Паутина - Елена Батуева

— Я очень рад знакомству, миледи, — граф поклонился. — Прошу прощения за свой внешний вид, мы не ждали гостей…

— Что вы?! — воскликнула я. — Здесь всё просто чудесно! Спасибо за оказанный приём.

Михаэль Эдельвейс улыбнулся, крепко сжал руку дочери и сказал жене:

— Клаудия, проводи их в комнаты, пожалуйста, а я пока пойду скажу слугам, что у нас сегодня праздничный обед. Твоя кормилица так обрадуется, когда узнает, что ты вернулась, доченька… Да, она так обрадуется, бормотал граф, проходя в гостиную; звук его шагов перемежался со стуком трости по паркетному полу.

Мы прошли на второй этаж, завернули направо и попали в небольшой коридор, в который выходили две соседствующие двери.

— Вот ваша спальня, миледи, я пойду распоряжусь, чтобы вам принесли чистое бельё.

— Спасибо вам, — я отворила скрипучую дверь и вошла в комнату. Судя по звуку, я поняла, что Фиона вошла в комнату рядом.

Спальня освещалась широким, во всю стену, окном, за которым находился балкон. Справа стояла кровать с прикроватной тумбочкой, будуарный столик и кресло, слева был небольшой гардероб, открыв который, я обнаружила несколько старых, запылившихся, но, тем не менее, великолепной работы платьев. Вход в ванную был рядом с гардеробом; судя по всему, ванная была у нас с Фионой общая.

Отодвинув пыльные шторы, я открыла дверь на балкон и вышла на отделанную мрамором длинную площадку. Я оперлась на бордюр и любовалась видом цветущего сада, когда другая дверь, ведущая в спальню Фионы, со скрипом открылась, и она показалась, уже одетая во всё домашнее.

— Вы уже тут? — довольно спросила она. — Смотрите на сад? Я по нему, наверное, больше всего тосковала.

— Ты сказала отцу, что не была дома два года, — Фиона с удивлением посмотрела на меня своими зелёными глазами, а потом удручённо отвела взгляд.

— Мой отец из-за слепоты несколько потерял нить времени… Так зачем расстраивать его лишний раз?

— Я хочу сказать, что в твоём возрасте два года не видеться с родителями… — я не сразу осознала, что она хотела сказать. — Что ты имеешь в виду?

— Мы не были дома ровно столько, сколько понадобилось принцу, мы — его верные слуги, — промямлила Фиона.

— Так сколько ты не была дома? На самом деле?

— Пять лет, — тяжело вздохнув, ответила она. У меня по спине пробежал холодок, я представила, в каком возрасте она отправилась служить принцу. Предугадав мой вопрос, Фиона произнесла. — Нам с Максом и Кэт было по двенадцать, когда мы закончили обучение. Все — золотые выпускники, гордость своих семей. Нас сразу же приставили к юному принцу, а через месяц он уехал… ну и мы вместе с ним. С год назад, когда в королевстве стало неспокойно, нам прислали ещё группу — на подмогу. Вы их, кажется, видели.

— Так где же они сейчас?

— Они отбыли раньше нас — расчистить путь. Но Тезарус стар — ему сложно открывать портал два раза подряд в одном месте. Хотя, вполне вероятно, произошёл перехлёст.

— Что это значит?

— Сама толком не знаю, — пожала плечами Фиона. — Но кажется, это связано с тем, что порталы на вход и на выход нельзя открывать в столь близко расположенных местах.

— Ладно, сейчас речь не об этом. А твоя мама в курсе?

— Конечно. Она и сама была на службе, так они познакомились с отцом. Телохранителями становятся очень рано, нас учат с детства…

— Что рано — это я уже поняла, — не отставала я, — но зачем ТАК рано?

— Обычно телохранители долго не живут… — спокойно ответила Фиона, ковыряя пальцем выбоину в бордюре. — Простите, миледи, но вы сейчас затронули такую тему… — она замялась.

— Которая меня не касается, — предположила я.

— Нет. Просто, вам этого не понять. Быть телохранителем — честь; славная смерть — смерть в бою за жизнь. И поверьте, это счастье, если ты смог её спасти.

— А телохранители есть только у королевских особ?..

— Ну что вы? — Фиона улыбнулась. — Сейчас такое время, что любой мало-мальски весомый дворянин пытается обзавестись личным телохранителем. Правда вот, личный клан — дело, касающееся только монархов. Даже у кардинала есть только наёмники.

— Личный клан?.. Не обижайся, но звучит, как личная фабрика по поставке пушечного мяса. Скажи мне, что я не права.

— Вы не правы, миледи, — Фиона Эдельвейс покачала головой. — Основатель нашего рода когда-то давно поклялся служить королевской династии. Как — дело каждого потомка. Я выбрала этот путь.

