Сражайся как девчонка - Даниэль Брэйн

его назначение было — отводить печной угар, потому что для освещения повсюду были расставлены и развешаны непонятные стеклянные лампы с маслянистой жидкостью, и я не стала бы их зажигать, даже если бы было чем. Я просто шла — шаг, другой, повозить по полу ногой, чтобы понять, есть неровности или нет.

Подвал, точнее, плотно прикрытый лаз, я обнаружила прямо под телом. Дерево было залито кровью. Стоит проверить, что там, или нет?

Раздумывала я не больше секунды. Эти двое в подвал заглянули в первую очередь и там ничего не нашли, затем сцепились — причина могла остаться мне не известной. Но раз сюда не вернулся третий, не забрал мешок и припасы, значит, подвал терпит — до того, как я приведу в этот дом тех, кто захочет пойти, до того, как смогу хоть чем-то помочь несчастному малышу, который и так лишился матери, а теперь был еще и средством шантажа.

Я нахмурилась, вспомнив в рассказе Люсьены странности. Недоговоренности, и теоретически я могла что-то знать, как и каждый житель этого города, но судя по тому, что сказала Люсьена, подробности были мало кому известны. Это тоже потом.

Плач малыша стал тише, но при этом настойчивее и надрывнее. Ребенок хотел есть, и Люсьена догадалась уйти с ним наверх. Я понадеялась, что она забилась в комнату, где плач слышен меньше всего. Прежде чем это проверить, я убедилась, что кухонную утварь растащили, единственные два ножа, которые мне так любезно подкинула ехида-удача, были в крови и стали причиной смерти двух человек, но я взяла их, обмыла под краном — вода не холодная, а словно нагретая в баке на крыше дома и, конечно, вонючая, — порылась в мешке, нашла не то драный ремень, не то часть конской упряжи, подпоясалась ей и заткнула ножи. Вызывающе, провокационно, но, может, мне повезет найти куртку, которая прикроет мое оружие. Да, я моментально начну страдать от жары, но не буду притягивать взгляды.

Я вышла из кухни, поднялась по лестнице на второй этаж. Дома здесь были похожи друг на друга не меньше, чем типовые квартиры эпохи роботов и сотовой связи: лестница, широкий коридор, тяжелые двери с обеих сторон. Одна из них была приоткрыта.

— Напрасно ты сидишь здесь, — сказала я очень недовольной моим замечанием Люсьене. — Окно выходит на улицу, плач ребенка слышен, не сомневайся. Поищи комнату без окон.

Люсьена сделала вид, что меня не расслышала, и отвернулась. Ее избирательной глухоте я оказалась не удивлена, намного больше меня беспокоило то, что ребенок голоден.

И еще — то, как он оказался у этой девицы. То, что она мне навешала в виде недоваренной лапши.

— Люсьена? — я повысила голос и заорала почти ей в ухо. — Поищи комнату без окон! Или ту, которая выходит во двор, не на улицу. Там, — я ткнула пальцем в сторону коридора, — какие-то две каморки справа от лестницы.

Кухня была бы идеальна, если бы там не лежали трупы.

Мне нужно задать Люсьене вопрос, но я совершенно не уверена в том, что она мне ответит, ответит правду и что у меня есть время методично ловить ее на лжи. Откуда у нее информация, что этот младенец — ребенок какого-то графа, если с его матерью она была почти не знакома?

— Пойдем! — обозлилась я, рывком заставила Люсьену подняться с места и потащила вон из комнаты. Это была, скорее всего, хозяйская спальня — как и следовало ожидать, разоренная, но не так беспощадно, как спальня в том доме, куда сначала забралась я в поисках одежды. А комнатушка, в которую я Люсьену втолкнула, определенно была когда-то каморкой слуги: узкая незастеленная кровать, одинокий стул и окно будто бойница под потолком. — Вот здесь сиди! — рявкнула я, видя, что она собирается мне возразить. — Он не прекратит плакать, пока не наестся, и я сделаю все, чтобы он перестал орать. Но мне нужно время — час, может, два.

Два часа — за это время весь город, который еще не ввязался в драку, сюда сбежится на детские крики. Мысль, мелькнувшая у меня в голове, была безумна, но могла и сработать.

— Корми его, — приказала я.

— Чем?

— Грудью! Не говори, что ее у тебя нет! — я дернула Люсьену за воротник платья и вспомнила, что я мужчина. Руку пришлось тут же поспешно убрать. — Мне плевать, что у тебя нет ни ребенка, ни молока. Если он будет сосать пустую грудь, может, замолкнет на какое-то время. Может быть, нет. Но ты пробуй. Я скоро вернусь.

Не дожидаясь, пока она начнет орать пуще младенца, я захлопнула за собой дверь и выбежала из комнаты. Когда я уже подкралась к окну в торговом зале, услышала, что малыш перестал кричать. В лучшем случае мой план сработал, в худшем — в худшем я предпочла не думать.

Предосторожность оказалась не лишней. На улице все так же орали, но далеко, били стекла, но тоже неблизко, все, что было где-то там, пока мне не угрожало. Напротив дома Лазаря стояла телега с грустной грязной лошадью, на козлах сидел сутулый мужик, другой быстро грузил на телегу скарб — хлам, которым побрезговали те, кто успел сюда раньше.

Кинув в кучу прочего барахла треснувший, рассхошийся таз, мужик ткнул в плечо сидевшего на козлах, что-то сказал ему, и оба посмотрели в мою сторону.

Я шарахнулась от окна, прижалась к стене спиной, сердце подпрыгнуло прямо в горло, а рука сама собой нащупала нож. Какие у меня варианты? Люсьена с ребенком закрыта в комнате наверху, и пока младенец молчит, но…

С улицы дважды дернули дверь.

Глава шестая

Засов казался мне более чем надежным, но окна, низкие, в которые никакого труда не составляло пролезть, вызывали серьезные опасения. Рукоятка ножа легла в мою ладонь, и я не представляла, что буду делать, если эти двое ворвутся сюда.

Даже если я пулей взлечу наверх, даже если мы успеем спрятаться где-то с Люсьеной, остается младенец, который будет вопить и плачем нас выдаст. Убьют ли нас? Возможно, нет, если мы не окажем сопротивления и не будем биться за барахло и еду, которой, впрочем, все равно нет.

Дверь снова дернулась. Я слышала, что эти двое что-то между собой обсуждают, но что — разобрать не могла. Шум с улицы и мое безудержно колотящееся сердце.

За окном