Весь свет на Сильвию - Мишель Лебрен

Кроме того, Сильвия, несомненно в избытке наделенная чувствами, каждую вторую ночь давала приют под своей крышей длинноволосому молодому человеку. Очевидно, именно его я частенько видела у себя, когда он выходил из комнаты Сильвии, крался вдоль стен с похвальным желанием остаться незамеченным.

Вполне достаточно, чтобы запустить машину огромной разрушительной силы. Сначала я анонимно сообщила Флоре Браун, что ее чуткий и нежный муж ежедневно между четырьмя и шестью пополудни спит с Сильвией Сарман. Устроив с помощью другого детектива слежку теперь уже за певицей, я стала ждать результатов своей инициативы.

Понадобилось три недели и множество анонимных писем, чтобы Флора, наконец, зашевелилась. Она приехала, увидела, убедилась и, судя по всему, промолчала, так как визиты ее мужа к Сильвии реже не стали.

Я пришла в ярость. Тем более что Сильвия, вновь пригрозив мне бумагами, потребовала, чтобы я попросила Брауна добавить ей текста в картине. Шлюха! Впрочем, Вилли Брауну для этого совершенно не требовалось мое согласие. По правде говоря, моя роль была так урезана, что на премьере, в Мариньяне, я была вынуждена таращить глаза, чтобы увидеть себя на экране. Разумеется, мне все равно устроили овацию, так как каждый видел, что Сильвия и яйца выеденного не стоит. Я даже слышала, как женщины, выходя из зала, говорили о ней:

— Наверняка переспала со всей кинокомпанией, чтобы получить такую важную роль.

— Это уж точно, не из-за таланта же ее наняли.

— Как сказать. Ее талант — заводить шашни.

— В таком случае ее ожидает большое будущее!

Правда, я должна признать, что этими женщинами были актрисы. Но так или иначе, они выражали мнение большинства.

Хуже всего, что я должна была быть приветливой с Сильвией и на площадке, и на людях. Мы целовались по любому поводу, как лучшие подруги, и все восхищались нашей дружбой. Я как-то раз позвонила ей:

— Так ты вернешь мне бумаги? — Какие бумаги?

— Сама знаешь.

— Нет.

— Ах ты, дрянь! Это грубый шантаж! Я подам на тебя в суд!

Она рассмеялась, как делала это уже не раз.

— Ну что ж, давай, старушка! Разрекламируй это дельце! Когда газетчики узнают, что твой муж уже пять лет сидит в тюрьме за грабеж, и что полиция всерьез подозревала тебя в соучастии, а затем обвинила в сокрытии краденого, вот смеху-то будет! Весь Париж обхохочется!

— Ты лжешь

Нет. Откопав эти бумаги, я подняла газеты пятилетней давности. Мне известно все от начала до конца. Так что на твоем месте я бы не дергалась.

Отчаяние овладело мной, ибо в этой истории все было ложью. Мой муж был виновен, конечно, но я ничего не знала, абсолютно ничего. Все остальное журналистские

домыслы…

— Ты хочешь денег? Сколько?

— Деньги ни при чем. Я делаю это ради удовольствия.

На что я только не шла, чтобы скрыть эту дурацкую историю. Сначала утаила свой брак от семьи. К счастью, газетчики не выведали моей девичьей фамилии, когда арестовали мужа. Меня подозревали в сокрытии краденого, и всё из-за нескольких несчастных украшений, что он мне подарил. Но я без особого труда отстояла свою правоту.

В кино я тогда не снималась. Я занялась этим ремеслом только после того, как муж оказался в тюрьме, под девичьей фамилией. И тогда же я возобновила отношения с родителями. Я считала это дело давно похороненным. И тут, как по закону подлости, Сильвия устраивает обыск, находит мое свидетельство о браке, узнает про меня всю подноготную. Дрянь!

Сильвии удавалось всё. У меня же — одни осечки. Я надеялась, что следующий фильм доставит мне больше радости. Но нет, эта шлюха вошла в состав исполнителей! Я отправилась к Паркеру.

— Паркер, мальчик мой, я хочу попросить вас об услуге.

— Дорогая моя, вы же знаете, я ни в чем не могу вам отказать.

— Вот.

Я не знала, с чего начать, но потом вдруг меня прорвало.

— Сильвия Сарман не должна сниматься в моей очередной картине. Во-первых, она плохая актриса, во-вторых, крадет у меня лучшие сцены. Я нахожу это по меньшей мере несправедливым, и мне кажется, вы могли бы замолвить за меня словечко Вилли Брауну. Вам он не может отказать, да и к тому же всем известно, что он дает работу этой девице лишь потому, что она его любовница.

Паркер сделал то, что делал всегда, когда хотел показать, что он в затруднении — скрестил пальцы и взмахнул руками, будто раскачивал перед собой кадило.

