Отпечатки - Джозеф Коннолли

В общем, в итоге я остановился на отличной темно-серой двойке от «Армани», ага? И белая шелковая водолазка, без лейбла, но сразу видно — высший сорт (ходили слухи, что разобрались с одним складом возле Стэйплз-Корнер — я вам говорю, мужики, — я в ней смотрелся как Флинн[12]). К тому же я всегда слежу, чтоб ботинки сияли как следует — высокие такие ботинки на молниях, как их, блин, «Бэлли»,[13] вот, хотя я не фанат. И еще у меня были часы «Картье»; все принимали их за «Секстон», но это фигня — они настоящие, эти часы. Снял их с одного чудака в счет, как бы это сказать, одного неуплаченного должка. А иначе пришлось бы подослать к несчастному пидору Тычка — то-то была бы потеха, потому что Тычок, он такой. Иногда на него нападает стих. И тогда он был сильно в настроении, да только нечего — этот парень, он вовремя сообразил, что к чему. По моему опыту, люди быстро схватывают, если их носом ткнуть. Сами подумайте — на кой вам хорошие часы, если у вас руки сломаны? У них крокодиловый ремешок (очень стильно).

Я чуть было не передумал. Два раза мимо двери прошел. У ней, блин, стояла пара громил. Так что мне надо было срочно прикинуть, чего они ищут (и чего не ищут). Такое старое доброе место на вид, не считая громил. Никакого неону и прочей дряни — и никакая музыка не грохочет. В общем, я возвращаюсь — и тут, в натуре, чудо произошло. Громилы мне кивают, словно я завсегдатай или вроде того. Может, им так показалось, что я завсегдатай. Короче, спускаюсь по ступенькам (но продолжаю прикидывать, что да как. Чуть что какой педик спикирует — и только вы меня и видели, блин). Но знаете что? А? Я вам скажу: это «Рагу» оказалось самым классным баром (клубом или чем там) из тех, где я был — настоящий класс, во как (сходили бы вы, может, туда, если хотите себя порадовать). Кожаные такие — как они называются-то? Типа, вдоль стен и в кабинках. Фигня такая. Ну, что-то. Красная кожа с гвоздиками — очень изысканно. И отличные оранжевые лампы повсюду — очень уютно и, типа, интимно. Барная стойка коричневая и блестящая, как старинный корабль. За стойкой здоровяк, на нем крохотная бордовая куртка, из тех, что зад не прикрывают, с черными как их там и золотыми пуговицами, ну вроде как из старых фильмов про Манхэттен всякий. Ух ты ж блин, думаю, — вот это мне нравится, вот это по правде нравится. Так что я заказал мартини (да не — обычно я его не пью, конечно, не пью, блин. Но я подумал, что это хорошая мысль: мне просто показалось, что это правильно, понятно?). И мне его подали в таком маленьком треугольном бокале (ну ладно, никакой он не треугольный, ясное дело, — но вы, небось, сечете, о чем я), из бокала торчала соломинка, а на соломинку были насажены две оливки — красная и зеленая. Я никогда их раньше не ел, и знаете что — не слишком тороплюсь повторить. После второй порции, бросил оливки в пепельницу.

В общем, я потихоньку осматриваюсь. Парочки сидят, ничё серьезного. Полно натуралов в костюмах. Хотя кто их знает, натуралы они или нет. По виду обычно не скажешь. Фишка в том, что он был чертовски прав, этот приятель приятеля, — девок полно; в основном компашками по три — по четыре, вполне достаточно. Одна или две головами вертят — и один или два мужика тоже, и все. И мне это, что ли, понравилось, потому что я въехал. Ну то есть — вот сидит там парень, да? Классные шмотки, аккуратный маникюр, чистые густые волосы, довольно длинные, да? Обычно ж люди не посмотреть ходят, правильно? Если, конечно, гипс не хотят заработать да пару костылей. Но здесь это было нормально. Вроде как естественно. Так что я потягивал себе мартини и думал: так, хорошо, что дальше? Заговорить с кем-нибудь? Ни с кем не говорить? Какой тут порядок? Как все должно идти? И тут я увидел Лукаса. Он сидел всего через пару табуретов от меня — и забавно, он таким степенным выглядел — как будто сидел и пялился на меня с самого начала, а я его только сейчас засек. Он поднял бокал. И я подумал: хорошо, ладно — и поднял свой, и губами вроде как показал: твое здоровье, приятель. И тут он ко мне подваливает. Вот черт, думаю — чё происходит? Чё за дела? Со мной такого еще не бывало, поэтому меня трясет малехо, но вообще я типа крутой весь из себя, сечете? Мне, наверно, типа, стало любопытно: хочу посмотреть, как пойдут дела, вроде того.

