Первая дивизия РОА - Вячеслав Артемьев

Мы с верой и надеждой вместе с вами встали на борьбу против нашего общего врага — коммунизма потому, что это было для нас жизненной необходимостью. Вы никогда не верили нам и не хотели понять тех побуждений, которые толкнули нас на союз с вами… Мы тоже не верили и не верим вам!

Да! Из-за всего того, что вами сделано вы имели полное основание опасаться нас и не доверять нам! Но вовсе не потому, что на нас нельзя было положиться в борьбе с коммунизмом, а только потому, что, обманывая нас, давая нам заведомо ложные обещания, вы знали, что рано или поздно, мы поймём это и не простим вам вашего обмана… Мы не простим вам и того, что вы делаете с нашими военнопленными, с острабочими в ваших лагерях…

В продолжение нескольких лет войны наши солдаты в германской армии на полях сражений, отважной, жертвенной борьбой доказывали свою преданность и честность солдатскую. Но преданность не Гитлеру, не нацизму, не вам немцам! Вам мы не собирались ее доказывать, да её и не могло быть! Мы доказывали преданность Русскому Освободительному Движению, делу борьбы за освобождение своей Родины от коммунизма! Наши солдаты самоотверженно умирали в боях плечо к плечу с немецкими солдатами, но не за фюрера, не за нацистскую Германию, а за возможность своей освободительной борьбы, за свой народ, за свою Родину!

Высокой ценой заплатили мы вам за то, что вы должны были дать нам для нашей борьбы! Но вы не выполнили своих обещаний, вы обманули нас, обманули бесчестно, недостойно, низко…

Что же вы хотите от нас после всего этого? За всё то, что сделано нацизмом, вас немцев ненавидят народы всего мира! Вы сделали то, что даже слово «немец» стал ненавистным понятием у всех народов… И после этого всего вы еще смеете произносить слова — «Долг», «Честность»!?…

Вы проиграли войну исключительно по своей вине. Последние ваши усилия оказывать сопротивление ведут только к бесцельным жертвам. Мы же не хотим быть в числе этих жертв, приносимых вами благодаря сумасбродному упорству вашего фюрера и военного фанатизма ваших полководцев!

Настал канун гибели нацистской Германии, но ваше поражение совсем не означает поражения Русского Освободительного Движения! Наша настоящая борьба впереди, она ещё только начинается. Ваше же поражение принесёт нам только новые возможности успешной и справедливой борьбы. И чем это произойдет скорее, тем лучше для нас, лучше для всех! В это мы твёрдо верим! Для этой борьбы мы и должны теперь сохранить свои силы…

Не троньте власовские войска, мы не будем вам мешать умирать за Гитлера… Помните, что теперь уже никакими силами вы не сможете заставить нас бороться вместе с вами. Настает ваш конец… Но имейте в виду, что если вы теперь попытаетесь силой оружия принудить нас к повиновению, то будет пролито много крови. Мы готовы упорно сопротивляться! Помните, что мы безжалостно будем истреблять на своем пути всё препятствующее нам!

Не троньте несчастных, беспомощных наших людей, находящихся ещё в вашем рабстве! Не троньте генерала Власова! Мы предупреждаем вас, что за их кровь прольются реки крови!

Довольно! Это всё!

Теперь же возвращайтесь обратно, верните боевой приказ генералу-полковнику Вейсу и передайте ему всё то, что я сказал! Передайте особо, что Первая дивизия желает видеть генерала Власова!».

Немецкие офицеры были смущены словами генерала Буняченко. Они не могли не видеть, что продолжать попытки выполнять свою миссию было совершенно бесполезно. Они поняли также и то, что нельзя было не считаться с Первой дивизией, как с военной силой, которая представляла собой крепко сколоченное и отлично вооружённое соединение, численностью своей значительно превышающее бывшую дивизию. Они поняли и непреклонную решимость генерала Буняченко и его командиров.

Генерал Буняченко резко повернулся и быстрыми шагами вышел из комнаты, с шумом захлопнув за собой дверь.

