Весь свет на Сильвию - Мишель Лебрен

Я, конечно, предполагала, что Паркер взбеленится, но не думала, что так сильно. Холодно попрощавшись с нами, он тотчас ретировался. Над контрактом нависла угроза. «Атмосфера накалилась!» — сказала бы Арлетти.

Мы еще немного посидели в зале — Легоф, Браун и я, — беседуя и докуривая сигареты. Легоф, казалось, философски отнесся к неудаче своей приятельницы. Впрочем, для него это было не впервой.

— В сентябре и начнем, — сказал Вилли. — Из-за натурных съемок.

— Где будем снимать?

— В Нормандии, в тихой деревушке. Две недели на природе, затем — павильоны в Сен-Морисе.

— Блеск, — обрадовалась я. — Обожаю деревни.

— С питанием проблем не будет. Но сможете ли вы две недели обойтись без ванны?

За кого он меня принимал? За одну из тех голливудских девиц, что одна глупее другой? Шутливо возражая ему, я бросила:

— Хорошо, что предупредили, я захвачу с собой свой бассейн.

Фильм не имел большого успеха, и все из-за этого идиота Брауна, которому приспичило самому написать диалоги. Жан Пьер все-таки сделал бы это получше. Так нет же! Я была вне себя. Тем более что критики обо мне почти не вспоминали, все говорили только о Сильвии: Сильвия Сарман то, Сильвия Сарман — сё. Нервы мои были на пределе, и я едва сдерживалась, чтобы не вышвырнуть Сильвию на улицу. Но, в конце концов, ее вины тут не было. В один прекрасный день бедняжка, заметив, что я на нее дуюсь, открылась мне:

— Фреда, не сердись на меня из-за фильма. Я старалась играть как можно лучше, чтобы не подвести тебя, чтобы ты не выглядела глупо в окружении таких жалких типов, как этот Мервиль, например…

— Сильвия, ты прелесть. Я совсем на тебя не сержусь. Если у меня и есть зуб на кого-нибудь, так только на Брауна. Во-первых, он халтурно написал диалоги. Во-вторых, загубил все мои крупные планы. В финальной сцене едва ли можно различить мои глаза, полные слез.

Правда, я осталась весьма довольна своей грудью. Два раза на экране. Первый — крупным планом, головы не видно, только соски: пусть зрители думают — дублёрша. И бац, сразу же после этого, мой средний план. Ага, съели, злые языки! Это было здорово.

Я вновь стала относиться к Сильвии, как к младшей сестре, несколько неуклюжей, но очень милой.

Затем я снова оказалась в центре внимания: у меня умерла мать. Кажется, она давно была серьезно больна… Я отправилась на похороны в Этамп вместе с Вилли Брауном, Паркером, Мервилем. Понаехали фоторепортеры. Я беспрестанно плакала. На мне было роскошное черное платье от Диора, делавшее меня еще тоньше, и очень дорогое приталенное пальто. К сожалению, стоял такой холод, что платья никто не увидел. Обо мне писали все газеты, я дала несколько интервью. Даже репортеру из «Пари-Матч». Досаднее всего то, что в течение двух недель я вынуждена была сидеть по вечерам дома. Но это не имело большого значения, поскольку почти каждый день приезжал Жан Пьер, а также вся команда будущего фильма. Мы напряженно работали. Я обнаружила кучу досадных мелочей. Браун, этот жирный боров, стал увиваться за Сильвией, которая, похоже, только этого и ждала. Я видела, как они репетировали любовную сцену на виду у всех. Отвратительно. Я, между прочим, никогда не позволяла себе целовать Жан Пьера публично… Ну, да ладно, это их дело. И все же — изменять жене с этой малявкой! Брауна это совсем не красило. По-видимому, его певичка была не очень хороша в постели…

Я послала Сильвию ко всем чертям. Брауна этой шлюшке было мало. Ей понадобился еще и Жан Пьер. Мой Жан Пьер. Этого я не снесла. Как-то раз, после обеда, я решила сделать кое-какие покупки. Кстати, шел показ весенних коллекций мод. На площади Трокадеро я попала в аварию: какой-то кретин зацепил меня на перекрестке. Я так рассвирепела, что, когда для составления протокола вылезала из машины, порвала платье. Покончив с формальностями, я тотчас вернулась на улицу Грез. Чтобы пройти к себе в спальню, я пересекла гостиную — и тут увидела их.

Они стояли рядышком, держась вполне пристойно, но меня смутили следы губной помады у Жан Пьера на лице. Он бросился ко мне:

— Привет, дорогая. Я как раз собирался уезжать. Надеялся застать тебя, но Сильвия сказала, что ты…

Я не сводила глаз с его подбородка — у самого рта следы губной помады Сильвии. Он лгал. Он прекрасно знал, что я собираюсь выползти из дому, я сама сказала ему об этом накануне по телефону, попросив составить мне компанию, Он сослался на занятость…

Мне удалось сохранить хладнокровие. Раз он разыгрывает комедию, значит, не собирается бросать меня ради этой попрыгуньи. Следовательно, ничего серьезного.

