Сохрани мою речь навсегда… Стихотворения. Проза (сборник) - Осип Мандельштам
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Нет, никогда, ничей я не был современник…»
Нет, никогда, ничей я не был современник,Мне не с руки почет такой.О, как противен мне какой-то соименник –То был не я, то был другой.
Два сонных яблока у века-властелинаИ глиняный прекрасный рот,Но к млеющей руке стареющего сынаОн, умирая, припадет.
Я с веком поднимал болезненные веки –Два сонных яблока больших,И мне гремучие рассказывали рекиХод воспаленных тяжб людских.
Сто лет тому назад подушками белелаСкладная легкая постель,И странно вытянулось глиняное тело –Кончался века первый хмель.
Среди скрипучего похода мировогоКакая легкая кровать!Ну что же, если нам не выковать другого,Давайте с веком вековать.
И в жаркой комнате, в кибитке и в палаткеВек умирает, а потом –Два сонных яблока на роговой облаткеСияют перистым огнем!
1924«Вы, с квадратными окошками, невысокие дома…»
Вы, с квадратными окошками, невысокие дома,Здравствуй, здравствуй, петербургская несуровая зима!
И торчат, как щуки ребрами, незамерзшие катки,И еще в прихожих слепеньких валяются коньки.
А давно ли по каналу плыл с красным обжигом гончар,Продавал с гранитной лесенки добросовестный товар!
Ходят боты, ходят серые у Гостиного двора,И сама собой сдирается с мандаринов кожура.
И в мешочке кофий жареный, прямо с холоду домой:Электрическою мельницей смолот мокко золотой.
Шоколадные, кирпичные, невысокие дома,Здравствуй, здравствуй, петербургская несуровая зима!
И приемные с роялями, где, по креслам рассадив,Доктора кого-то потчуют ворохами старых «Нив».
После бани, после оперы – все равно, куда ни шло, –Бестолковое, последнее трамвайное тепло!
1925«Сегодня ночью, не солгу…»
Сегодня ночью, не солгу,По пояс в тающем снегуЯ шел с чужого полустанка.Гляжу – изба, вошел в сенцы:Чай с солью пили чернецы,И с ними балует цыганка…
У изголовья вновь и вновьЦыганка вскидывает бровь,И разговор ее был жалок;Она сидела до зариИ говорила: «ПодариХоть шаль, хоть что, хоть полушалок».
Того, что было, не вернешь,Дубовый стол, в солонке нож,И вместо хлеба – еж брюхатый;Хотели петь – и не смогли,Хотели встать – дугой пошлиЧерез окно на двор горбатый.
И вот проходит полчаса,И гарнцы черного овсаЖуют, похрустывая, кони;Скрипят ворота на заре,И запрягают на дворе;Теплеют медленно ладони.
Холщовый сумрак поредел.С водою разведенный мел,Хоть даром, скука разливает,И сквозь прозрачное рядноМолочный день глядит в окноИ золотушный грач мелькает.
1925«Я буду метаться по табору улицы темной…»
Я буду метаться по табору улицы темнойЗа веткой черемухи в черной рессорной карете,За капором снега, за вечным, за мельничным шумом.
Я только запомнил каштановых прядей осечки,Придымленных горечью – нет, с муравьиной кислинкой;От них на губах остается янтарная сухость.
В такие минуты и воздух мне кажется карим,И кольца зрачков одеваются выпушкой светлой;И то, что я знаю о яблочной, розовой коже…
Но всё же скрипели извозчичьих санок полозья,В плетенку рогожи глядели колючие звезды,И били вразрядку копыта по клавишам мерзлым.
И только и свету, что в звездной колючей неправде!А жизнь проплывет театрального капора пеной,И некому молвить: «Из табора улицы темной…»
1925Стихи (1930–1934)
«Куда как страшно нам с тобой…»
Куда как страшно нам с тобой,Товарищ большеротый мой!
Ох, как крошится наш табак,Щелкунчик, дружок, дурак!
А мог бы жизнь просвистать скворцом,Заесть ореховым пирогом –
Да, видно, нельзя никак…
Октябрь 1930«Как бык шестикрылый и грозный»
Как бык шестикрылый и грозныйЗдесь людям является труд,И, кровью набухнув венозной,Предзимние розы цветут.
Октябрь 1930Армения
1. «Ты розу Гафиза колышешь…»
Ты розу Гафиза колышешьИ нянчишь зверушек-детей,Плечьми осьмигранными дышишьМужицких бычачьих церквей.