Делегаты связи с подчеркнутой вежливостью как по команде приложили руки к своим фуражкам, вместо требуемого вытягивания руки — нацистского приветствия «Хайль Гитлер». С видом своего достоинства и с большой выдержанностью они ответили одним словом — «Яволь!». Начальник штаба дивизии мягкий и деликатный подполковник Николаев, провожая их, пытался смягчить резкое выступление генерала Буняченко и неловкость создавшегося положения. Вскоре после отъезда немецких делегатов, майор Швеннингер пришёл к генералу Буняченко и сообщил ему, что он получил предупреждение, что будет расстрелян, если не добьётся повиновения дивизии. Генерал Буняченко ответил:

— «… Пока существует Первая дивизия вы можете не беспокоится за свою судьбу». — А затем, «шутя» с хитрой улыбкой добавил: — «А расстрелять вас могу и я…»

Майор Швеннингер на это ничего не ответил. С серьёзным лицом, пожав плечами, он с видом своего полного бессилия и обречённости развел руками.

На другой день Первая дивизия, пополнив из местных складов свои запасы, к вечеру выступила в дальнейший путь.

В это время советская армия в районе Франкфурт на Одере, именно на том участке фронта, который так недавно покинула Первая дивизия, перешла в наступление. Она быстро продвигалась вперёд. Немцы отходили без сопротивления. Только нежелание немцев сдаваться в плен советским войскам, а желание капитулировать перед западными союзниками поддерживала в немецких войсках способность к местному сопротивлению арьергардов. Бои шли уже по реке Шпрее и за овладение города Шпрееберг в 30 километрах восточнее маршрута продвижения первой дивизии.

На следующее утро дивизия перешла в район Кенигсбурга и к удивлению всех, совершенно неожиданно к ней присоединился отдельный добровольческий русский полк, под командованием полковника Сахарова. С присоединением этого полка численность дивизии стала свыше 20 тысяч человек.

После дневного привала, к вечеру, дивизия двинулась в дальнейший путь. Линия германо-советского фронта проходила уже в 15 километрах восточнее Первой дивизии. Пришлось изменить направление. Необходимо было быть готовыми к отражению возможного флангового удара со стороны советских войск и особенно их передовых танковых частей. На опасных участках местности полки создавали подвижные противотанковые заслоны, которые прикрывали с флангов колонны частей дивизии.

Рано утром 23 апреля дивизия подошла к Дрездену и расположилась на отдых в 18 километрах восточнее города.

Район Дрездена входил в состав другой группы армий — «Центр», которой командовал генерал-фельдмаршал Шернер. Фельдмаршал Шернер, по-видимому, получил специальные указания по вопросу пришедшей в его район Первой дивизии.

Как только дивизия расположилась на привал, фельдмаршал Шернер прислал к генералу Буняченко представителей своего штаба. Они передали, что командующему известен конфликт, произошедший на соседнем участке в группе армий «Север», но что он считает это недоразумением и берёт на себя урегулировать конфликт в Ставке Верховного Германского Командования, отвечая за полный успех. Дли достижения же этого успеха генерал Буняченко должен поступить в распоряжение фельдмаршала Шернера и принять участие в боевых действиях на подступах к Дрездену. Одновременно фельдмаршал Шернер приглашал генерала Буняченко приехать к нему на завтрак вместе со своими командирами полков и старшими офицерами штаба дивизии.

Опять с новой силой возникало недоверие, опасение и даже самые, может быть, нелепые подозрения о посягательстве…

Приглашение фельдмаршала было с благодарностью отклонено под предлогом невозможности оставить части дивизии без командиров в условиях непосредственной близости противника. Генерал Буняченко просил передать фельдмаршалу Шернеру свою просьбу прислать приказ для дальнейшего продвижения дивизии на юг и для обеспечения её в пути всем необходимым.

В течение этого дня между фельдмаршалом Шернером и генералом Буняченко происходили переговоры, именно переговоры, через посредство высылаемых друг к другу делегатов связи. Генерал Буняченко не соглашался на предложения фельдмаршала, а тот хотя и не отказывал, но и не давал приказа о дальнейшем движении дивизии.

Уже поздно вечером генерал Буняченко послал фельдмаршалу Шернеру письменное сообщение следующего содержания:

— «Ожидаю вашего приказа о дальнейшем движении Первой дивизии до двух часов 24 апреля. Ровно в 02.00 выступаю на юг, независимо от приказа. Продовольствием, фуражом и горючим обеспечен только на трое суток. В случае отказа в снабжении буду вынужден снабжаться сам…»

В 23.00 часа генерал Буняченко уже в третий раз в этот день вызвал к себе на совещание командиров полков. Здесь же он дал приказ о выступлении дивизии, которое назначалось в два часа ночи. Генерал Буняченко сомневался, что фельдмаршал пришлёт нужный приказ.