После его ухода я переоделась и ринулась к Сильвии. Вошла без стука, Сильвия вскочила с кровати, она лежала там на животе и листала «Эль». Я плотно прикрыла за собой дверь.

— Поговорим по душам, детка,

— Что с тобой?

— Не прикидывайся дурочкой, ты прекрасно знаешь, что со мной.

— Не понимаю.

— Чем вы тут занимались с Жан Пьером, когда я приехала? А? Играли в карты?

— Фреда, не заводись.

— Я очень спокойна.

Однако это было не так. Чем невиннее становился ее тон, тем больше меня разбирала злость.

— Мразь. Ведь я же подобрала тебя, приютила, целых полгода кормила, одевала, а ты в знак благодарности, не иначе, хочешь отнять у меня Жан Пьера Франка! Шлюха.

— Клянусь тебе…

— Молчи! Мало тебе Вилли Брауна? А мальчишка, которого ты сто раз приводила сюда? Думаешь, я ничего не замечала?

Она не ответила. Она стояла передо мной совсем бледная — невинная сирота, руки за спиной, хочет меня разжалобить.

— Ты всех динамишь, — сказала я уже спокойнее. — А я таких не люблю. Понянчилась с тобой — и будет. Денег ты немного скопила, на оплату номера в гостинице хватит, убирайся.

— Но Фреда…

— Я больше не желаю тебя видеть. Отдай ключ.

Швырнув мне ключ от квартиры, она извлекла из шкафа несколько великолепных платьев, что я ей подарила, швырнула их на пол, прошипела:

— На, забирай свое тряпье. И добавила:

— Ненавижу тебя.

— Змея!

Тут она расхохоталась. — Вообразила, что ты в кино, старушка?

Уходя, я хлопнула дверью. Всю ночь я не могла сомкнуть глаз. Мерзавка. Я ненавидела Сильвию, однако у меня еще и в мыслях не было убивать ее. Прошло несколько лет, прежде чем я на это решилась.

Телефон.

— Фредерика Мэйан, слушаю вас.

— Это я, Сильвия. Как дела?

— Чего ты хочешь?

— Не вздумай ставить мне рогатки, Фреда, а не то тебе же будет хуже.

— Слишком поздно, вчера я говорила с Паркером. Он уже звонил другой актрисе.

— Ладно, ты пожалеешь об этом.

— Ты сама пожалеешь.

Я хотела положить трубку, когда она добавила:

— Фреда, однажды, когда тебя не было дома, я порылась в твоей спальне. И в секретере.

— Нашла тайник. Тебе это о чем-нибудь говорит?

Я побледнела, трубка задрожала у меня в руке. Что еще там нашла эта мерзавка?

— Я взяла кое-какие бумаги там. Проверь, я подожду.

Я положила трубку на столик рядом с аппаратом и как сомнамбула двинулась к секретеру. Старинный секретер, который обошелся мне в кругленькую сумму из-за потайного ящичка. Я пошарила внутри, пытаясь нащупать защелку. Мои пальцы так сильно дрожали, что я потратила более минуты, пока нашла ее. Раздался щелчок, ящик открылся, пусто. Снова взяв трубку, я не узнала собственного голоса.

— Алло, Сильвия.

— Убедилась? Все бумаги у меня. В надежном месте, и никто не сможет найти их, если только я сама этого не захочу. Понятно?

— Отдай их мне! Довольный смешок.

— Тебе нечего бояться. Я никому их не покажу. Если будешь паинькой.

Я проиграла. И по своей же вине. Мне давно следовало сжечь эти бумаги, но я о них забыла, положив в ящик. Теперь они у нее, и ей ничего не стоит не сегодня, так завтра сломать мне карьеру… Я сказала:

— Я поговорю с Паркером. Ты получишь роль. Но потом ты мне вернешь их?

— Да.

Она положила трубку, оставив меня наедине с моим прошлым.

В тот вечер я напилась до чертиков.

Я, разумеется, не собиралась сдаваться после первой же словесной перепалки. Ее победа была временной. Хотя, сказать по правде, я совершенно не представляла, как с ней воевать. И решила использовать ее же оружие. Нечто вроде шантажа. Я наняла на неделю частного детектива, одного из тех полицейских-неудачников, который за тысячу франков в день готов убить кого угодно. Этот тип сообщил мне массу интересных вещей.

Сильвия, подыскавшая себе однокомнатную квартирку на площади Клиши, ежедневно принимала там полного господина лет пятидесяти, с седеющими волосами, в очках Вилли Браун, выдающийся режиссер.

Кроме того, Сильвия, несомненно в избытке наделенная чувствами, каждую вторую ночь давала приют под своей крышей длинноволосому молодому человеку. Очевидно, именно его я частенько видела у себя, когда он выходил из комнаты Сильвии, крался вдоль стен с похвальным желанием остаться незамеченным.