— Дорогая моя, я думаю, мы совершим ошибку, лишившись Сильвии Сарман. Она играет очень плохо, согласен, да и красавицей ее не назовешь, но к ней благоволят зрители и критики. О ней говорят, как о возможной претендентке на приз Сюзанны Бьянкетти, на мой взгляд, ее Следует оставить. Пусть играет безобидные вторые роли, но пусть остается. Представьте, что будет, если она станет работать на других продюсеров. Тотчас же пойдут разговоры, что ее талант напугал вас, и поэтому вы устранили ее из своих фильмов. А это вам только повредит. Я знаю, что это не так, но попробуй потом опровергнуть домыслы скандальной прессы! Он понизил голос.

— Моя дорогая Фредерика, все знают, что вы — великая актриса, что эта малышка и в подметки вам не годится. Что вам ее бояться? Уверяю вас: если бы она не пользовалась непонятным мне расположением публики, я давно бы уже избавился от нее… Фредерика, в нашем деле не следует давать повода для сплетен…

Хотя он меня и не убедил, его слова пролили бальзам на мои раны. Следуя его логике, Сильвию надо было оставить, она сама провалится с треском, если возьмется за слишком сложную для себя роль, к примеру…

Тут меня осенило. — Дорогой Паркер, вы, как всегда, правы.

Он выпятил грудь. Поразительно, как все же грубая лесть может действовать на людей кино. Они все считают себя гениями.

— Допустим, — продолжала я, — что Сильвия получит в этом году приз Сюзанны Бьянкетти. Тогда публика будет вправе ждать от нее новых, более существенных ролей.

— Конечно.

— Так давайте дадим ей роль. Я умею признавать свои ошибки. Ведь я первая дала ей шанс, и я не хочу останавливаться. Тем хуже, если я просчитаюсь».

Он расцвел, полагая, что подвел меня к тому, чего хотел, тогда как на самом деле это я подтолкнула его. Он обещал мне поговорить с Брауном, который как раз работал над сценарием нового фильма.

Телефон.

— Алло, Фреда, это Сильвия. — Привет.

— Я виделась с Паркером. Он сказал, что ты просила для меня более существенной роли.

— Это так.

Я ожидала если не благодарности, то хотя бы доброго слова.

— Видно, здорово ты струхнула.

— Я не боюсь ни тебя, потаскушка, ни кого-либо другого.

— Я хочу попросить тебя еще об одной пустяковой услуге.

— Да?

— Мое имя должно стоять рядом с твоим в титрах и написано таким же шрифтом па афишах.

Я взорвалась:

— Никогда.

После того, как в течение трех лет моя фамилия всегда шла отдельным титром (Фредерика Мэйан в фильме…), я не могла допустить, чтобы пошли разговоры, будто я сдаю позиции. Что угодно, только не это.

— Ты это сделаешь, или я передам в газеты маленькую заметочку…

— Хорошо…

Именно в тот день у меня и возникло желание убить ее. Однако я еще не верила, что смогу сделать это.

Моя жизнь превратилась в нескончаемый кошмарный сон. Где бы я ни появилась, везде со мной говорили только о ней. Видели ли вы ее в этом фильме, в том, она великолепна, прогрессирует с каждым днем и т. д. Я была на грани нервного срыва и всякий раз еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться.

Случилось то, чего я больше всего боялась. Ей удалось вытянуть эту сложнейшую роль, о которую она должна была сломать зубы, а я оказалась не у дел. Я, с моим талантом, моей внешностью, моими успехами…

Барометр падал с каждым днем. Во-первых, просьбы выслать фотографию с посвящением. Прежде мне передавали по две сотни таких просьб в неделю, иногда больше. Сейчас — два десятка. Правда, теперь я могла вздохнуть с облегчением: писать посвящения для меня хуже пытки. Удар по моему самолюбию был жестоким. Сильвия заключила с «Аргусом» контракт на исполнение главных ролей. А мой даже не продлили. Ну и все вытекающие отсюда последствия.

Вопиющая несправедливость. Вскоре я узнала, к чему привели мои анонимные письма. Флора и Вилли разошлись. Я не хотела этого…

Моя связь с Жан Пьером Франком длилась уже почти два года, и я была (в этом плане) счастлива. Вернее, счастлива до того дня, когда он сказал мне:

— Дорогая, а почему бы нам не пожениться?

Катастрофа. Его любовь была так сильна, что он готов был на мне жениться, но я-то не могла выйти за него!

А мне так хотелось стать его женой… Я совершила роковую ошибку, не начав бракоразводного процесса сразу, как только моего мужа заключили в тюрьму. Потом, когда я пришла в кино, было уже поздно. Жан Пьеру я ответила: