Мила Рудик и Магический Синод - Алека Вольских

— Я рада, что тебя взялся защищать Виртангель Нобиль младший, — сказала Акулина, вернувшись к Гурию и снова взяв его безвольную руку в свою.

— Ты знаешь его? — спросила Мила.

— Не знакома, но наслышана. Говорят, он выигрывал даже самые безнадежные дела. Нобиль считается самым дорогим Защитником Троллинбурга.

Мила непроизвольно округлила глаза.

— Ох! О деньгах я даже не подумала.

— И не думай, — успокоила ее Акулина. — Если он взялся за твое дело, значит, у него были свои причины. Можешь даже не сомневаться, он с самого начала знал, что тебе и твоим близким будут не по карману те гонорары, какие ему обычно выплачивают.

Мила вспомнила слова Вирта о Чаше Лунного Света: «Спасибо, что вернула ее нам. Мы в долгу перед тобой», однако, сама не зная почему, не стала говорить об этом Акулине.

— Я привезла из Плутихи сумку с твоими вещами, — сказала Акулина. — Оставила в Львином зеве.

Она недовольно покачала головой и, нахмурившись, отстраненно произнесла, словно ни к кому конкретно не обращаясь:

— Как чувствовала, что ты не сможешь сейчас вернуться домой.

Мила пожала плечами.

— Придется до начала занятий пожить в Львином зеве, — ответила она. — Правда, я думала, Дома Факультетов закрываются на лето.

— Нет, — покачала головой Акулина. — Для деканов это их дом. Профессор Ледович, Орион, Амальгама Мендель с детьми живут в Домах Факультетов. Если и уезжают, то не больше, чем на месяц, в отпуск. Обычно у учителей Думгрота отпуск в июне — июле. К августу почти все преподаватели возвращаются в Троллинбург. В любом случае, профессор Ледович сейчас в Львином зеве. Она взяла у меня твои вещи, сказала, они будут ждать тебя в твоей комнате. Шалопай сейчас тоже там. Ждет тебя.

— Хорошо, — кивнула Мила. — А ты когда поедешь домой?

— Не знаю, — ответила Акулина. — Я сейчас временно вернулась во флигель Думгрота. Владыка предложил… — Она со вздохом коснулась русых волос Гурия, словно убирала их со лба. — Хочу быть как можно ближе к нему.

Потом повернулась к Миле.

— Тебе наверняка нужен отдых после Менгира. И нормальная еда. Иди, Мила. В Львином зеве тебя есть кому встретить.

— Прогоняешь меня? — насупилась Мила.

Акулина улыбнулась.

— Придешь еще, когда отдохнешь. Посетителей к Гурию пускают свободно.

Мила удивленно хмыкнула.

— Странно, что даже меня пустили, — едко заметила она. — Это ведь я напала на Гурия — так они говорят. Почему же меня пускают? А вдруг я опять на него нападу?

Акулина снова возмущенно покачала головой.

— Знахари пускают тебя, потому что им не давали указания не делать этого. Такое чувство, что следователям Розыскной палаты безразлично, что на самом деле случилось с Гурием. Им просто нужно возложить на кого-то вину за случившееся.

Мила задумчиво посмотрела в пол.

— Мне тоже показалось, что Мстислав очень старается сделать так, чтобы виноватой признали меня.

— Я не понимаю мотивов Мстислава, — твердо сказала Акулина, — но уверена, что Велемир нам поможет. Он уже помог. У тебя теперь лучший Защитник.

Мила кивнула и встала.

— Ладно, я, наверное, и правда пойду. Надо переодеться.

Она посмотрела на свои джинсы, которые пришлось закатать, чтобы не было видно грязи — она испачкала их еще три дня назад в Плутихе, когда искала Шалопая.

— Я в этом уже несколько дней хожу. Да и по Шалопаю соскучилась.

— Возьми зонтик. — Акулина кивнула на стоящий у двери стул, за выступ спинки которого был подвешен зонт с изящной деревянной ручкой и куполом из брезентовой ткани цвета шоколада. — Ты же сейчас без перстня — Скорлупу создать не сможешь. А там ливень. Промокнешь.

Скорлупой назывались чары, создающие вокруг человека тонкую водонепроницаемую оболочку. Она была невидима для глаза и не ощущалась, но хорошо оберегала от дождя — капли скатывались по Скорлупе, так и не коснувшись тела.

— А ты зачем с собой зонтик носишь? — удивилась Мила.

Акулина пожала плечами.

— Это Гурий подарил. Лето было дождливое, вот он и… Гурий не любит дарить вещи, как-то связанные с…

— Магией, — закончила за нее Мила.

Акулина кивнула.

— Я решила ходить с его зонтиком вместо Скорлупы. Пока он не очнется. — Она посмотрела на Гурия. — Глупо, да? Это ведь не поможет.