— В детстве? — спросила я.

— Здесь рано взрослеют, — Фиона развернулась и забралась на бордюр. Вы, я так думаю, это уже поняли.

— И ты готова умереть за принца?

— Мы все готовы, — Фиона даже не допускала никаких сомнений при ответе.

— Ведь ты любишь его, — в моём мозгу вихрем пронеслась мысль, перевернувшая всё вокруг. Фиона загадочно промолчала, потом спрыгнула с насиженного места и пошла к себе в комнату. У двери она остановилась и, не оборачиваясь, спросила:

— Сколько мне, по-вашему, лет, миледи?

— Пятнадцать, — не раздумывая, брякнула я.

— Мне скоро восемнадцать, — практически без эмоций проговорила Фиона, но даже в двенадцать, когда я впервые его увидела, я поняла, что между сюзереном и слугой никогда ничего не будет.

Она медленно и чинно удалилась с балкона, оставив меня с наедине с моими мыслями. Как странно было видеть такую преданность и полное понимание своей миссии в глазах этой девушки. Любыми способами защищать своего господина — ни больше, ни меньше. Я никогда раньше не говорила об этом ни с Максом, ни, тем более, с Кэт, но готова была поклясться, что они сказали бы мне то же самое. У них всех это в крови. Отец Фионы ослеп, но уж точно не от старости. Наверняка в какой-то схватке сияние опалило ему глаза. Её мать, такая спокойная, рассудительная женщина… Неужели она не осознавала, на что обрекает свою дочь? Этого я не могла понять, тогда…

В тот момент, когда мои волосы теребил ветер, приносящий из сада запах листвы, когда всё вокруг, впервые за столько часов, было дружелюбно настроено, я понимала, что наёмники Удо не сунутся в город родного кузена Кирилла. Весь мир, представлялось мне, способствовал тому, чтобы я попала домой, и ничто не могло меня остановить, так мне казалось… Тяжёлый разговор с Фионой отлетел на задний план.

Единственное, что по нехорошему скребло на сердце, были её к нему чувства. Конечно, я догадывалась; сложно было не заметить, как она на него смотрит. Но в памяти всплыли сказанные слова: «…между сюзереном и слугой никогда ничего не будет». Это внушало спокойствие, но от этого спокойствия я переживала ещё больше. Со стороны я бы смотрела на Кирилла и Фиону, как на Ромео и Джульетту: зарождающееся чувство, прекрасное от того, что ему не суждено проявить себя — романтичная такая история. Но я не была в стороне, по крайней мере, пыталась себя в этом уверить. Я не была влюблена — это правда, скрывать или надумывать нечто иное было бы просто по-детски. Но меня к нему тянуло, как тянет друг к другу разлучённых близнецов. Я видела родственную душу, а то, в чём призналась Фиона, заставило проснуться мою противную жабу. Я завидовала тому, что она и знает его дольше, и помочь ему может больше, чем я, да и общую тему для разговора им будет найти несколько проще.

Это навевало дурные мысли о собственном несовершенстве, недостаточной начитанности, да и вообще о том, что я родилась не в том месте и не в то время. Кто-то скажет: депрессия. Нет, депрессия — это болезнь, а у меня было капитальное расстройство на почве неразделённых чувств. Хотя… каких чувств?! Какое расстройство? В общем, бред, но я не могла с собой ничего поделать. Во мне боролись два человека, и я чувствовала, что побеждает некто совершенно бессовестный.

Вечером мы сидели в гостиной и праздновали возвращение Фионы и мой приезд. Мы немного выпили и теперь наперебой рассказывали, чем различаются два наших мира. Периодически это перерастало в настоящие дебаты: Фиона утверждала, что теперь уже не мыслит жизни без телевизора и рок-музыки, а я говорила, что нет ничего лучше чистого воздуха и голубого, незагрязнённого выхлопными газами, неба над головой. Клаудия и Михаэль Эдельвейс смеялись над каждым нашим словом, ни в какую не веря, что мобильный телефон, со всем количеством включённых функций, может уместиться на ладошке, а что зубные щётки теперь по сложности устройства не уступают автомобилю.

Часов в семь за нами заехал разряженный Макс. По военному выпрямившись, он доложил, что Кирилл изволит ожидать нас в королевском дворце, где в честь его приезда намечается бал. Мы с Фионой тревожно переглянулись. Макс развернулся и вышел вон.

— Зачем ему это? — спросила я.

— Нам надо как можно скорее попасть в столицу, — неуверенно сказала Фиона. — Милорду не следовало этого делать.

— Фиона, — укоризненно произнесла графиня Эдельвейс. — Ты так ничему и не научилась.