Работа над ошибками - Юрий Поляков

– Порядка нет! Твёрдой руки нет! – проговорила, уходя последней, Гиря.

Как сказал бы ведущий радиотеатра: «Сцена опустела, в комнате остались только задумчивая Елена Павловна и взволнованный Петрушов. Казаковцева рассеянно выглядывает в окно, а Андрей Михайлович нервно листает журнал, но заговорить первым никак не решается…»

Все-таки я не мастер первого броска!

– Вам жалко Лебедева? – неожиданно спросила Елена Павловна.

– Жалко!

– А вы представляете себя на его месте?

– Нет… Нет, не могу! – мне стало не по себе от такого вопроса.

– Максим Эдуардович сделал непростительную ошибку! Я никогда не отбираю записки у ребят. Мало ли что там!..

– Думаю, ничего особенного! «На том же месте, в тот же час»…

– Напрасно, Андрей Михайлович, вы так думаете! А если вы серьёзно решили осваивать смежные специальности – я имею в виду педагогику, – то учтите: современная девушка расстаётся с невинностью гораздо раньше, чем со школьной формой, у некоторых старшеклассниц личный опыт, по крайней мере в количественном отношении, побогаче, чем у многих преподавательниц. И поверьте, ученицы обсуждают между собой не только цвет ваших глаз, рост и покрой костюма…

– Ну вы скажете! – оторопел я, потому что во мне, как в каждом мужчине, под наносным слоем цинизма таился базальт целомудрия.

– Уверяю вас! Я недавно вызвала Челышеву на откровенный разговор, хотела объяснить, что нехорошо кружить голову сразу нескольким мальчикам… Так и сказала, идиотка, – «кружить голову». А Вика посмотрела на меня большими чистыми глазами и выдала: «У каждого свои вкусы: вам нравится индивидуальный секс, а мне – групповой… Ну и что?»

– Так и сказала?

– Так и сказала, но только не возмущаться нужно, а думать. У нас этику и психологию семейной жизни ведёт Гиря! Она недавно мне жаловалась: написала на доске новую тему «Что такое готовность к браку?», а девятый класс заявил, что «всегда готов!» и сорвал занятия.

– Смешно!

– Грустно, Андрей Михайлович! О семье должен рассказывать человек, знающий, что такое супружеское счастье!

– Ну, тогда с кадрами всегда будет сложно.

– Не смейтесь! Вы думаете, почему в учительской постоянный базар? Потому что собрались одни одинокие бабы. Считайте! – Елена Павловна начала загибать длинные пальцы. – Гиря своего мужа при всех «чулидой» называет, держит ради ребёнка. Раз! Маневич двух мужей салонной жизнью замучила – убежали! Два! Клара Ивановна замужем не была и, по-моему, не знает, что это такое. Три! Алла развелась, а теперь мечется… Сами знаете! Четыре! Девчонки из младших классов, как покурить соберёмся, стонут: «Где познакомиться с мужиком? На группе продлённого дня что ли?!» Одна познакомилась – влюбилась в папашу своего ученика… Продолжать или хватит?

– Хватит. Но получается, что Гиря не самый плохой вариант?

– Выходит – так…

– А вы?

– Что – я? А-а… Ну, со мной посложней: у меня уже была попытка к семейному счастью…

– Не понял… Хотя лучше не объясняйте.

– Ну, почему же, все равно вы у нас человек временный. Мне даже интересно знать ваше мнение. Вы поверите, что с близким человеком можно расстаться из-за внепрограммной экскурсии?

– Не поверю.

– Вот видите… А тем не менее. Представьте, что вы надумали жениться…

– Попытаюсь…

– Попытайтесь! Подали заявку, отстояли очередь за австрийским платьем, купили кольца со скидкой. И вот когда нужно ехать в Ленинград представляться родителям жениха, невеста заявляет, что должна на каникулы везти правофланговый отряд по местам боевой и трудовой славы. Вы говорите: «Очнись, девочка!» – а она: «Я ребятам обещала!» Вы говорите: «У тебя с головкой все в порядке?» – а она: «Я ребятам целый год обещала!» Вы говорите: «Или я, или правофланговый отряд!» – а она, идиотка: «Поедем потом. Я ребятам обещала!» И тогда вы отвечаете: «Ну что ж, школа – это тоже семья, правда, очень уж большая…»

– Я бы так не ответил!

– Вы уверены?

– Почти…

– Спасибо, что не соврали! Вы умеете слушать, а учителя так привыкли говорить, что не понимают даже самих себя. Кстати, выслушайте и Аллу, ей есть что сказать вам…

Елена Павловна опустила глаза на кулон, подошла к окну и выглянула на улицу.

– Дети ждут? – поинтересовался я.

– Опаздывают… – отозвалась она и перекинула через плечо сумочку на длинной цепочке.

– Надеюсь, в этом году вы детям ничего не обещали?