Он сел рядом со мной, Лукас, — я, конечно, не знал, что его зовут Лукас, тогда не знал. И я просто подумал: ух ты, вроде приличный парень, неплохо прикинут (костюмчик такой, сразу видно — шиллинги в карманах звенят). Я думал, он скажет, ну не знаю — что-нибудь вроде: итак, мне кажется, я вас тут раньше не видел. Или еще какой старомодный вздор. А он нет. Он просто пьет себе из стакана — оранжевую какую-то дрянь (так и не знаю, что это было). А потом наконец говорит: ну. Ну, говорит. А я думаю: и что? Что? Что ну, а? Эй? Что ну? А он нет. Ничего не ну, мужики, — ну и все. Захлопнул пасть. И знаете что — я сам офигел, когда услышал свой голос: меня зовут Пол. Он кивает. По-прежнему ничего не говорит — только кивает; пялится в свой стакан и кивает. А потом, значит, спрашивает: а фамилия твоя какая? И я думаю: чё? Чё за ерунда, а? Вроде не положено так. В таком месте. Я думал было, что лучше бы какую-нибудь себе сочинить, но в итоге ничего я не сочинил. Фиг его знает, почему. Просто сказал: Тем. Меня так зовут. Пол Тем. И он снова кивает в стакан. Потом поворачивается ко мне и говорит:

— Что ж, Тем, — счастлив познакомиться. Лукас.

— Лукас. Да? Ну — и какая у вас фамилия? Спрашивать фамилию — это здесь принято, что ли?

— Нет-нет. Не принято. В «Рагу» вообще ничего не принято, не считая необходимости соблюдать внешние приличия, естественно. Нет, боюсь, это просто грешок. Спасибо, что отпустил его, Тем. Возможно, еще мартини?

— Да. Псиб. Не повредит. В самую точку, сечете?

Лукас заказал мартини, и бармен вопросительно поднял брови, выразительно глядя на высокий и узкий Лукасов стакан. Вместо ответа Лукас прикрыл стакан ладонью и на секунду закрыл глаза.

— Поблизости обитаешь, Тем?

— Не. В смысле — рядом живу, да? Не. Чутка не мой район, парень. Лукас. Не, я в Уиллздене живу. Не знаю, правда, сколько еще мне там жить.

Именно, блин, не знаю. Я вам скажу почему — потому что Крошка Дэви — ну, он хозяин хаты, ага? Он, блин, такой юморист, этот Крошка Дэви. Вечно трындит: Поли, Поли, ты когда барахло свое отсюда заберешь? Всему свое время, Дэви, всему свое время, отвечаю я: я ж не могу за день все вывезти, а? Сам знаешь не хуже меня. И он давай ныть: ну я не зна-аю… мне это не нравится, Поли, — меня это парит, слышь? Может, поищешь другую квартиру, а? Потому как — мне задницу припекло, кореш, и я завязал. Я тебе чё, мало плачу, Дэви, напираю я. Может, и мало, не сдается он, может, вообще дело уже не в деньгах, Поли. Еще раз поймают — и я вообще света белого не увижу больше. Что ж, хорошо, говорю я: что ж, хорошо. Хотя, без шуток, — если на эту болтовню забить, он, Дэви, прав, если честно, — он столько раз попадался, что это просто смешно. К тому же когда люди дергаются так, как дергается Крошка Дэви, с ними лучше не связываться. Не подходить близко. Потому как однажды утром им в бошку может взбрести сказать пару слов кому не надо. А у меня такой бизнес — с таким бизнесом не рискуешь, если, типа, можно не рисковать, — сечете, про что я толкую?

Ну, короче, мы с Лукасом давай болтать, как положено. Ну, это я сказал — болтать. Я только потом врубился! Это же я в основном говорил (не слишком-то на меня похоже, если по-честному, — но, я прикидываю, все дело в комбинации этих, как их, из-за которых все так получилось: это заведение, «Рагу»… теперь-то я знаю, как его положено произносить, спасибо Лукасу: сначала «раг», а потом такое вроде как «ух»). Потому что в этом заведении мне было по-настоящему легко и просто. Ну и мартини, конечно, чтоб их. Сперва они тебя разогревают, потом охлаждают, а потом запускают у тебя в черепушке крылатые, нафиг, ракеты. И еще, я вам честно скажу, то, что Соня уехала к матери, тож помогло расслабиться. Соня в последнее время ко мне слишком липнет. В смысле — она клевая девчонка, не поймите неправильно, но, черт, лучше б вовремя останавливалась. Ну так вот — из-за нее и из-за Крошки Дэви я, типа, прикинул, что пара стаканчиков в каком-нибудь взаправду классном месте — точняк то, что мне надо. И, значит, я Лукасу вешаю про то, как украшаю комнаты и все прочее (обычное дерьмо), а потом вставляю пару слов о нытике Дэви, о Тычке и о Бочке (совсем немного — я ж не дурак: сказал, впрочем, что Бочка хорошо готовит, потому что так оно и есть, знаете ли, он настоящий кудесник). Но про старушку Соню почему-то ничего не сказал. О Соне речи не зашло.

— Ну вот в общем-то и все, Лукас, старина. Я все тебе рассказал. Всю свою жизнь.

— А этот твой домовладелец, — произнес Лукас, — далек от идеала, верно? Я в состоянии предложить тебе кое-что куда более подходящее.

Ну-ну, подумал я: ну-ну — началось, значит. Черт, подумал я, да он шустрый малый. Честное слово — я просто пытался сообразить, что я, ну — чувствую при этом, когда, чтоб меня черти взяли, если он не сказал что-то вроде: да, кстати, — можешь взять с собой друзей, если они захотят (ну не считая того, что он сказал это, как он обычно говорит, эдак странно, сами понимаете). Затем он рассказывает о Печатне, как он ее называет, — говорит, где она расположена и прочее, а потом спрашивает: ну, и что ты думаешь? Прикольно или как? (На самом деле он выражался цветисто, все ходил вокруг да около, но смысл был примерно такой.)