О Пифагоровой жизни - Ямвлих

(86) В некоторых акусмах поясняется, почему нужно так делать, например, нужно родить детей, чтобы оставить после себя тех, кто будет вместо тебя служить богам, в других акусмах нет объяснения причины. Некоторые пояснения, как представляется, существовали с самого начала, другие добавились позже, как, например, пояснение, что не нужно преломлять хлеб потому, что это не приносит пользы человеку на суде в Аиде. Дополнения с такими объяснениями принадлежат не пифагорейцам и придуманы вне школы теми, кто пытался дать правдоподобное объяснение, как, например, то, о котором только что шла речь: почему не следует преломлять хлеб. Одни говорят, что не следует этого делать потому, что не нужно делить то, что объединяет людей (в древности у варваров все друзья ели от одного хлеба), другие — что не следует в начале еды совершать плохое предзнаменование преломлением и раздроблением. Но все такие предписания, определяющие, что нужно или не нужно делать, нацелены на божественное, и это главный принцип, и вся жизнь сводится к следованию богу, и таков же был смысл этой философии.

(87) Ведь смешно поступают люди, когда ищут благо, не понимая, что оно исходит от богов, как если бы кто-нибудь в стране, где правит царь, стал служить начальнику над гражданами, подчиняющемуся царю, пренебрегая тем, кто начальствует над всеми. Пифагорейцы считают, что именно так и поступают люди. Ведь если есть бог и если он — господин всего, то, по единодушному мнению пифагорейцев, нужно просить благо у господина, потому что все дают блага тем, кого любят и кому рады, а с теми, к кому питают противоположные чувства, и поступают противоположным образом.

Такова мудрость акусматиков. Был некто Гиппомедон из Асины Арголидской, пифагореец из акусматиков, который утверждал, что Пифагор приводил причины и разъяснения всех этих предписаний, но так как они сохранились через посредство многих поколений, которые становились все более небрежными в их передаче, то объяснения были утрачены и остались только сами наставления. Те же пифагорейцы, которые занимаются науками (математики), единодушно признают акусматиков пифагорейцами и сами говорят еще больше, чем акусматики, и то, что они говорят, истинно. Причина же расхождения между ними, по их мнению, такова.

(88) Когда Пифагор прибыл из Ионии и Самоса во время тирании Поликрата, во времена расцвета Италии, влиятельные люди полисов стали его друзьями. Со старейшими из них, которые были заняты общественными делами, он говорил просто, поскольку было трудно привлечь их науками и доказательствами, полагая, что ничуть не менее полезно для них и без знания причины делать то, что нужно, подобно тому как больные, не выясняя, почему им следует делать то или другое, тем не менее выздоравливают. Но более молодым ученикам, которые были способны к труду и учению, Пифагор объяснял науки и доказательства. От них происходят математики, а от старейшин — акусматики. Например, как в случае с Гиппасом: будучи пифагорейцем, он, разгласив тайну и первым изобразив шар, состоящий из двенадцати пятиугольников, погиб в море как нечестивец, хотя и приобрел славу первооткрывателя, однако все эти изобретения сделаны «тем мужем» (так пифагорейцы говорят о Пифагоре, не называя его по имени).

(89) Пифагорейцы рассказывают, что геометрия стала известной следующим образом. Один пифагореец лишился имущества, и поскольку это случилось, ему позволили зарабатывать геометрией. Геометрия же называлась у Пифагора «исследованием». Итак, вот что мы выяснили о различии между двумя видами занятий и двумя видами учеников Пифагора: тех, которые слушали его по одну сторону завесы, и тех, которые слушали его, отделенные завесой от него, тех, которые слушали, видя его, и тех, которые слушали его без лицезрения, тех, которые подразделялись на «находящихся внутри» и «находящихся вовне», следует воспринимать не иначе, как две описанные нами разновидности, а политические, экономические и законодательные группы входят в эти две основные группы.

ГЛАВА XIX

(90) Вообще важно знать, что Пифагор нашел множество способов обучения и в соответствии с природой и способностями каждого человека передавал ему соответствующую долю мудрости. Самый яркий пример такой. Когда из страны гиперборейцев пришел скиф Абарид[87], не знакомый с эллинским образованием, не посвященный в таинства и уже достигший преклонного возраста, Пифагор ввел его в свое учение не с помощью разнообразных правил, но вместо пятилетнего молчания и слушания в это время лекций и других испытаний сразу подготовил его к слушанию основоположений и в кратчайший срок объяснил ему свое сочинение «О природе» и другое сочинение «О богах».

(91) Ведь Абарид прибыл из страны гиперборейцев, где он был жрецом Аполлона, старшим по возрасту и самым опытным в богослужении, и он направлялся из Эллады в свою страну, чтобы собранное золото положить для бога в гиперборейский храм. Проезжая через Италию и увидев Пифагора, он тщательно сопоставил его с богом, которому служил, и убедился, что перед ним не человек, похожий на Аполлона, а действительно не кто иной как сам Аполлон. Поскольку он видел его величие и, имея жреческий опыт, еще раньше обнаружил приметы, он отдал Пифагору стрелу, с которой отправился в путь из храма, надеясь, что она будет полезной при преодолении трудностей во время столь долгого путешествия. Если он ехал на ней, то он преодолевал непроходимые места — реки, озера, болота, горы и другие подобные места и, как передают, обращаясь к ней, производил очищения, изгонял чуму и отводил ветры от городов, которые обращались к нему за помощью.[88]

(92) Действительно, мы знаем, что Лакедемон после произведенного им в этой земле очищения уже не заражался чумой, тогда как прежде эта болезнь часто поражала его из-за того, что он расположен в неудачном месте: над ним возвышаются Тайгетские горы, и стоит отметить, что это создает духоту. Абарид также очистил Кносс на Крите. Известны и другие свидетельства способности Абарида производить очищения. Пифагор же, приняв стрелу, не удивился и не спросил, почему он подарил ее, но ведя себя так, как будто он был действительно бог, по-дружески отвел Абарида в сторону и показал свое золотое бедро, дав свидетельство того, что он не ошибался. Он перечислил ему одно за другим все, что хранится в храме Аполлона у гиперборейцев, и дал тем самым достаточное подтверждение того, что Абарид догадался правильно. Он добавил, что он пришел для служения на благо людям, и поэтому принял человеческий облик, чтобы они, смутившись его превосходством, не чуждались его и не избегали обучения. Он велел Абариду остаться и помогать ему исправлять души учеников, золото же, которое тот собрал, приобщить к имуществу его учеников, которые так поступали из соображения, что они подкрепляли делом принцип, гласящий «у друзей все общее».