Я убиваю - Джорджо Фалетти

Он вернулся за стол.

– Пусть войдут.

Морелли вышел, Фрэнк тоже поднялся и направился к двери, но тут она отворилась, и опять появился Морелли, сопровождая двух человек. Один был молод, лет тридцати, с длинными черными волосами, другой постарше – лет сорока пяти. Фрэнк мельком взглянул на них, посторонился, пропуская, и направился в еще открытую дверь. Однако на пороге его остановил голос Никола Юло.

– Фрэнк, ты в самом деле уверен, что не хочешь задержаться?

Ни слова не говоря, Фрэнк Оттобре вышел из кабинета.

9

Покинув полицейское управление, Фрэнк свернул на рю Сюффрен Раймон и, пройдя несколько десятков метров, оказался на бульваре Альберта Первого, который тянулся вдоль порта. Подъемный кран неторопливо перемещался на фоне голубого неба. Бригада рабочих еще разбирала боксы и грузила их на машины.

Все вокруг выглядело вполне нормально.

Он перешел дорогу и остановился на портовой эспланаде – посмотреть на пришвартованные яхты. На набережной не осталось никаких следов происшествия.

Бенето был отбуксирован отсюда в распоряжение полиции для продолжения следствия. Бальетто и другая пострадавшая яхта все еще покачивались у причала, слегка соприкасаясь кранцами. Ограждение было снято. Смотреть больше было не на что.

Портовый бар вернулся к обычной жизни. Возможно, случившееся даже прибавило ему клиентуры – любопытных, которым хотелось побывать там, где произошло то, что произошло. Может быть, молодой моряк, обнаруживший трупы, еще сидел в баре, радуясь минутной известности и рассказывая об увиденном. А может, сидел молча перед рюмкой, старясь забыть все на свете.

Фрэнк опустился на каменную скамью.

Мимо быстро прокатил на роликовых коньках мальчик, за ним спешила девочка помладше, она еще плохо держалась на роликах и жалобно просила его подождать. Невдалеке какой-то мужчина терпеливо ожидал, пока его собака – черный лабрадор – закончит свои дела, потом достал из кармана пластиковый мешок и лопатку и собрал с земли продукт собачьего «преступления», чтобы потом, как положено, отправить его в мусорный бак.

Нормальные люди. Люди, которые жили, как множество других, как все. Возможно, у них было больше денег, возможно, больше счастья или иллюзий, что они могут получить все, что хотят. Быть может, это была только видимость и ничего более. Клетка, пусть и позолоченная, все равно оставалась клеткой, и каждый сам вершил свою судьбу. Каждый сам строил свою жизнь или разрушал ее соответственно правилам, какие устанавливал для себя. Или правилам, какие отказывался принять.

Иного выхода ни у кого не было.

Порт покидала чья-то яхта, на корме светловолосая женщина в голубом костюме махала рукой, прощаясь с кем-то на берегу. Издали она походила на Гарриет.

Фрэнк почувствовал, как нервный ком подкатил горлу, скользнул выше и взорвался у него в голове. В тот же миг одно море сменилось другим, одни солнечные блики другими, и память распахнула картину былого.

Когда он вышел из больницы, они с Гарриет сняли коттедж на побережье, в тихом уголке штата Джорджия. Это был деревянный дом с крышей из красной канадской черепицы, он стоял между дюнами в сотне метров от моря. На море выходила веранда с огромными раздвижными стеклами, которые летом можно было открыть, превратив помещение в нечто вроде внутреннего дворика.

По ночам они слушали ветер, гулявший среди скудной растительности, и шум океанских волн, разливавшихся по пляжу. Они лежали в постели, и Фрэнк чувствовал, как жена крепко прижимается к нему, прежде чем уснуть, словно ей отчаянно нужно убедиться, что он рядом, будто все еще не может поверить, что он действительно тут, рядом с ней, живой.

Днем они проводили время на берегу, загорали и плавали. Побережье было почти пустынным. Те, кому, кроме моря, нужен был шумный людный пляж, отправлялись на модные курорты, глазеть на тренировки культуристов или на девушек с силиконовой грудью, вилявших бедрами, словно проходили пробы для съемок в сериале «Пляжный патруль».

Здесь, лежа на полотенце, Фрэнк мог, не стыдясь, спокойно подставить солнцу свое исхудавшее тело со множеством красноватых шрамов на нем и удручающий след от операции на сердце, когда извлекали осколок, едва не сразивший его.

Порой Гарриет, лежавшая рядом, проводила рукой по болезненным рубцам, и на глаза ее навертывались слезы. Они не говорили о том, что случилось. Подолгу молчали, думая об одном и том же, но по-разному, или вспоминая переживания последних месяцев и чего это им стоило.