Окрашена охрою хриплой,Ты вся далеко за горой,А здесь лишь картинка налиплаИз чайного блюдца с водой.
2. «Ты красок себе пожелала»
Ты красок себе пожелала –И выхватил лапой своейРисующий лев из пеналаС полдюжины карандашей.
Страна москательных пожаровИ мертвых гончарных равнин,Ты рыжебородых сардаровТерпела средь камней и глин.
Вдали якорей и трезубцев,Где жухлый почил материк,Ты видела всех жизнелюбцев,Всех казнелюбивых владык.
И, крови моей не волнуя,Как детский рисунок просты,Здесь жены проходят, даруяОт львиной своей красоты.
Как люб мне язык твой зловещий,Твои молодые гроба,Где буквы – кузнечные клещиИ каждое слово – скоба…
3. «Ах, ничего я не вижу, и бедное ухо оглохло»
Ах, ничего я не вижу, и бедное ухо оглохло,Всех-то цветов мне осталось – лишь сурик да хриплая охра.
И почему-то мне начало утро армянское сниться,Думал – возьму посмотрю, как живет в Эривани синица,
Как нагибается булочник, с хлебом играющий в жмурки,Из очага вынимает лавашные влажные шкурки…
Ах, Эривань, Эривань! Иль птица тебя рисовала,Или раскрашивал лев, как дитя, из цветного пенала?
Ах, Эривань, Эривань! Не город – орешек каленый,Улиц твоих большеротых кривые люблю вавилоны.
Я бестолковую жизнь, как мулла свой коран, замусолил,Время свое заморозил и крови горячей не пролил.
Ах, Эривань, Эривань, ничего мне больше не надо,Я не хочу твоего замороженного винограда!
4. «Закутав рот, как влажную розу…»
Закутав рот, как влажную розу,Держа в руках осьмигранные соты,Всё утро дней на окраине мираТы простояла, глотая слезы.
И отвернулась со стыдом и скорбьюОт городов бородатых Востока –И вот лежишь на москательном ложе,И с тебя снимают посмертную маску.
5. «Руку платком обмотай и в венценосный шиповник…»
Руку платком обмотай и в венценосный шиповник,В самую гущу его целлулоидных терний,Смело, до хруста, ее погрузи…Добудем розу без ножниц!Но смотри, чтобы он не осыпался сразу –Розовый мусор – муслин – лепесток соломоновый –И для шербета негодный дичок,Не дающий ни масла, ни запаха.
6. «Орущих камней государство…»
Орущих камней государство –Армения, Армения!Хриплые горы к оружью зовущая –Армения, Армения!К трубам серебряным Азии вечно летящая –Армения, Армения!Солнца персидские деньги щедро раздаривающая –Армения, Армения!
7. «Не развалины – нет! – но порубка могучего циркульного леса…»
Не развалины – нет! – но порубка могучего циркульного леса,Якорные пни поваленных дубов звериного и басенного христианства,Рулоны каменного сукна на капителях – как товар из языческой разграбленной лавки,Виноградины с голубиное яйцо, завитки бараньих роговИ нахохленные орлы с совиными крыльями, еще не оскверненные Византией.
8. «Холодно розе в снегу…»
Холодно розе в снегу: На Севане снег в три аршина…Вытащил горный рыбак расписные лазурные сани,Сытых форелей усатые морды Несут полицейскую службу На известковом дне.
А в Эривани и в ЭчмиадзинеВесь воздух выпила огромная гора,Ее бы приманить какой-то окаринойИль дудкой приручить, Чтоб таял снег во рту.
Снега, снега, снега на рисовой бумаге, Гора плывет к губам. Мне холодно. Я рад…
9. «О порфирные цокая граниты…»
О порфирные цокая граниты,Спотыкается крестьянская лошадка,Забираясь на лысый цокольГосударственного звонкого камня.
А за нею с узелками сыра,Еле дух переводя, бегут курдины,Примирившие дьявола и бога,Каждому воздавши половину.
10. «Какая роскошь в нищенском селеньи…»
Какая роскошь в нищенском селеньиВолосяная музыка воды!Что это? Пряжа? Звук? Предупрежденье?Чур-чур меня! Далёко ль до беды!
И в лабиринте влажного распеваТакая душная стрекочет мгла,Как будто в гости водяная деваК часовщику подземному пришла.
11. «Я тебя никогда не увижу…»
