Блуждающий разум - Алексей Калугин

– Убери со стола, Дживз, – сказал Муромский. – Я наелся.

Агент, исполняющий роль слуги, ненадолго вышел в соседнюю комнату. Вернувшись с большим, круглым, серебряным подносом, он принялся быстро и аккуратно переставлять на него посуду и столовые приборы.

Бапиков молча ждал, что ответит на его предложение Муромский. Он был уверен, что альтер примет его, поскольку точно знает, что куратор не блефует и что предложение, сделанное им, на самом деле последнее. А Муромскому, что бы он там ни задумывал, нужен был контакт с человеком, имеющим определенный вес и власть. Иначе бы зачем он вернулся в пансионат? Быть может, он и мог сделать так, чтобы два десятка танков разом вспыхнули, как светляки. Быть может, он один мог без единого выстрела положить целую армию. Быть может, он сам был неуязвим для пуль и огня. Но сейчас война не входила в его планы. Иначе бы он не стал вести никакие переговоры, а сам бы пришел и взял то, что ему было нужно.

Дживз поднял поднос и, держа его перед собой, как драгоценную святыню, степенно удалился.

Муромский скомкал лежавшую справа от него газету и кинул на пол.

– Какую чушь пишут в газетах!

– О чем? – осведомился Бапиков.

– Да обо всем сразу! Какая мне разница, что думает о возможной деноминации певец Толям, если я даже не знаю такого певца! Лучше объясните мне, почему вообще идет речь о деноминации!

– Могу вас заверить, деноминации не будет. По крайней мере, в ближайшие пару лет.

– А вот Толям с вами не согласен!

– Я тоже не знаю, кто такой Толям, – улыбнулся Бапиков. – И газет я не читаю. У меня иные источники информации.

Муромский сложил руки на краю стола.

– Мне импонирует ваша искренность, Юрий Станиславович, – произнес он, чуть понизив голос, чтобы слова его прозвучали доверительно. – Полагаю, с вами можно иметь дело. По крайней мере, до тех пор, пока у нас имеются общие интересы. То, что я занял пансионат под свою резиденцию, будем считать компенсацией за те годы, что я провел здесь как пленник. Не возражаете?

Бапиков молча наклонил голову, коснувшись подбородком воротника.

– Теперь что касается платы за мои услуги. Меня интересует прежде всего информация. В особенности та, которой нет в свободном доступе. На сегодняшний день самой засекреченной организацией, несомненно, является проект «Вечность». Девяносто процентов населения даже названия такого никогда не слышали. Остальные десять процентов так или иначе связаны с «Вечностью». Как вы, например. Поэтому сейчас меня интересует все, что связано с «Вечностью». Выдать мне архивы «Вечности» вы не можете. Хорошо, давайте, как вы и говорили, начнем с малого. Есть же какая-то информация, которая на данный момент неактуальна? Давайте с нее и начнем. Только это должны быть не слухи и не досужие вымыслы, а абсолютно достоверная информация.

Куратор постучал пальцами по подлокотникам.

– Я ничего не могу обещать. Но узнаю, что можно сделать.

Муромский укоризненно погрозил пальцем:

– Неправда, Юрий Станиславович. Вы уже подумали о том, что мне можно скинуть результаты научных исследований конца прошлого века. Давайте начнем с этого, я не против. Мне это интересно.

– Я должен согласовать этот вопрос, – глядя в сторону, ответил Бапиков.

– Разумеется, – снисходительно улыбнулся альтер. – Я вас не тороплю. Мне есть чем заняться. И в отличие от вас у меня впереди действительно вечность.

– Мне придется оставить с вами моего помощника. Я хотел, чтобы Игорь Викторович пообщался с доктором Карцевым и дал свое заключение по поводу состояния его психики, – сказал Бапиков. – Последнее время разговоры с ним по телефону внушают мне опасение. Ну а если вы будете иметь дело с секретными документами, то Игорь Викторович станет отвечать за их сохранность.

– Ничего не имею против, – пожал плечами Муромский. – Напротив, буду только рад, если рядом окажется человек, с которым можно поговорить. Ваши агенты, Юрий Станиславович, вы уж извините, никакие собеседники. Из них слова клещами не вытянешь. А доктор Карцев, как вы верно заметили, несколько неадекватно реагирует на ситуацию. На мой взгляд, с психикой у него все в порядке. Вот только он почему-то меня боится. Хотя я не давал ему для этого никаких поводов. Игорь Викторович, вы-то, надеюсь, не из робкого десятка?

Шаркову такой вопрос не понравился. Но если альтер пытался напугать его, то он ошибся.

– Я кое-что видел в этой жизни, Алексей Алексеевич, – ответил Шарков.

– Называйте меня Мастером, – уточнил альтер. – Да, и елку сгоревшую велите убрать, – напомнил он Бапикову. – Пусть посадят на ее место новую. А то пейзаж за окном, как на поле боя.

