Клуб непобежденных - Лиза Гарднер

— Следующий!

У них с Уотерсом ушло два часа на то, чтобы пробежаться по всей банде газетчиков. В конце этой процедуры они имели на руках следующее описание преступника: белый мужчина ростом около пяти-шести футов; волосы то ли темно-русые, то ли светлые, то ли черные; коренастый или даже худой как жердь; одет в маску лыжника, а может, в маску Зорро или скорее с черным чулком на лице или вообще без ничего; и, кажется (а может, и нет), похож на актера Джеймса Гэндольфини из сериала «Клан Сопрано».

— Вот он вам — словесный портрет. Хоть сейчас переходи к опознанию, — подвел итог Уотерс.

— Совершенно верно. А я-то думал, мы потеряем целый день и в конце концов убедимся, что никто ничего не видел. А мы управились... э... часа за два с половиной, да?

— Босс будет доволен, — согласился Уотерс.

Оба тяжело вздохнули и побрели прочь от журналистской братии, которая не далее как нынче утром, стоя на противоположной стороне улицы, стала коллективным свидетелем важнейшего момента дня, а теперь возобновила свои исступленные выкрики насчет брифинга.

— Что ты об этом думаешь? — негромко спросил Уотерс, потихоньку озираясь и желая убедиться, что ни один удалой репортер не заметил, как они отделились от толпы. Едкий дым от взлетевшей на воздух машины рваными клочьями все еще поднимался кверху. От этого в горле першило и голоса звучали хрипловато.

— Мы даром теряем время, — сказал Гриффин. — Одиночный выстрел в голову означает, что убийца скорее всего был профессионалом. Все причиндалы побросал на крыше — значит, знал, что ни орудие убийства, ни прочее не удастся идентифицировать. Держу пари: отстрелявшись, он тут же переоделся в гражданское платье и спустился по лестнице в здание суда, а там влился в общий поток людей.

— А потом вышел на улицу, чтобы исчезнуть на своей заранее приготовленной тачке, — добавил Уотерс.

— На которой исчез даже быстрее, чем рассчитывал.

— И потому его словесный портрет едва ли сильно поможет, разве что для опознания в морге, — согласился Уотерс.

— Но нам все равно надо узнать, кто поощрял этого субъекта в его занятиях, а также кто нанял его в этот раз.

— Трудно сказать... По-моему... если основываться на том, что нам известно, наиболее подходящий кандидат — дядюшка Винни. У него была причина для ненависти и есть необходимые связи, чтобы нанять киллера. Сдается мне, что сказанное Томом не лишено оснований. Или, скажем, — еще более задумчиво произнес Уотерс, — у светской дамы из Ист-Сайда тоже, безусловно, водятся деньги. Может, она и заказала убийство. Или же все три женщины тайно замыслили и осуществили все это — я слышал, они образовали нечто вроде группы взаимной поддержки. Правда, не уверен, что они стали бы потом убивать снайпера. С другой стороны, если уж решили грохнуть одного негодяя, почему бы не грохнуть и другого?

Гриффин пробурчал что-то нечленораздельное. Работая над делом, он не любил скоропалительных выводов. Сержант пролистал свой блокнот на пружинках.

— Послушай, Майк, а что сейчас происходит на Эн-би-си?

— Понятия не имею. «Сейнфелд»[16] закончился. Сериал «Скорая помощь» лишился Клуни. Ты это имеешь в виду?

— Нет-нет, я о том, что мы не опрашивали никого с десятого канала. Неужели ты действительно веришь, что десятый канал не откомандировал сюда никого из информационщиков?

Уотерс нахмурился. Оглядев Мемориальный парк, он осмотрел пространство за его пределами. И тут глаза его расширились.

— Вон, смотри, в конце квартала. Разве на том микроавтобусе не написано «Теленовости. Десятый канал»? Что ты на это скажешь? Два журналиста покинули стаю и затаились сами по себе. Итак, зачем двум репортерам было убегать от остальной своры?

— Они подцепили что-то важное.

— Нет-нет, Майк, просто кое-что подцепили. Давай к ним. Минуту спустя Гриффин уже барабанил по отодвигающейся металлической дверце. Увы, его усилия не возымели волшебного действия. Он постучал громче. В тот же миг голоса внутри мини-вэна смолкли.

— Эй, ребята, открывайте! — крикнул он. — Я сержант Гриффин из полиции штата. А ну быстро, а не то я опрокину ваш фургончик.

Наступила долгая пауза. Наконец раздался щелчок, и дверь послушно отъехала в сторону. Внутри, удобно взгромоздившись на какое-то возвышение, словно птичка на жердочку, сидела Морин Хэверил. Она одарила детективов своей самой ослепительной профессиональной улыбкой.

