Мёртвые душат - Александр Бреусенко-Кузнецов

— Отсюда следует базовая ограниченность живого человеческого ума, отчасти преодолеваемая лишь в посмертии, — подытожил Гны.

— Хочу заметить уважаемому некромейстеру, — ввернул Фальк, — что не зря посмертие обеспечивают двое: бальзамировщик и некромант. Дар Владыки Смерти составляет чисто некромантические стороны процесса телесного воскрешения. Зато наши скромные усилия по бальзамированию — продукт сугубо человеческой науки, алхимии. Потому-то мастерство подготовки тел год от года возрастает, тогда как сила некромантского ритуала — в его неизменности…

— Должен напомнить любезному Фальку, что именно тайные знания некромантов, а не усилия мастеров его гильдии являются подлинным залогом нашего с вами посмертия.

— Вынужден возразить. Труд бальзамировщиков столь же необходим, как и магическая процедура. Мы с вами знаем, сколь непрочным оказывается посмертие человека, чьё тело было к нему слабо или неудачно подготовлено. И это, заметьте, — при безукоризненно проведённом вашими коллегами ритуале.

— Мы не оспариваем важность бальзамирования, почтенный Фальк, — уточнил Гны. — Мы лишь указываем на то, что сама суть посмертия лежит полностью в компетенции некромантии (и значит, знания эзотерического), искусство же бальзамирования (составляющее частную, цеховую тайну) создаёт к посмертию необходимые условия, но оно не есть собственно сотворением посмертия.

— Вы рассматриваете посмертие слишком узко, вот и всё, — пожал плечами Фальк. — Как по мне, отними от «собственно посмертия» его телесную сторону, и оно обратится в пустой звук, неспособный что-либо реально преобразить.

— Как вам будет угодно. Юноша, продолжайте!

— Цилиндиан акцентирует моральный аспект проблемы посмертия: «Бесчисленные поколения прошли по плоскости земного мира, который теперь зовут миром Здешним. Каждое новое поколение мудрецов торжественно обещало уходящему поколению, что разгадает тайну посмертного существования, и, одержимое чувством вины, тут же закапывало мёртвые тела, не в силах вынести вида и запаха их разложения».

— Отсюда следует базовая ограниченность практического разума живого человечества, отчасти преодолеваемая им лишь в состоянии посмертия, — подытожил Гны.

— Не спорю, в «живой» древности, когда не только связь с миром Смерти ещё не была налажена, но и искусство бальзамирования делало лишь первые шаги, человеческий разум был не в силах осмыслить техническую сторону посмертия. Повсюду на земле Здешнего мира воздвигались варварские погосты, где мёртвые тела предавали земле без надежды их когда-нибудь восстановить, — но это происходило не от моральной слабости. От технической неграмотности, вот от чего. В дальнейшем, когда развитие алхимической науки в Древних империях привело к открытию бальзамирующих веществ, появилась надежда на спасение умирающих предков. Их теперь бальзамировщики старательно мумифицировали, думая, что знают что делают. На самом же деле наши тогдашние коллеги были столь слепы, что ни один из набальзамированных ими трупов невозможно вернуть к сколько-нибудь активному функционированию. Но они-то старались, надеялись, они строили предкам просторные гробницы с развлечениями…

— Их надежды также могли проистекать от внутреннего (медитативного) общения со Смертью.

— Но и сама возможность такого общения свидетельствует о развитии человеческого ума. Как, впрочем, и способность воспринять тайные знания, известные уважаемым господам некромантам…

Чичеро наслаждался покоем, хотя и понимал, что своё присутствие на симпозиуме он пока не оправдал и в малой степени. Надо было поскорее заводить знакомства: с неохваченными вниманием мало-мальски авторитетными подчинёнными Цилиндрона, со знатными горожанами, с великанами из окрестных замков. Увы, после общения с цилиндроновской дочкой ни воли, ни энергии для таких знакомств у Чичеро практически не осталось.

Он утешал себя тем, что, судя по хрустальным часам Зеркального зала, полночь ещё не наступила, что впереди ещё ожидается наибольшая по длительности — до самого рассвета — пиршественная часть симпозиума. Там-то он и подловит нужных великанов. Правда, великаны будут заняты едой и питием… Нет, лучше подойти к ним именно сейчас, когда они слоняются без дела между колонн и сморкаются в фонтаны…

Но как же выйти из спасительного круга, если где-то поблизости рыщет красавица Лулу, второй раз от которой так просто не отделаешься? Да и отец Лулу зачем-то же призвал его в этот круг, хотя сейчас кажется полностью поглощённым некрософической дискуссией. Что-то важное, что-то к нему относящееся — хорошее или плохое — должен ещё сообщить Дрю из Дрона. Может, это провал?

Когда учёная дискуссия мудрых некромантов с опытным бальзамировщиком завершилась (при том, что каждый остался при своём мнении), с интересом дождавшийся её конца Управитель Цанцкого воеводства подозвал слугу и велел тому стучать в гонг. Громкий звук привлёк всеобщее внимание, тем более, что он мог возвещать переход к наиболее вдохновляющему этапу симпозиума и звать за пиршественные столы.

Но час пиршества ещё не наступил. В наступившей тишине вышедший в центр круга Умбриэль Цилиндрон сообщил, что прибывший гость из Отшибины (при этом многие воззрились на Чичеро) имеет важное для всех сообщение. И передал слово Дрю из Дрона:

— Говорите же, посланник.

— Мою весть можно воспринять и как радостную, и как печальную, — начал Дрю, — вернее же будет сказать, что она дарует надежду. Суть сообщения такова: логово, где всё это время скрывался Живой Император, будь проклято его имя, недавно было найдено. Оно находилось в Западной Отшибине.

Вздох то ли облегчения, то ли восторга пронёсся по мёртвой публике; великаны глупо заулыбались. Чичеро внимательно посмотрел на Дрю.

— Расчёт врага понятен: он ожидал, что в Отшибине, да ещё в землях карликов, где у него столько же врагов, сколько и самих карликов, его никто не будет искать, — сделал вывод Цилиндрон.

— Скорее, он не хотел привлекать внимания к оставшимся сторонникам, — тихо, так, чтобы услышал разве что Дрю, молвил Чичеро.

— И что, нашли супостата в логове? — заинтересовался кто-то из великанов.

— Да, — подтвердил Дрю, — Живой Император, будь проклято его имя, прятался там.

— Что и обнадёживает, — проворчал Цилиндрон, — а то я, не получая столько лет никаких известий о нём, уже склонялся к выводу, что он — вымышленная фигура. А ведь в своё время разбил столько армий, ополчений и бандформирований, сражавшихся, почитай, с его именем на устах. Это при том ещё, что и они сами-то не знали его имени, фанатики чёртовы…