Русский бунт навеки. 500 лет Гражданской войны - Дмитрий Тараторин

Странная гуманность. Свидетельствующая, пожалуй, о далеко не полном освобождении от оккупации. Недаром, философы-«евразийцы» называли весь послепетровский романовский период «романо-германским игом».

Еще у колыбели будущего императора-реформатора мы наблюдаем весьма подозрительного персонажа — боярина Артамона Матвеева, главу Посольского приказа. Откровенного, надо сказать, русофоба и западника. Жена его была из шотландского рода Гамильтонов. В быту он всячески пытался следовать европейским образцам. Ну, насколько это было, разумеется, возможно в «темную» еще и «непросвещенную» пору Алексея Михайловича.

В его доме воспитывалась мать Петра Наталья Нарышкина. Удачно выдав ее замуж, боярин обрел огромное влияние на «Тишайшего», а после его смерти и вовсе стал центральным персонажем в системе власти. Но в ходе Соляного бунта был этот «прогрессист» порубан стрельцами.

Однако семена русофобские были посеяны. И Петр с детства, как известно, жалует обитателей Немецкой слободы куда больше соотечественников и единоверцев. В итоге, он формируется почти исключительно под их влиянием.

Завершающий аккорд — Великое посольство. В 1697 году Петр отправляется за рубеж и колесит по европейским столицам больше года. Причем, колесил бы и дольше, но вернуться его заставила весть о стрелецком бунте. И хотя он и без него благополучно был подавлен, царь поспешил домой — рубить головы.

Но, что он делал в Европе, с какой целью был предпринят этот беспрецедентный вояж? Помимо того, чтобы познакомиться с любезными его сердцу бытом и нравами, а также поучиться корабелестроительному ремеслу, государь планировал заключить с Западом союз против турок. Крымская проблема так и не была решена.

Однако, по возвращении, царь начинает Северную войну — атакует Швецию, которая ничем нам не угрожала. Повторяется история с Грозным. Правда, там влияние иноземцев не прослеживается. Здесь же оно очевидно.

Главный интересант — курфюрст Саксонский и король Польский Август. Это для него и его датских союзников — Швеция сильный и опасный враг. И Петр погнал русских дворян и мужиков на убой вовсе не потому, что осознавал настоятельную необходимость «прорубания окна в Европу». Просто немцы его так «научили» и сориентировали.

Другой вопрос, что из этой войны Россия вышла радикально увеличившей свое геополитическое влияние, вышла, став, одним из главных субъектов европейской политики. Однако эта Империя уже не была русским государством. Поскольку, как раз в период противостояния со Швецией и были созданы предпосылки для последующей оккупации ее немецко-фашистским режимом.

Российские масоны, между прочим, утверждают, что первым русским «вольным каменщиком» был Петр. И что посвящение он получил как раз во время европейского своего турне, в Англии. По рекомендации своего друга и наставника из Немецкой Слободы Франца Лефорта. Документов, сие подтверждающих, не имеется. Однако сами масоны верят, что так оно и было.

И в это не трудно поверить, учитывая искусственность и противоестественность для Руси изначальной всего, что творил Петр. Во всем этом чувствуется абсолютно нечеловеческая логика «великих архитекторов». Для них государство — это не живой организм, живущий в соответствии с внутренней природой, породившей его нации; но пирамида, сложенная из человеко-кирпичей по заранее подготовленным чертежам.

Но кирпичами соглашались становиться далеко не все. Гражданская обретала новый смысл.

Если Петр — имперский абсолют, то должен был явиться и его антипод. Против фашистского режима началась национал-анархистская партизанская война.

Война с Царем-Ерохой

Вождь казацко-старообрядческого движения сопротивления Игнат Некрасов был ближайшим соратником Кондратия Булавина, лидера мощного антипетровского восстания. Непосредственным поводом для выступления стал запрет со стороны оккупационных властей принимать на Дону беглых крестьян и правительственные акции по их поимке.

Булавин и его сподвижники сочли их грубым нарушением «перемирия» между защитниками Русской Правды и имперцами. Однако далеко не все казаки поддержали повстанцев. Уже тогда сформировался слой «домовитых», «ответственных патриотов», готовых мириться с тем, что Русь на глазах пожирается Россией. Мириться, выторговав лично для себя право жить в резервации более-менее по исконным русским законам.

Непреклонный старообрядец Некрасов был правой рукой Булавина. После его гибели, атаман Игнат со своими отрядами приходит на Волгу, где атакует Саратов и Царицын. Но силы не равны, и он принимает решение уходить за кордон.