В такие минуты им не хватало мужества посмотреть друг другу в глаза. Оба отворачивались к морю, пока один из них, все так же молча, не находил в себе сил повернуться и обнять другого.

Время от времени они спускались за покупками в Хонести, рыбацкий поселок, ближайший населенный пункт, больше походивший на Шотландию, чем на Америку. Мирное местечко, нисколько не потревоженное туристами, с одинаковыми домами из камня и дерева вдоль дороги, которая тянулась параллельно пляжу.

Они обедали в ресторане на сваях, с большим и деревянным полом – шаги официантов отдавались громким стуком. Пили белое вино, такое холодное, что запотевали рюмки, и ели свежевыловленных омаров, пачкая руки и обрызгиваясь, когда брались за клешни. Часто смеялись, как дети, и Гарриет, казалось, ни о чем таком не думала, а Фрэнк тем более.

Они не говорили об этом, пока не зазвонил телефон.

Фрэнк резал зелень для салата, они собирались обедать. Из духовки аппетитно пахло рыбой, запеченной с картошкой. За окном ветер срывал песок с верхушек дюн, и море было покрыто белыми пенистыми гребешками. Два одиноких серфера скользили по волнам под парусами, напротив них на пляже стоял джип.

Гарриет была на веранде и из-за свиста ветра не слышала звонка. Он выглянул из кухни с крупным красным перцем в руке.

– Гарриет, телефон. Ответь, пожалуйста, у меня руки грязные.

Жена пошла на допотопный звонок к старому аппарату, висевшему на стене. Она сняла трубку, а он стоял и смотрел на нее.

– Алло?

Едва услышав ответ, она переменилась в лице, как бывает, когда человек узнает плохое известие. Улыбка ее исчезла. Гарриет помолчала и повесила трубку рядом с аппаратом, посмотрев на Фрэнка напряженным взглядом, который он еще долго будет вспоминать по ночам.

– Тебя. Это Гомер.

Она повернулась и вышла на веранду, ничего больше не сказав. Он взял трубку, еще хранившую тепло руки Гарриет.

– Да?

– Фрэнк, это я, Гомер Вудс. Как поживаешь?

– Хорошо.

– Правда, хорошо?

– Да.

Если Гомер и уловил крайнюю сухость в ответах Фрэнка, то притворился, будто не понял, и продолжал так, словно они говорили последний раз минут десять назад.

– Мы взяли их.

– Кого?

– Ларкинов, я имею в виду. Загребли с поличным. Без всяких бомб. Была перестрелка, и Джеф Ларкин погиб. Там оказалась целая гора товара и еще выше гора долларов, а уж всевозможных улик – и не счесть. Если повезет, нам хватит материала, чтобы усадить в лужу кучу народу.

– Хорошо.

Он произнес это слово точно так же, как прежде – тем же тоном, но шеф и на этот раз не понял намека.

Фрэнк представил себе Гомера Вудса в кабинете, отделанном темным деревом, за письменным столом, с трубкой в руке, его голубые глаза за золочеными дужками очков, неизменные, как и серый костюм с жилетом и голубой рубашкой из ткани «оксфорд[16]».

– Фрэнк, это ведь благодаря тебе и Куперу мы добрались до Ларкинов. Тут все это понимают, даже не сомневайся, и мне хотелось сказать тебе об этом. Когда думаешь вернуться?

– Честно говоря, не знаю. Скоро, наверное.

– Хорошо, не буду больше напрягать тебя. Однако помни, что я сказал.

– Хорошо, Гомер. Благодарю.

Он повесил трубку и пошел искать Гарриет. Она сидела на веранде и смотрела на двух парней, которые вышли на берег и грузили свои доски на крышу джипа.

Фрэнк молча присел рядом на двухместную деревянную скамью. Некоторое время они молча смотрели на море, пока машина с парнями не уехала, будто чужое присутствие, хоть и далекое, было единственным, что мешало их общению.

Молчание прервала Гарриет.

– Он спросил тебя, когда вернешься, не так ли?

– Да.

Они никогда не лгали друг другу, и сейчас Фрэнк тоже не собирался лукавить.

– И ты хочешь?

Фрэнк повернулся к ней, но Гарриет старательно избегала его взгляда. И тогда он тоже уставился в море, где, гонимые ветром, набегали друг на друга белые пенистые волны.

– Гарриет, я – полицейский. Я выбрал эту жизнь не по необходимости, а потому, что она нравилась мне. Мне всегда хотелось делать то, что делаю, и не знаю, смог ли бы я заниматься чем-то другим. Даже не представляю, способен или нет. Есть итальянская пословица, которую мне часто повторяла бабушка: кто родился квадратным, не умрет круглым…