...Это вовсе не то, что ты думал, но лучше - Ника Созонова

Честно сказать, когда она позвала меня к себе зимовать — подцепив, кажется, в 'теплой Трубе', я опасалась, не присутствуют ли в этом лесбийские мотивы. Но, к счастью, Тортила была в этом чиста. В награду за приют и еду от меня требовалось лишь помогать по хозяйству — варить сосиски, печь картошку, раз в три дня мыть посуду и опорожнять пепельницы — и слушать ее излияния под пиво и джин-тоник долгими вечерами. Еще Тортила приохотила меня к хорошему чтению. То есть читать я любила всегда, но без разбора. Глотала с одинаковым удовольствием и дамские романы, и низкопробное фэнтези, и Набокова. У Тортилы 'чтива' не водилось, и отзывалась она о нем с таким отвращением, что и я волей-неволей научилась разделять зерна от плевел.

От Токсово до Питера полчаса на электричке, и я через день моталась в город. Просто бродила по улицам. В пять часов уже тьма, небо, оранжевое от огней, похоже на взгляд вампира: гнетуще-тяжелое, загадочное и бессмертное. Промерзшая до самого ядра земля. Не хочется ничего — ни жить, ни умереть, ни спать, ни бодрствовать. Все тянется, как при замедленной съемке.

Не намного лучше холода частые оттепели. Снег превращается в мокро-серую грязь под ногами, ветер пахнет псиной. Правда, спячке капут: шалеешь от этой псевдо-весны и хочется петь во все горло, до хрипоты, до боли в бронхах, кричать о своей любви к сгорбленным питерским деревьям и стылой воде в чешуе подтаявшего льда, а потом в изнеможении шептать его горделивое дворянское имя…

В феврале, в преддверьи весны Питер самый несчастный. Он похож на высокого худого человека начала двадцатого века. Грязно-серый пиджак с чужого плеча, слишком короткие брюки. Он желчен и зол, но при этом интеллигентен и километрами цитирует стихи. Он болен, скорее всего, чахоткой, это видно по нездоровому румянцу на скулах и слышно по хриплому, каркающему кашлю…

Окрашенное таким вот сном утро не располагало к хорошему настроению. К тому же вчера я зачем-то проболталась о своем желании сходить в больницу для бомжей на обследование. Вижи загорелась меня проводить. Я была не против: одной тащиться туда было боязно. И вот теперь ни свет ни заря (еще не было и полудня!) она распинала меня с воплями о том, что мы опоздаем на прием, если я не потороплюсь. Ну, я и начала торопиться, в итоге — обожженные горячим кофе губы, разодранная в спешке молния на кофте и шикарная царапина на лице (спросонья умудрилась расчесать щеку вместо волос)…

Наконец мы вывалились из квартиры наружу: я, ужасно злая и зевающая до треска в скулах, и моя подруга, как всегда бодрая и не замолкающая ни на минуту. — Прикинь, Кречета знаешь?.. — Ага, шапочно.

— Так вот, он сейчас живет в Купчино, у какого-то нарка. Меня недели две назад Брейки потащил туда ночевать. Звонимся мы, значит. Минуты две к двери вообще никто не подходит, потом она открывается, и за ней мы наблюдаем совершенно ошалелую физиономию Жука. Он говорит, что добраться до спальных мест будет крайне проблематично, потому что упившийся Кречет протянул по всему дому растяжки. Я спрашиваю: а сам-то он где? Мне отвечают, что, естественно, спит, и будить его сейчас более опасно для жизни, чем натолкнуться на одно из его самодельных взрывных устройств. И мы начали добираться до постелей в традициях американских боевиков: где ползком, а где вприпрыжку…

— Забавно. А к чему ты мне это сейчас рассказала?

— Не знаю, вспомнилось что-то. А еще недавно…

— Стоп, Вижи, притормози. Попустись, а? Я жутко не выспалась, на улице душно, мой бедный мозг, кажется, расплавился и скоро начнет вытекать из всех мыслимых и немыслимых мест… а тут еще твои истории. Не сомневаюсь, что очень интересные — но моя несчастная головушка не в состоянии впитать хоть какую-нибудь постороннюю инфу.

— А ты зануда, Росси!

Вижи обиженно замолчала, и дальше мы шагали в блаженной тишине.

Больница, адрес которой мне великодушно презентовал Патрик, находилась на самой окраине. Нам — пешеходам по убеждению — пришлось воспользоваться метро, где я благополучно продремала всю дорогу, удобно примостив голову на плечо подруги.

Мы долго блуждали по незнакомому району с унылыми многоэтажками, пока не обрели нужное нам здание в самом глухом и безликом дворике из всех возможных. Очередь на обследования была неимоверной и состояла из людей бомжеватого вида и соответствующего аромата.

— Как тут воняет…

Мы с трудом отыскали свободное сидячее место — подоконник.

