Черное и белое - Владимир Гурвич

Слова Ведева не произвели на Эльвиру, по крайней мере, внешне никакого впечатления. На ее лице не появилось даже намека на выражение благодарности.

– Я – в маму, – безучастно пояснила девушка. – Ее все считали красавицей. В молодости она даже участвовала в конкурсе «мисс Израиля». Но это было давно.

– А у вас не появлялось желание поучаствовать? – поинтересовался Ведев. – Мне кажется, у вас были бы все шансы на успех.

– Такого желания у меня никогда не было, – сухо ответила она.

– А желание позавтракать, надеюсь, есть.

Судя по тому, что Эльвира села за стол, такое желание у нее было. Несколько минут они ели и пили молча.

– Я могу задать вам несколько вопросов, – вдруг произнесла Эльвира.

– Какие угодно. Готов ответить на любой ваш вопрос.

– Если, как вы и мой отец, считаете, что все религии не верны, то почему они возникли, и что же есть истина на самом деле? Незадолго до смерти я задала отцу этот вопрос, но ему тогда было некогда читать лекцию на эту тему. А потом случилось то, что случилось.

Ведев даже прекратил есть. Он не очень любил вести разговоры на эту тему с теми, кого мало знал. По опыту ему было известно, что нередко после таких бесед на него кидались с кулаками. И это далеко не самый худший вариант. Вот бы отвертеться от обсуждения этих щекотливых вопросов.

– Вы уверены, что хотите говорить именно об этом, а не о чем-то ином? – на всякий случай спросил он. – Например, о любви.

Несколько мгновений Эльвира молчала.

– Я не хочу говорить о любви, я хочу говорить на эту тему, – с какой-то мрачной решимостью ответила она.

– На эту, так на эту, – почти весело произнес Ведев. Он решил, что не стоит придавать этому разговору слишком серьезное значение. Иначе он в какой-то момент умрет от скуки. Он вдруг подумал, что если бы он был один, то сегодня вечером непременно привел какую-нибудь девицу. Или встретился со вчерашней, в постели она показала себя отличным специалистом, да и общаться с ней было весело, не в пример той девушки, которая сидит сейчас напротив него.

– Почему вы замолчали? – неожиданно спросила Эльвира.

– Я долго молчал? – спросил слегка удивленный Ведев. Ему-то казалось, что пауза длилась всего несколько мгновений.

– Долго, – подтвердила Эльвира.

– Извините, я собирался с мыслями. – Это было не совсем правда, вернее, совсем не правда, он думал совсем о другом. – Дело в том, что говорить, что традиционные религии не истинны – это не совсем верно. Однажды мы с Ароном, то есть с вашим отцом, долго спорили на эту тему. И в конечном итоге пришли к единому мнению: в мире все истинно, нет ничего кроме истины. Но заковырка в том, что любая истина подается людям в искаженном виде. И чем более она сложная, тем более высокого порядка, тем сильней идет искажающий сигнал. Можно смело даже вывести нечто вроде закона: уровень искажения прямо пропорционален уровню истины. А, следовательно, самая высокая истина – а за такую, без всякого сомнения, следует принимать понятие Бога, максимально искажена. Вот, собственно, и все по большому счету.

Эльвира изумленно взглянула на Ведева.

– Как все? Так все просто объясняется?

– А почему и нет. Чтобы понять, почему в цепи возникает ток, достаточно знать несколько законов физики. Но вы, конечно, правы, сложностей тут хоть отбавляй. Это не более чем общее направление движения мысли. Для каждого уровня сознания определен свой уровень искажения. Для самого низшего уровня он самый я бы сказал убедительный. Он требует предельной наглядности и образности. Мы тогда с вашим отцом решили, что его можно назвать художественно-литературным. Не случайно, что о Боге создано безмерное число теорий, написано великое множество книг, сделано рисунков, сочинено музыкальных произведений. Все церковные обряды любой религии обладают сильным художественным эффектом и по сути дела созданы на манер шоу. Разумеется, это весьма специфическое шоу, но сама суть его, сами методы воздействия на сознание построены по тому же принципу. Но самое поразительное тут другое, возникает парадоксальная цепочка. Чем ниже уровень, на который способно подняться сознание человека, тем сильней потребность в наглядности, а чем сильней потребность в наглядности, тем больше ее создается. А чем больше ее создается, тем плотней эти представления о божественном забиваются во все поры сознания. И оно им полностью и целиком подчиняется, как солдаты офицеру. И выбраться для подавляющего большинства из этого лабиринта нет никакой возможности. А люди так устроены, что привычное им и кажется подлинным. Библейские рассказы о сотворении мира, человека, да и обо всем другом, что там изложены, абсолютны нелепы, они входят в вопиющее противоречие с научными знаниями, да и просто со здравым смыслом. Но верующих это не смущает, их мысль настолько заблокирована, что они не в состоянии вырваться из узкого коридора привычных представлений. Я уж не говорю, что многим такая ситуация крайне удобна. Одни получают понятного Бога, что-то вроде Бога из букваря, которым и является Библия или Коран. Другие же зарабатывают на этом неплохие деньги, поддерживая суеверие. Но самое ценное, что дает такая вера, – эта власть над телами и душами верующих. За это можно поверить во все что угодно. А уж коли уверовал, то будешь отставить эту веру любыми средствами. Если же подводить краткий итог моих размышлений, то можно сказать: какова вера, такое и сознание. И наоборот, каково сознание, такова и вера. А в итоге получаем жуткий заколдованный круг. Он катится и катится веками, тысячелетиями. И конца этому пути не видно.