Куратор взглядом переадресовал заявку Шаркову:

– Можно убрать сгоревшую. – Игорь сделал пометку в планшете. – Но новую зимой сажать нельзя. Не приживется.

– У меня приживется, – заверил Мастер.

Шарков сделал новую пометку в планшете.

«Может, у него еще и ананасы на елке расти будут?» – подумал он.

– Ну, это вряд ли, – усмехнулся Мастер. – Хотя попытаться можно. Чем черт не шутит.

Глава 5

Димон

Димон битый час делал вид, что прогуливается по главной улице поселка. Ходил из стороны в сторону. Пройдет метров сто, повернет – и обратно.

Мороз – градусов пятнадцать. Снег валит такой, что к тому времени, когда Димон возвращался к началу пути, следы его почти заметало. А он, как обычно, в джинсах и черной кожанке, да с банданой на голове. И не ради форсу, а потому, что это была единственная одежда, в которой он чувствовал себя комфортно. Надев полушубок или хотя бы пуховую куртку, Димон чувствовал себя провалившимся в иное измерение, где все неправильно. И не просто вверх ногами, а шиворот‑навыворот. Он как будто находился внутри, когда должен находиться снаружи. И чувствовал неодолимое желание вернуться в свое исходное состояние, то есть скинуть с себя все эти нелепые зимние одежды.

Димону не было холодно, поскольку он умел контролировать термобаланс своего тела. При необходимости он мог бы провести ночь голым на снегу. Правда, перед этим ему нужно было бы как следует поесть. Но сейчас его больше всего донимал именно снег, падающий с неба большими, мягкими хлопьями. Как будто кто‑то там, наверху, выпотрошил набитую лебяжьим пухом перину. Можно подумать, им там заняться больше нечем, как только распоротые перины трясти. Снег ложился на плечи, налипал на бандану, превращая ее в нелепый белый тюрбан, и даже в карманы умудрялся набиться. В карманах снег таял, от чего руки Димона становились влажными, а подушечки пальцев покрывались морщинами, как после долгого купания.

Димон приветливо улыбался и махал рукой проходившим мимо жителям поселка. Он старательно делал вид, что случайно здесь оказался. Но, проходя мимо дома Аддамсов, который находился как раз в середине его маршрута, более подобающего маятнику, Димон всякий раз посматривал, не выходит ли кто на двор.

Один раз на улицу вышла Кана. В накинутом на голову сером платке, она быстро добежала до подсобки и через три минуты вернулась в дом. Потом из дома вышел Иаков. Он смел снег с крыльца, помахал Димону рукой, взял лопату и принялся чистить дорожку. Иаков был высок, широкоплеч, силен и проворен. Он раскидывал снег по сторонам, как лопастный снегоуборщик. Вся работа заняла у него не более пяти минут. Оставив лопату у крыльца – снег и не думал кончаться, и ясно было, что скоро снова придется его убирать, – Иаков скрылся в доме. Через пятнадцать минут он снова вышел, на этот раз чтобы кинуть на перекладину большущее лоскутное одеяло, которым могли укрыться, наверное, человек пять разом. Снова увидав Димона, Иаков ничуть не удивился, только снова махнул ему рукой.

Таковы были Аддамсы. Ты мог голым мимо них десять раз пройти, а они будут только вежливо здороваться с тобой, словно ничего необычного не происходит. Аддамсы полагали неприличным лезть без спросу в дела других людей. У всякого человека, по их мнению, было право поступать так, как он считает правильным и нужным. И, ежели кто‑то расхаживает по улицам голый, значит, у него имеются на то причины. Какие – это уж его личное дело. Однако, когда их просили, Аддамсы никогда не отказывались помочь. Более того, делали это с охотой.

Димону нужно было повидаться с пятнадцатилетним Тимом Аддамсом. Обычно парень то и дело шнырял туда‑суда по двору. А сегодня, как нарочно, куда‑то запропастился. Позвонить ему или связаться каким другим образом было невозможно. Аддамсы не держали дома ни телефонов, ни компьютеров, ни каких‑либо других девайсов. Они считали, что весь этот электронный хлам только мешает людям общаться по‑человечески.

Конечно, можно было просто зайти в дом и спросить Тима. Но тогда Димону непременно пришлось бы иметь дело с кем‑то из старших Аддамсов. У Аддамсов так принято: даже если ты пришел к младшему, сначала нужно перемолвиться хотя бы парой слов с находящимися в доме представителями старшего поколения. Этого требовали правила приличия. И не исключено, что разговаривать придется с отцом Тима Юфтаном, который был самым сильным телепатом из всех, кого знал Димон. От Юфтана скрыть ничего не удастся. Юфтан сразу почует, что Димон что‑то замышляет. Да еще и Тима собирается в это втянуть.