Ох, как прав был Оруэлл… Тот, кто получит власть над “Хроносом” и всеми его возможностями, станет повелителем будущего – потому что сама ложь будет служить ему беспрекословно. И тогда он либо станет править миром, продолжая лгать, либо попытается очистить его от лжи – и разрушит до основания”.

Взвинченный до предела, Этингер достиг парковки, и здесь – по какому-то издевательскому замыслу вселенной, не иначе – увидел Амину. Та стояла в стороне от входа и с кем-то разговаривала по комму, перебирая вещи в сумке. С тех пор, как изобрели беспроводные переговорные устройства, а после и импланты, люди стали до того замкнуты на себе и безучастны к окружающему, что, если лет триста назад вид человека, говорящего в никуда, вызвал бы у наблюдателя беспокойство, то теперь – ничуть. Даже если по улицам станет бродить настоящий псих, бросаясь обрывками случайных фраз, никто не заподозрит неладного.

Жалея, что встретил не одного из них, Этингер прошёл к дверям. Впрочем, Канзи его, казалось, вовсе не замечала, стоя вполоборота и продолжая разговор. Всего два дня назад Рун подошёл бы к ней, не раздумывая, но сейчас не мог и головы повернуть в её сторону Он не умел разыгрывать добродушное настроение, когда хотелось плевать ядом от досады и разочарования. Его таким трюкам не обучали.

Уже шагнув в холл, историк услышал за спиной: «Рун! Подожди минутку!» – и поморщился, оборачиваясь. Амина, спешно попрощавшись с собеседником, махнула Этингеру рукой.

– Привет, – она улыбнулась, подходя. – Рада тебя наконец-то увидеть.

– Ты вся прямо светишься, – стараясь удерживать ровный тон, отметил Рун. Вышло у него отменно, потому что Канзи, не заметив обвиняющего подтекста, заулыбалась ещё шире:

– Это был Надим.

– Мгм.

– Мой брат, Рун… Не помнишь? – её лицо снова приняло фирменное уморительно удивлённое выражение.

– Я помню всё, – отрезал историк и пояснил уже мягче: – Ты не говорила, как зовут твоих братьев.

– А. Ну, может быть. – Амина опустила глаза и заправила алую прядь за ухо. – Как ты?.. – спросила она, посерьёзнев, и торопливо добавила: – В смысле, как работа?

– Ничего нового. Пойдём, нам пора, – Рун отвернулся и зашагал прочь, не проверяя, идёт ли Амина следом.

Возле лифта уже собралось несколько человек. Двери как раз открылись, Рун пропустил всех и вошёл последним. Оглянувшись на Канзи, он хотел было посторониться, но понял, что она не собирается заходить. Наверное, надо было что-то ей сказать, только Этингер не смог разжать зубы. Когда створки сомкнулись и скрыли его от вопросительного взгляда, он ощутил почти облегчение.

По дороге к смотровой Рун машинально кивал, не заостряя внимания на лицах. Хотелось поскорее запереться и в тишине вновь обдумать дальнейшие действия. Остановившись перед дверью, Этингер едва начал набирать код, как та открылась, и из смотровой вышел Рэми Гренье – аналитик, которого Рун не видел с того дня, как получил от него подробные инструкции по работе. Нацепив дежурную улыбку и увидев на лице мужчины точно такую же, историк ответил на ничего не значащий вопрос «о делах» ничего не значащей репликой про «полный порядок»; и лишь когда зашёл, задался вопросом поважнее: «Зачем этот Гренье приходил? Неужели “Хронос” запустили и сделали новые слепки?» Проснувшийся азарт вытеснил все посторонние заботы, и Рун поспешил к терминалу.

Спустя четверть часа он в недоумении откинулся на спинку кресла. Ничего нового в архивах не появилось. Мысли о том, что тут делал аналитик, мгновенно обрели другой окрас. Рэми мог просмотреть данные о работе Этингера, что-нибудь из истории поисковых запросов – а там было немало натоптано вокруг имени Крипалани – или добавить что-то, чего раньше не было, что-то, чем заинтересовалась бы служба безопасности. Если это вообще не сам Валттери подослал человека, чтобы слепить пресловутого козла отпущения из самого бесполезного эксперта. Да. Рун уже допускал мысль о своей несостоятельности на фоне других, привлечённых к проекту специалистов. Из всех он единственный ни на йоту не разбирался в «Хроносе»: ни в принципе работы, ни в механической, ни в программной начинке. Задачей Руна было просматривать снимки и думать. Судя по тому, что ничего путного он до сих пор не надумал, уникальность его, как эксперта, в глазах Корпорации, должно быть, сошла на нет. И вообще, Рун уже почти разуверился в том, что «Хронос» заставят работать как надо. Более того, ему стало казаться, что приближение к разгадке белых пятен напрямую сопряжено с риском попасть под увольнение а-ля Эйдженс. Бывший главный инженер знал о «Хроносе» очень много; возможно ли, что в один прекрасный день он узнал о нём больше, чем нужно?

Когда-то Рун посмеялся бы над собой, таким дёрганным и подозрительным, но сейчас было не до смеха. Человек, которому везде мерещатся враги и заговоры, внушает жалость и опасение. К несчастью, Этингер не мог по щелчку пальцев перестать быть этим человеком.

Запустив пятерню в волосы, он привычным жестом растормошил серебристые вихры, склонил голову влево, вправо – потягивая шею – и выдохнул. В конечном счёте, нет смысла переживать о том, на что ты не в силах повлиять. Можно лишь попытаться не двигать ручками-ножками так, как хочется кукловоду. Как вариант – не двигать вообще. Не вестись на сплетни, ни с кем не сближаться, ничего не обсуждать… и покинуть ряды сотрудников центра, едва представится возможность.

8

Следующую половину дня Рун точно так же провёл в смотровой, прервавшись на обед чуть раньше, чтобы успеть перехватить что-нибудь до появления знакомых лиц. Вынуждая себя по кругу изучать уже вдоль и поперёк проштудированные снимки, бродя по эфемерному пространству голографических проекций, Рун всё чаще застывал на долгие минуты, с тоской глядя в одну точку. Понимание того, что придётся отказаться от работы в проекте, угнетало. Рун болезненно переносил отказы и от менее заманчивых перспектив, чем те, которыми поманил его Флагстад, уговорив связаться с этой адовой машиной. Чёртов «Хронос» оказался историку не по зубам. Ощущение ускользающего времени и ускользающей вместе с ним Возможности захлёстывало Руна настоящим отчаянием. Бессмысленное перебирание устаревших кадров всё больше походило на пытку. На исходе дня Этингер не выдержал бездействия и направился к Флагстаду.

Нароклептик попеременно пребывал в двух состояниях: полусонного насекомого и проглотившего кол удава. В обоих случаях сотрудников Миллениума встречал безжизненный взгляд воспалённых глаз, и отличить, как давно главрук проекта принял