– Обещала поехать в летний трудовой лагерь в паре с Чугунковым. Вот такой печальный факт! – весело ответила Казаковцева и вышла из учительской.

Меня всегда потрясало одно удивительное обстоятельство: как это я, оставаясь самим собой, ухитряюсь одних поражать мудростью и галльским остроумием; в разговоре с другими мямлить и демонстрировать редкостное скудоумие; а с третьими – как это было сейчас – щебетать такую чепуху, словно мой речевой аппарат не имеет никакой связи с мозгом, а замкнут на какую-нибудь икроножную или даже ягодичную мышцу?..

Через минуту после ухода Елены Павловны в комнату вбежал взволнованный завхоз Шишлов и позвал меня к директору. При этом он так радостно твердил, что искал меня по всей школе, точно обнаружил в конце концов не в учительской, а по крайней мере на чердаке.

В распахнутое окно, выходившее из директорского кабинета прямо на пустырь, ломилось рычание моторов. Если вслушаться, казалось, два трактора шумно обсуждают свои производственные вопросы. Фоменко раздражённо хлопнул рамой, и землеройные устройства перешли на зловещий шёпот.

– Сумасшедший дом! – определил место своей работы Стась. – Но участок я у них все-таки вырву! Жалко, директорский пацан хорошо учится! Как он у тебя?

– Нормально.

– Да-а, если б дети всех начальников были балбесами, школа процветала! Директор школы, чтоб ты знал, – это Остап Бендер: не извернёшься, ничего не будет: ремонта, мебели, наглядных пособий… Ничего! Правда, и разница есть: за Остапом Ибрагимовичем государство не стояло, а за мной стоит и дышит в затылок…

Тут Фоменко сильно потёр затылок ладонью, то ли иллюстрируя сказанное, то ли борясь с давлением.

– Не жизнь, а какая-то игра в «наоборот». Воспитание трудом! Звучит? Вот ученички на прядильной фабрике и распутывают вручную бракованные нитки. Чему они научатся? Ничему. Только на собственной шкуре почувствуют, сколько их мамочки дерьма гонят! Вчера на вычислительном центре были. Ребята после экскурсии спрашивают: «Станислав Юрьевич, когда у нас в школе компьютеры будут?» Будут, говорю, дайте только срок! А на самом деле: у роно таких денег и не водится, шефы мнутся, а мы с Котиком изгиляемся, на пальцах учим: «Представьте, дети, что перед вами ЭВМ: этот экран, похожий на телевизор, называется дисплеем и является как бы окном в машину, а это – сердце компьютера – центральный процессор и оперативная память, а вот эти кнопочки…» Я хочу настоящий кабинет информатики пробить!

– Пробьёшь!

– Лоб себе скорее пробьёшь! Осточертели все эти чиновники! Они с тобой даже в кулуарах систему поругают, а придёшь к ним вопрос решать, так у них в органчике, извиняюсь, в магнитофончике, любимая кассета стоит: «Подождём… Изучим ситуацию… Не торопитесь…» Слава богу, завроно у нас – нормальный мужик, хоть их комсомола пришёл… Все, что могу сказать!

Фоменко встал из-за стола, подошёл к большому обшарпанному металлическому сейфу, достал оттуда бутылку боржоми, с помощью обручального кольца поддел пробку, но вода оказалась совершенно негазированной, и Стась разочарованно напился прямо из горлышка.

– Ведь ты пойми, – продолжил он, возвращаясь к столу, – сегодняшние дети – прагматики! Хорошо ли, плохо ли, но это так! Нам с тобой ещё можно было на словах объяснить, чем социализм лучше капитализма, а им примеры подавай, факты из жизни! Мы им долдоним: «Сегодня отличник учёбы, а завтра ударник труда!» Можно трубы проложить и на Запад энтузиазм качать… за валюту!.. Отличник учёбы… А на черта им отлично учиться, если жестянщик автосервиса может кандидата наук садовником нанять?! На черта им учиться, если они в седьмом классе уже знают, что есть институты, куда поступают только по праву рождения, что престижная работа все равно достанется аристократенку, будь он хоть трижды заторможенным! А раз так, зачем уважать учителя? Гораздо интереснее двинуть ему в торец и наблюдать, как мы тут засуетимся! Все, что могу сказать…

Мой руководитель снова направился к сейфу и с ненавистью допил минеральную воду.

– Как себя Макс чувствует? – перевёл я разговор на ту тему, ради которой, надо думать, и пригласил меня Стась.

– А ну его к чёртовой матери! Поддубный недоношенный… Где я в конце года физика искать буду?!

– Не понял… Что, так серьёзно?

– А ты как думал? Подожди, ещё Расходенков подключится, тогда запоем! У них с Лебедевым давние счёты. Да и у нас в школе анонимное творчество цветёт и пахнет…

– А что Макс говорит?