Мила на секунду задержала дыхание — Акулина еще никогда не казалась ей такой уязвимой, как в этот момент. С силой протолкнув воздух в легкие, Мила сказала:

— Он очнется. Только пусть попробует не очнуться. Акулина подняла на нее удивленный взгляд.

— Он еще должен на тебе жениться, — уверенно улыбнулась Мила.

Держа над головой шоколадный брезентовый купол, Мила торопливо шла в сторону Львиного зева. Зонт укрывал от дождя голову и плечи, но не спасал от обезумевшего ливня остальные части тела. Рукава кофты и джинсы промокли насквозь. Ноги внутри кроссовок пока еще оставались сухими, но Мила была уверена, что вода еще успеет пробраться и туда. Время от времени Мила косилась на витрины магазинов, мимо которых проходила. Ее съеженная фигура отражалась в мокром стекле — из-за шапки зонта похожая на ходячий гриб.

Мила не хотела брать зонтик. Ей казалось, что таким образом она как будто посягает на что-то личное. Конечно, нет ничего зазорного в том, чтобы позаимствовать зонтик у своей опекунши, но только не в таких обстоятельствах. Для Акулины ведь этот зонтик был свидетельством того, что, раз она им пользуется, как и должно поступать с подарком, то все идет своим чередом. А раз все идет своим чередом, то и Гурий не сегодня — завтра очнется.

Мила была на полпути к Львиному зеву, когда зонтик рванулся из ее руки, подпрыгнул в воздух и со свистом бросился на мостовую. Две или три спицы, ударившись о камень, сломались.

В первый момент Мила растерялась: дождь внезапно обрушился ей на голову одновременно почти ослепив ее. Мила часто-часто заморгала, рефлекторно пытаясь защитить глаза от капель. Почти сразу ей пришло в голову обернуться. За спиной у нее стоял Лютов в сопровождении своего приятеля Рема Воронова. Оба в Скорлупе — сухие и непринужденные, дождя для них как будто не существовало.

— Рудик. Какие люди и без охраны, — без выражения произнес Лютов.

Мила промолчала, прямо глядя в черные глаза.

— Не ответишь мне? — озадаченно спросил Лютов. — Я же заставил тебя мокнуть. Зонтик твой в лужу швырнул… Не ударишь в ответ заклинанием каким-нибудь, нет? Ты же меня ненавидишь. — Он почти весело улыбнулся. — Видишь, я запомнил… Неужели тебе не хочется порезать меня на кусочки? Ты, говорят, отлично владеешь заклинанием «Резекцио»…

Мила продолжала молчать. Он был прав — ей очень хотелось порезать его на кусочки. Но она осталась без своего карбункула и ничего не могла сделать.

— Что-то тут не так, — недоверчиво произнес Лютов.

Воронов мерзко ухмыльнулся. Лютов тем временем оглядел Милу с головы до ног. Его взгляд остановился на ее правой руке. Он поднял глаза на лицо Милы, и его губы дернулись в тонкой улыбке. Он смотрел на нее так, словно не мог поверить в свою удачу.

— Без перстня?

Вокруг его мориона на руке тотчас разгорелось черное сияние. Лютов резко вскинул руку в сторону зонта, так и лежащего в луже на мостовой.

— Диссекцио! — громко произнес он и прочертил сжатой в кулак рукой две линии — крест-накрест.

Зонтик тотчас подпрыгнул в воздух, и по матерчатому куполу поползли разрывы, как будто кто-то невидимый разрезал ткань чем-то острым. Спустя несколько секунд разорванный и бесполезный зонтик упал на мокрую брусчатку дороги. Теперь он выглядел таким жалким, как живое существо, которое жестоко изувечили — воплощение немого вопроса «За что?»… Подарок Гурия Акулине. Мила сделала глубокий вдох и перевела взгляд на Лютова.

— Что скажешь? — обратился он к ней. — Не хуже тебя владею Чарами Сечения, нет?

— Ублюдок ты, Лютов, — тихо сказала Мила.

Он перестал улыбаться и шагнул к ней.

— В этот раз он тебя не защитит, я прав? Ну! Где он — твой Ромео?

Лютов злорадно усмехнулся ей в лицо и со злостью прошептал:

— Ай-ай-ай, кажется, он умер.

В первый момент Милу словно окатило кипятком, она даже перестала чувствовать холод дождевых струй, стекающих по ее коже. Да как у Лютова хватило наглости вообще вспоминать о Гарике?! Но уже в следующий миг ею овладело странное спокойствие. Она посмотрела на Лютова и негромко сказала:

— Даже мертвый он стоит больше, чем ты живой. Даже мертвого его помнят и любят. А ты… Ты по-прежнему никому не нужен, Лютов. — И почти шепотом, едким и равнодушным, добавила: — Никому-никому не нужен.

Его ноздри раздулись, а рот искривился.

— Надо было дать тебе упасть тогда, — прошипел он, — чтобы ты сдохла.