Историк Донского войска с оккупантской фамилией Ригельман пишет: «Игнашка Некрасов прибежал в свою Есауловскую станицу и, взявши жену и детей, ушел со всеми товарищами на Кубань, и там, с сообщниками и со всею их шайкою, в подданство Крымскому хану отдался».

Татары предоставили им полную свободу в делах веры и внутренних порядков. У казаков осталось свое управление, свои выборные власти. Во главе казачьей общины стоял войсковой атаман и «казачий круг» или сход полноправных представителей общины.

Некрасовцы осели тремя городками — Блудиловским, Голубинским и Чирянским, на Таманском полуострове между Копылом и Темрюком. В тех местах, которые некогда были центром царства Босфорского.

Некрасовцы на занятой ими территории совершенно свободно строили церкви и даже скиты и монастыри. Здесь, на земле басурманской на Русские Веру и Правду никто не посягал. Не то что на оккупированной родине.

Но казаки, разумеется, не только молитвы творили. Занимались они, конечно, прежде всего, воинским своим делом. И поскольку хан в их внутренние дела не совался, некрасовцы стали ему надежными союзниками.

Они использовались, например, для подавления местных оппозиционных выступлений. Но не только.

Некрасовцы охотно, с неприкрытым энтузиазмом участвовали в набегах на Россию. И явно не считали себя изменниками. Скорее наоборот, бывших земляков они рассматривали как предателей и коллаборационистов.

Вот лишь некоторые воинские свершения или военные преступления (зависит от угла зрения) казаков под водительством атамана Игната. В 1708 году они осели на Кубани, а уже в 1711-м, во время неудачного похода Петра на Прут (в своих песнях «игнат-казаки» называют его «Царем-Ерохой»), некрасовцы вместе с татарами совершили набег на русские селения в Саратовской и Пензенской провинциях.

Ответом стал рейд российских подразделений на правый берег Кубани, в ходе которого были разорены несколько некрасовских станиц. Но уже через два года сам Игнат и его ближайшие сподвижники Сенька Кобыльский и Сенька Ворыч возглавляют казаков в их совместном с татарами набеге на Харьковщину.

А в 1715 году Некрасов засылает целый отряд шпионов на Дон и в украинские города. Около 40 лазутчиков, ведомых беглым монастырским крестьянином Сокиным, под видом нищих и иноков вели антиправительственную агитацию в верховьях Хопра, в Шацкой провинции и Тамбовской губернии. Подговаривали крестьян к побегу на Кубань. Многие из них были схвачены и казнены.

Тем не менее, гибнут они не напрасно. К некрасовцам бегут целыми станицами.

Еще через два года казаки во главе с Игнатом снова лютуют в селениях по Волге, Медведице и Хопру. Причем, и с абсолютно мирным населением обходятся абсолютно беспощадно. То есть, никакого чувства этнической общности уже нет.

И чем дальше, тем его меньше. Есть немало свидетельств того, что некрасовцы продавали пленных подданных Российской Империи своим союзникам — татарам, туркам, горцам.

Не раз уже после смерти Игната, некрасовцам поступают предложения вернуться. Но каждый раз они выдвигают требование, помимо гарантий безопасности, предоставить им право жить по своим законам, то есть по Старой Вере и по Русской Правде. Но на это правительство, разумеется, пойти не могло. А некрасовцы не собирались отрекаться от заветов Игната.

По мере продвижения Империи на юг, меняют свою дислокацию казаки-староверы. И, наконец, уходят во владения турецкого султана, на Дунай. Туда же после разорения Екатериной II Сечи, переселяется часть запорожцев. У них начинаются конфликты по поводу рыболовных угодий, за землю. В итоге некрасовцы наголову разгромили конкурентов.

Но в связи с неумолимым приближением границ Империи, они покидают и дельту Дуная, переселяясь в Малую Азию. «Царизму не покоряться, при царизме в Расею не возвращаться», — так завещал Некрасов. Так и вышло. Только после падения Дома Романовых его последователи решаются вернуться на родину. Впрочем, она всегда была с ними. Они несли ее в себе. И просто никак не желали «сдать» ее Империи.

Заветы Игната

Снова, как и в конфликте Курбский — Грозный мы сталкиваемся с принципиально различной трактовкой этого священного для имперских пропагандистов понятия — «родина». Для них — это территория, березки, а главное — Кремль (или Зимний дворец) и, разумеется, его обитатели. Для их оппонентов — все иначе.