— Гриффин! — задушевно промолвила Морин. — Я слышала, вы вернулись в родное лоно.

Морин Хэверил проработала в местном отделении телекомпании Эн-би-си пять лет. Миниатюрная блондинка, она была слишком бойкой, самоуверенной и дерзкой для какой-то там общенациональной новостной программы и явно считала, что ее пребывание там — всего лишь вопрос времени. В данный момент голубые глаза Морин блестели особенно ярко. Она напоминала наркоманку, принявшую дозу. Или репортершу, которая только что сорвала большой куш — иными словами, выкопала сенсационную новость. Ее оператор находился вне поля зрения. Возможно, в глубине фургона лихорадочно переписывает пленку. Проклятие!

— Давайте выходите, оба! — резко скомандовал Гриффин.

— Гриффин...

— Марш, я сказал!

Морин обиженно нахмурилась. Потом устроила заправское шоу, нарочито долго выбираясь из вагончика — хрупкая блондинка в слишком короткой, слишком узкой бледно-зеленой юбке — и тщательно маневрируя между предметами аппаратуры. Тем самым она выиграла и подарила своему оператору еще секунд тридцать.

— Ну, помогай мне Бог, Морин, — бросил Гриффин. — Ты переписываешь ту пленку, и я арестую тебя за утаивание улик.

— Не понимаю, о чем вы.

— Джимми! — окликнул сержант. — Ты тоже выходи. Немедленно!

Большая голова с всклокоченными рыжими волосами нехотя выглянула из мини-вэна.

— Мы просто вносили кое-какие пометки в текст, — угрюмо буркнул Джимми. — Что, два репортера не имеют права немного поработать? — Массивный и нескладный обладатель рыжих волос неуклюже выкарабкался на тротуар. Он старательно отводил глаза. На лбу у него блестели бусинки пота.

— Мне нужна пленка, — заявил Гриффин.

— Какая пленка? — снова попыталась изобразить невинность Морин.

— Та самая, которую вы лихорадочно переписываете для своей новостной программы и которая, очевидно, может выйти в эфир в любой момент. Будет очень неприятно, Морин, если какому-нибудь юному, неопытному репортеру придется озвучивать твой кусок, потому что сама ты будешь отсиживаться за решеткой.

— Вы не можете меня арестовать! На каком основании?

— Ты чинишь помехи правосудию.

— Ах Боже мой, я вас умоляю! Все это чушь собачья, и вы это прекрасно знаете.

— Меня не было на службе полтора года. Столько воды утекло. Мое понимание закона вполне могло отстать от жизни. Я сперва арестую тебя, а затем уж пускай суд разбирается, что к чему.

Морин заметно обозлилась:

— Черт вас дери! На этот счет существует Четвертая поправка к Конституции, ограждающая граждан от нелегального обыска и ареста!

— В таком случае как удачно, что мы находимся неподалеку от здания суда. Я останусь с вами, а детектив Уотерс сбегает через улицу и принесет повестку в суд. Через тридцать минут мы не только запросто заберем пленку, но, обещаю вам, по окончании слушаний снабдим копиями каждую новостную станцию в нашем штате. Я понятно излагаю? Каждую!

— Это невозможно! Это мой улов!

— Еще как возможно. Это наша улика, и как только мы завладеем ею, можем делать с ней все, что нам заблагорассудится.

— Будьте вы прокляты, Гриффин! Раньше вы нравились мне гораздо больше... — Возражения Морин резко оборвались. Что бы там ни вертелось у нее на языке, видимо, даже она знала допустимую меру.

Гриффин молча смотрел на нее упорным и неотрывным взглядом. За последний год он здорово поднаторел в умении так смотреть. Иногда, особенно в первые несколько месяцев после большой катастрофы, Гриффин ловил себя на том, что стоит перед зеркалом и пялится вот так, как сейчас. Словно пытаясь проникнуть в самую душу и получить какой-то ответ у живущего там человека.

— Мне нужна пленка, — повторил он. — Это улика. И все, чтобы вы с ней ни сделали, включая проявку или копирование, будет расценено как порча улик. У нас шестьдесят детективов из полиции штата ползают, обшаривая только один этот городской квартал, Морин. Не говоря уже об уйме патрульных полицейских. Неужели, по-твоему, генеральный прокурор благосклонно воспримет весть о том, что какая-то местная журналистка занимается укрыванием и подделкой потенциально ключевой улики?

Морин нервно терзала нижнюю губу, явно утратив прежнюю уверенность.

— Предлагаю судебную сделку, — бросила она.

— С какой стати, Морин? Ты что, признаешься в преступлении?

— Предлагаю сотрудничество: мы передаем вам пленку...