Я прихожу после смерти. История профессионального уборщика мест преступлений - Томас Кундт

его, что именно так и поступлю, если он хотя бы рассчитается с Уте и оплатит чистящие средства – в противном случае после этого заказа мне пришлось бы остаться в минусе. Однако он добросовестно оплатил весь счет до последнего цента.

После этого случая я понял, что объем работы в жилищах «месси» недооценивать нельзя. И все же вскоре после этого у меня появился заказ, который пошатнул мои представления о масштабах уборки. Ибо патологическое накопительство может проявляться по-разному и принимать ужасающие формы даже без тухлых охотничьих колбасок и лошадиных костей.

Мне позвонила вдова недавно умершего человека. По телефону ее голос звучал довольно холодно и отстраненно.

– Пожалуйста, уберите весь дом и пришлите счет. Сама я очень занята, чтобы сейчас всем этим заниматься.

О накопительстве она ни слова не сказала, но я сразу понял, о чем речь.

– Что-то нужно оставить? – деликатно спросил я.

– Нет, – тут же ответила женщина, – можно выбросить все. Все!

Хозяин жилища жил в большом трехэтажном доме с чердаком и подвалом, а его жена из-за работы проживала в другом городе. Гостевой брак. Но одиноким в этом огромном доме мужчина себя явно не чувствовал. В фильме про Индиану Джонса в самом конце есть сцена, где Ковчег Завета приносят на гигантский склад, заставленный тысячами ящиков. Примерно так мужчина использовал свой дом – как склад. Повсюду стояли ящики, в них хранились коробки, в которых, в свою очередь, были другие коробки со всяким барахлом. Все комнаты были до потолка уставлены ящиками, каждая новая дверь вела в очередное хранилище. Я бы ничуть не удивился, если бы нашел в одном из ящиков Ковчег Завета.

Синдром месси по-научному называется компульсивным накопительством. Но далеко не все, кто беспорядочно собирает и хранит вещи, делают это компульсивно, то есть принудительно. Люди, пережившие войну и голод, как правило, десять раз подумают, прежде чем что-то выбросить. Я сам занимаюсь собирательством, оттого и влип во всю эту историю. Я коллекционирую старые вещи, которые необязательно должны иметь какую-то ценность – я храню их просто потому, что лично мне они кажутся классными. Покойный, вероятно, считал свою страсть коллекционированием и объяснял ее примерно так: «Мне нравится обладать вещами и покупать все, что захочу».

В одной из коробок я обнаружил видеомагнитофон с DVD-плеером. Он был в оригинальной упаковке. Видимо, спустя какое-то время после покупки этого прибора покойный захотел посмотреть DVD-диск, но, вероятно забыв, что плеер у него уже есть, он просто пошел и купил новый. Который потом, даже не будучи распакованным, точно так же затерялся среди многочисленных коробок. В итоге я обнаружил целых четыре DVD-плеера. Этого человека назвать коллекционером уже было нельзя, он явно перешагнул грань психического расстройства. А это уже совсем другая история, не имеющая отношения к коллекционированию.

На третьем этаже дома более восьмидесяти квадратных метров занимало хранилище карнавальных и маскарадных костюмов. Директор какого-нибудь карнавального клуба упал бы от счастья в обморок, попадись ему эта коллекция. В другом помещении хранились фотоаппараты. Не десять и не двадцать, а – сотни! Как-то раз мы с Даниелем целый день посвятили исключительно утилизации пустых картонных коробок, хранившихся на чердаке. Просто коробки, без всякого содержимого. Весь рабочий день.

В подвале в каком-то углу картонные коробки были сложены стопкой высотой более двух метров. Я снял несколько верхних коробок и чуть не рухнул от потрясения, когда увидел, что скрывалось за этими коробками.

– Черт побери, Даниель! – крикнул я. – Нужно срочно звонить в службу защиты животных! Здесь повсюду лягушки!

Даниель с шумом выбрался из кучи коробок, в которых только что копался, и с осторожностью подошел ко мне.

– Лягушки? – спросил он тревожно.

Я отошел в сторону и указал за картонную стену.

– Целое стадо, – ответил я.

Даниель заглянул за коробки и разразился хохотом. На него в упор глядели почти сорок пластмассовых жаб – уродливых пластиковых фигурок, которыми украшают сад. Целая армия квакуш пучила на нас свои огромные глаза. Было жутко, но в то же время забавно. Другая находка тоже была жуткой, но совершенно не смешной. Разгребая комнату на втором этаже, я вдруг обнаружил человеческую руку. Кожа была коричневой и казалась омертвевшей. Я с трудом подавил в себе крик и резко отшатнулся. Потом до меня вдруг дошло, что рука принадлежала не человеку, а манекену. Разделенный на части, он лежал под грудой коробок, а его холодный взгляд был устремлен в потолок.

Даниелю пришлось взять дополнительные отгулы, но даже после нескольких дней неустанной уборки, сортировки и утилизации стало ясно, что нам еще работать и работать. Причем не день, не два и не неделю. Здесь нужно было мыслить другими временными категориями – месяцами.

Кроме того, из-за сенсорной перегрузки работать без перерыва оказалось невозможным. Чтобы не сойти с ума от обилия предметов, нужно было разбирать дом не более чем два дня подряд, дальше требовался перерыв.

Я позвонил вдове покойного и попытался объяснить ей ситуацию, но мои слова ее не сильно удивили.

– Просто вывезите все оттуда, – сказала она, – остальное меня не волнует.

Я смущенно откашлялся.

– Даже если на это уйдут месяцы?

– Даже если на это уйдут месяцы.

С этими словами она повесила трубку.

– Ну что? – спросил Даниель.

Я пожал плечами.

– Похоже, у нас долгосрочный заказ.

Глава 7

Когда какое-то дело становится рутинным, к нему, как правило, со временем начинаешь относиться спустя рукава. Но в плане спецуборки мне такая опасность не грозила – это я понял довольно рано. Рутинность в этом деле совершенно немыслима. Потому что умирают все, но каждый умирает по-разному.

В дополнение к долгосрочному заказу по уборке дома «коллекционера» мне продолжали поступать новые заказы, которые ставили передо мной все новые задачи, хотя по телефону, при обсуждении задания, все казалось знакомым и понятным. Это как в спорте: каждый новый труп – это новый противник, к которому нужен индивидуальный подход. С одним нужно остерегаться левого хука, с другим – следить за нарушением правил. В одном доме пол покрыт ковролином, в другом – ламинатом. Такие банальные вещи делали довольно схожие задания принципиально разными.

Например, кровь имеет способность слишком глубоко въедаться в поверхность некоторых видов кафеля. В первую очередь это касается фактурной плитки, на которой следы крови так и норовят остаться навсегда – сколько ни три, перекись по-прежнему пузырится. Единственный вариант в этом случае – тереть дальше. То же можно сказать в отношении дощатого пола. Кровь просачивается в щели между половицами, и перекись водорода упрямо пенится даже после десятого раунда оттирания. А вот паркет «елочкой» и ковровые покрытия можно вообще не чистить – бесполезно. Их нужно сразу выкидывать. Однако если ковролин крепко приклеен к полу, его