— А ты что думала, в сказку попала? — Вижи пожала худым плечом. — Уж нам-то с тобой не привыкать к подобным личностям.

— Да уж, — я вспомнила вчерашнего маньяка, и меня передернуло. — Кстати, солнышко, сейчас вполне можешь что-нибудь рассказать — я готова тебя выслушать с широко раскрытыми ушами. Делать-то все равно нечего.

— А вот не буду! У меня и свои дела имеются.

Вижи с сосредоточенно-надутым видом принялась копаться в 'хламнике', выудила из него какую-то тетрадку и с преувеличенной серьезностью углубилась в нее. Мучимая любопытством, я заглянула ей через плечо, пытаясь понять, что она там вычитывает или выписывает.

— Виж, а Виж, что это такое?

— Список.

— Я вижу, что не арифметические формулы. Список чего — расходов-доходов?

— Скажешь тоже! Какие у меня расходы и, тем более, доходы? Это список моих знакомых молодых людей.

— А что это за столбцы и плюсики в них?

— Объясняю для альтернативно одаренных: графа первая — имя (кличка) и возраст, графа вторая — мое к нему отношение, чисто человеческое. Потом — спала я с ним или нет, и, наконец, последняя — если спала, насколько мне было с ним кайфово. Шкала оценок семибальная, от трех минусов до трех плюсов, через ноль. Все усекла?

— Вроде да. Забавная градация. Интересно, что у тебя стоит в последнем столбике напротив Абрека?

— А ты бы ему что поставила? — и хитрый-хитрый взгляд искоса.

Так, стоп. Опасная, скользкая тема, надо с нее срочно съезжать. Интересно, откуда она знает, ведь это было так давно и неправда… я уже и не помню, когда именно.

— Слушай, Вижи, мне тут недавно кто-то обмолвился о том, что ты очень забавно лишилась девственности. А как — не сказали. Поделишься?..

— Да уж, слухами земля полнится. Интересно, кто бы это мог тебе 'обмолвиться'… На самом деле, самое забавное — что я подошла к этому вопросу сознательно. То есть, проснувшись как-то утром и поняв, что больше не желаю оставаться девушкой, я приступила к выбору первого мужчины. Чисто рационально — ни о какой любви и речи не шло.

— А потом?

— Потом? Мэн был в шоке, узнав о моих намерениях. А потом мы очень мило встречались пару месяцев.

— А кто хоть это был? Я его знаю?

— Вряд ли — то было еще до 'Трубы', в моем родном городишке… Кста, не зевай — подошла твоя очередь.

У меня взяли какие-то анализы, сделали рентген головы. Тетка, проводившая все эти манипуляции с моим организмом, имела такой вид, будто ей обрыдло все на свете и держится она в материальном теле исключительно из чувства долга. Процедуры заняли минут двадцать. Затем меня отправили на пару часиков погулять, велев придти по прошествии этого времени в другой кабинет за результатом.

Слегка ошалелые от атмосферы данного места, мы с Вижи выкатились наружу. Солнце пекло уже не так безжалостно, но еще ощутимо согревало макушки. Облюбовав маленькую скамеечку в тенечке, мы принялись тянуть время. Оно растягивалось чрезвычайно неохотно, постоянно норовя свернуться петлей и тоскливо поскуливало…

От скуки я принялась творить с фиолетовой паклей на голове подруги нечто невообразимое. Получалось неплохо, только вот Вижи почему-то не нравилось, и она постоянно трясла башкой, сводя на нет все мои усилия.

Наконец подошел долгожданный момент узнавать результаты. И тут меня объял ужас — панический, неконтролируемый. Я вцепилась Вижи в ладонь потными пальцами, а второй рукой ухватилась за чахлый кустик, торчавший из земли рядом со скамейкой.

— Не пойду! Вижи, слушай, мне страшно. Поехали домой, а?..

— Ты что, с ума спятила?! Всё же было нормально, что произошло?

— Ничего. Просто я ужасно, ужасно боюсь!!!

— Ну, уж нет, мы не для того столько времени убили, чтобы отступать у самого порога!

Показав недюжинную — для столь тщедушного тела — силу, Вижи вырвала меня с места, к которому, как мне казалось, я плотно приросла, — вместе с кустиком и кусками дерна, застрявшими в его корнях, и впихнула в дверь поликлиники. (Кустик, к чести ее сказать, она потом посадила на место.)

Я вновь вдохнула необыкновенную смесь запахов (мочи, лекарств, матюгов и пофигизма) и, несколько осмелев, зашагала самостоятельно, и даже сумела убедить Вижи, что в кабинете вполне справлюсь без нее.

Тетка в белом халате была уже другой. Перекисная блондинка с рыбьими глазами, в которых мелькнуло что-то похожее на оживление, когда я назвала свои данные и она отыскала листочек с моими анализами среди груды лежавших на столе.