Фантакрим - XXI - Александр Потупа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Расскажите, расскажите, пожалуйста! — дружно зашумели туристы. Пусть дети узнают о диких выдумках врагов прогресса из самого авторитетного источника!
— Я скажу, правда — превыше всего! — провозгласил Большой Эвромат. Представьте себе, некоторые бездельники утверждают, что мы, эвроматы, были созданы — кем бы вы думали! — этими самыми сапи…
— Какой ужас! Какое безобразие! — наперебой заголосили туристы. — Это ж надо так мозги вывернуть! Чушь!
— И самое смешное, — продолжал Большой Эвромат, — сапи усиленно поддерживают эти легенды… И про вас, и про меня!
— Кошмар! — возопила активная дама. — А мы еще дарим им столько вкусного и красивого… Их надо примерно наказать!
— Наказать! — эхом отозвалась вся компания туристов.
— Вы совершенно правы! — с чувством воскликнул Большой Эвромат, и по хомопарку разнесся его мощный голос, вызывающий единственное желание укрыться от него за полным и безоговорочным подчинением. — Спать! Спать! И никаких развлекательных фантпрограмм! Перед сном каждый сапи должен вознести молитву Верховному Эвромату Планеты, дабы проклятые луддиты всех времен и народов вечно жарились в струях звездной плазмы. Сапи должны покаяться в греховных домыслах по поводу происхождения высших существ Земли, наделенных истинным и врожденным сверхразумом. Ни один благонамеренный сапи не должен распространять нелепую клевету на истоки гиперментальных и эвросистемных способностей, иначе его ждет страшная кара — лишение той примитивной функции, которая называется человеческим разумом, и немедленный перевод в обезьяний питомник. Спать!
Могучая волна коллективной паники подхватила Тима и швырнула его вместе с толпой в глубину резервации. Единственная мысль раскаленным лучом била в мозг — добраться до своей подстилки и уснуть, разумеется, после всех молитв и покаяний, уснуть без сновидений со всякими дурацкими фантазиями и воспоминаниями. Главное — не пришло бы в голову что-либо из подлинной истории, а все обозримое время стянулось к сладкому вчера с бананами и конфетами, а весь прогноз уперся в такое же замечательное сладкое завтра в лучшем, просто распрекраснейшем из лучших хомопарков планеты. Тим несся в обезумевшей толпе, но одновременно как бы парил над ней, единым взглядом охватывая громадный заповедник, по которому метались бывшие цари природы в поисках своих подстилок, молитвенников и женщин, в поисках укрытия от гремящего голоса, от его укоров, призывов и внушений.
И вдруг среди этой кутерьмы Тим увидел невероятное — в небольшой яме почти в центре хомопарка двое коленопреклоненных, его отец и Нодье, смиренно творили молитвы и громко каялись в своих злобно-клеветнических измышлениях. И все, пробегающие мимо, не забывали смачно плюнуть в эту яму и погрозить ее обитателям кулаком. Тим мгновенно захлебнулся волной ненависти и презрения, волна откуда-то извне переполнила его, и он в едином порыве с другими сапи плюнул вниз всей этой тошнотворно пенящейся волной, но случайно в последний момент перехватил взгляд отца, вовсе не затуманенный ни молитвенным экстазом, ни раскаянием, а напротив, исполненный напряженного размышления и иронии.
И не выдержав этого взгляда, Тим рухнул вниз, смешиваясь с пеной собственного плевка и растворяясь в ней без остатка.
— Не ночь, а сплошная фантастика, — сказал Стив и сладко зевнул. — И самое фантастическое предположение, которое я мог бы высказать, сводится к тому, что сейчас мы пойдем спать…
— Предположение действительно сильное, — усмехнулся Комиссар. — Но, черт побери, как тебе удалось догадаться? У тебя неплохие задатки…
— …детектива — подхватил Грегори. — Не совсем так. Я просто передал сведения о пионерах Эвроцентра, о тех, кто был более или менее близок с Ясеневыми. А умная машина выстроила превосходную модель. Так мы и вышли на человека, которого ты называешь Зэтом…
— Ладно, проверим, — сказал Комиссар. — Ты извини, но я хочу задать тебе еще один пакостный вопросик. Почему ты с самого начала с такой силой катил бочку на Нодье? Ведь я чуть не клюнул на твои аргументы… Уверен, ты имеешь против него что-то личное, да?
— Честно говоря, имею. Но начнем с того, что эвромат тоже не исключает варианта с Нодье. Достоверность в три раза ниже, но это еще не исключение варианта… А личная моя неприязнь к старикашке Жану объясняется очень просто. Из-за него я потерял Нику, свою невесту. То есть, не совсем из-за него, но для меня был гром среди ясного неба, когда она заявила, что любит суперсапа Лямбда и готова разделить его судьбу. Бессмыслица! Надо ж вбить такое в голову…
— Она работала у Нодье? — быстро спросил Комиссар. — И снабжала вас полезными сведениями?
— Кончай играть в свои шпионские сюжеты, — разозлился Грегори. Разумеется, у нас десятки каналов информации о работах Нодье, и у него никак не меньше. И разумеется, я любил Нику не за ее доступ к закрытой информации. Твое мышление — рецидив прошлого столетия с его шпиономанией и шизофреническим засекречиванием любой очевидности. Сейчас иное время! Сведения слегка прикрывают лишь от тех, кто не имеет должной подготовки для их восприятия. Потому что любой проект выглядит несколько по-разному изнутри и со стороны, потому что среди нас еще очень много сторонних критиков-созерцателей, возводящих свое элементарное непонимание эволюции, свое стремление к безграничному моральному и материальному комфорту в ранг какого-то вселенского закона неприятия прогресса…
— Ну, не стоит сердиться, — примирительно произнес Комиссар. — Меня интересовала причина твоей неприязни к Нодье и суперсапам.
— Какая там неприязнь! — усмехнулся Грегори. — Я крайне дружелюбен ко всем мерзавцам, желающим увести мою девушку… Но сейчас, Комиссар, меня тревожит другое. Если мы сумели так лихо вычислить похитителя, то аналогичную работу несомненно мог проделать и Ясенев. И проверить свои гипотезы с помощью эвромата, притом не выходя из дому. И я боюсь, спасти его будет трудней, чем сына…
«Она права, — думал Ясенев. — Мы подставляемся под удары и никогда не знаем, в какую часть нас самих направлен решающий удар. Моя смертельная точка — Тим. Близкий по духу знал, куда бить, он слишком хорошо изучил меня — было время… Даже не шибко сердобольные древние христиане не поставили Саваофа перед жертвенным выбором — Сын или Дух. А может, к этому и сводится главная трагедия евангелических сказаний — к сделанному выбору, по-человечески непостижимому, ибо что есть заклание бестелесного Духа на фоне хотя бы одной минуты, проведенной Сыном на кресте? Да, она права, сценарий был сработан с моим активным участием…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});