Ведев замолчал, не без интереса поглядывая на Эльвиру, пытаясь определить, какое впечатление произвел на нее его монолог. Она ж сосредоточенно молчала.

– Я всегда думала примерно тоже самое, – неожиданно ответила она. – Только не так ясно, как вы. Но что же в таком случае представляет из себя Бог?

Ведев усмехнулся.

– А почему вы уверенны, что он должен непременно что-то из себя представлять. Можно придумать массу теорий, где он никак не выглядит. Или выглядит таким образом, что не поддается человеческому воображению. В любом случае, я убежден в том, что любая попытка представить Бога неизбежно ведет к гигантскому искажению и жуткому упрощению. Наша беда в том, что мы мыслим привычными для нас категориями. И Бога, как домик из конструктора, составляем из того материала, что есть у нас под рукой. Но ведь любой нормальный человек не может не понимать, что мир несравненного сложней и многогранней, чем он нам видится из окна нашей квартиры; есть безмерная Вселенная, о котором нам известно невероятно мало, есть большое число иных миров, в которые мы даже не в состоянии проникнуть. И скорей всего они созданы Богом. Мы же очеловечиваем Его просто до неприличия. Ни о чем другом человек не несет такие невероятные глупости и в таких безразмерных количествах, как о Боге. Не имея знаний, мы пытаемся понять абсолют. Это даже не бессмыслица, это во много раз хуже.

– Выходит, мы ничего не может о Нем сказать? И у вас нет даже гипотез?

Ответил Ведев после короткого колебания.

– Кое-какие представления о Боге у меня существуют. Но не все сразу. Поговорим на эту тему как-нибудь в другой раз. Вы не возражаете?

Эльвира безучастно посмотрела на Ведева.

– Не возражаю. Вы можете начать говорить на эту тему, когда захотите. Или вообще больше ее не касаться.

– Спасибо за предоставленную возможность, – не удержался от иронии Ведев. – Мне надо довольно надолго уйти. А чем вы собираетесь заняться?

Эльвира ответила не задумываясь.

– Если вы не против, я посижу в квартире. Мне неохота никуда идти. К тому же мне кажется, это может быть опасным.

– Полагаю, вы преувеличиваете, вряд ли тут что-то вам грозит. Впрочем, если вам так лучше, то оставайтесь в квартире. Тогда до вечера.

У Ведева было запланировано несколько деловых встреч, в том числе со своим издателем, они намеревались обсудить условия договора для издания следующей книги. Ведев переговорами остался доволен, предложенные ему условия оказались даже лучше, чем он ожидал. Впрочем, он прекрасно понимал, что дело тут не в щедрости издателя, а в том, что предыдущая книга хорошо продавалась. Оставшееся время он провел со своей восьмилетней дочерью. Он испытывал настоящую радость оттого, что ребенок просто искрился счастьем от возможности побыть с отцом.

Возвращаться домой Ведеву не хотелось. Там предстояла его встреча с Эльвирой, с ее хмурым и настороженным, словно ожидающим от него подвоха. Чем они займутся? Не могут же они сидеть напротив друг друга – и молчать. Или она снова начнет его расспрашивать о Боге? Но у него совсем не то настроение, чтобы разглагольствовать на подобные темы. Говорить о нем у него возникает желание лишь только в отдельные моменты жизни. Он никогда не знает, когда, как и почему они возникают. А сейчас ему хочется беззаботности и веселья, держать в объятиях красивую женщину. Ну что же делать, если у него такой характер, и без этого он не может жить.