Вместе мы удержим небо - Эллен Фьестад

— Что ты сказала? — говорит Гард.

— Я спросила: а ты как думаешь?

Он стоит и смотрит на нее. Что он должен ответить? Даже если бы он слышал ее вопрос, у него все равно не нашлось бы своего мнения.

— А почему ты спрашиваешь?

— Я хочу понять, как это — быть тобой. Каково это — видеть мир твоими глазами.

— Чего? Моими глазами? Это еще зачем?

— Потому что это интересно. Ты интересный человек. Я хотела бы тебя хорошо узнать. По-настоящему. Моя картина — об этом. О том, чтобы научиться видеть мир глазами других людей.

Ему ничего не приходит в голову.

— Ну, так что ты об этом думаешь?

Он смотрит на ее грудь.

— Я думаю, что она очень красивая.

Он закидывает кухонное полотенце на плечо и стоит, запустив большие пальцы рук за пояс брюк и глядя на нее.

— Тьфу, чушь какая! — выплевывает она слова изо рта.

Он разводит руками, поворачивается к плите и включает чайник. Стоит, прижав кнопку указательным пальцем, кнопка светится оранжевым цветом; он смотрит на оранжевую кнопку, потом слышит, что Лука пересекает комнату и резким движением разворачивает газету. Потом наступает долгая тишина. Гард начинает напевать про себя, чтобы привлечь ее внимание. Никакого результата. Он нарезает апельсин, имбирный корень, овощи. Укладывает все это в форму вместе с рыбным филе и ставит в духовку.

— А про тебя когда-нибудь писали в газете? - спрашивает он. Главным образом для того, чтобы не молчать.

— Нет... кажется, нет. Если не считать того, что, когда мне исполнилось десять лет, моя тетя поместила в газете поздравление, это было ужасно.

— С фотографией?

— У меня передний зуб торчал прямо вперед. Я была похожа на кролика. Народ побил подойти и сказать: «А у тебя зуб изо рта торчит». И показать на него. Чуть ли не и рот мне совали пальцы. Взрослые. Дети. Все.

— А ты что?

— А я обычно отвечала, что так бывает со всеми, кого папаша заставляет всю ночь сосать свою письку.

— Ты, правда, так и говорила? — Глаза Гарда раскрылись широко-широко.

Лука заходится смехом. Представляет себе реакцию тех, кому она сказала бы это.

— Хотела бы я. Тогда, может, они бы в следующий раз думали, прежде чем ляпнуть какую-нибудь глупость.

— Господи. Ну и язычок у тебя.

Лука ухмыляется.

— Нет, а с зубом-то что потом стало?

Лука пожимает плечами.

Гард обхватывает обеими руками ее лицо и нажимает на щеки, вынуждая открыть рот. Ему открывается ряд безупречных белых зубов.

— Что, брекеты ставили?

— Ага. И еще такой обруч вокруг головы на ночь. Я два года спала только на спине. Не могла спать ни на боку, ни на животе. Ни одной единой ночи. А когда я завтракала, зубы так ходуном и ходили. Я два года питалась одной овсянкой.

— Лучше бы в газете об этом написали.

— А про тебя писали в газете?

— Э-э-э... Было что-то про наши концерты. Не про меня конкретно. Ударника-то никогда особенно не видно. Но меня это нисколечки не колышет.

— А ты мог бы сделать что-нибудь такое, о чем бы написали в газете? Не ради своей фотографии, но чтобы люди прочитали о чем-нибудь важном? — спрашивает Лука.

Гард пожимает плечами. Лука не сдается:

— В газетах пишут о всякой ерунде, не помешало бы, чтобы они иногда и о важных вещах писали. Например, о той двойной морали, что процветает в нашей стране. Производим оружие и торгуем нефтью, а делаем вид, что мы самые передовые на планете, когда дело касается поддержания мира и охраны окружающей среды, ну как так можно? Уже тошнит от этого. Меня просто бесят люди, которые говорят одно, а делают совершенно другое.

Лука смотрит на него так, будто он идиот какой-нибудь. Именно идиотом он себя и чувствует сейчас. Надо бы взяться за себя, набраться ума, пока она не разоблачила его, не поняла, как мало он, собственно говоря, умеет. Она младше его на год, но у нее по любому поводу есть своя позиция, она всегда сообщает какие-нибудь факты, которыми может козырнуть, у нее есть свое мнение обо всем на свете.

— Слишком много развелось любителей громко разглагольствовать. Но вот до дела что-то не доходит.

Гарда бросает в пот. Как ему убедить ее, что он не пустое место? Тут он припоминает, что лучшая защита — это нападение.

— Ну, так почему бы тебе самой не сделать что-нибудь? — предлагает Гард.

— Что, например?

— Добейся, чтобы на первой странице написали о чем-то, что для тебя важно. В центральной газете.

— А что мне за это будет, если я сумею?

— Уважение. Я тебе даю на это три дня.

16

Никто из сотрудников полиграфического салона не поинтересовался, зачем это ей нужен транспарант размером три метра на четыре. Она забрала его в первой половине дня. И, не удержавшись, рассмеялась, увидев обозначенные в квитанции размеры. Площадь транспаранта оказалась равна площади ее комнатки в общежитии. Весь остаток дня она провела, копаясь в Интернете и продумывая свою акцию до малейших деталей. Приближалось самое темное время суток, лучшее время для подобных вылазок. В той степени, в какой вообще может быть темно весенней ночью в Норвегии. Номер дежурного редакции газеты сохранен в мобильном для быстрого набора.

Она проверяет содержимое рюкзака. Транспарант, трос, репшнур и карманный фонарик на месте. Как и туристические ботинки. Сапожки для этого дела не годятся — вдруг подведут. Она украдкой выскальзывает на улицу в соломенного цвета лосинах и джемпере в тон и направляется в сторону королевского дворца. Первый и определенно последний раз в жизни она надела на себя желтые шмотки. Но что поделаешь, цель оправдывает средства.

Лука мысленно посылает благодарность водосточной трубе общаги за то, что так натренировалась благодаря ей. И отвесной скале на окраине хутора. Трудно выбраться куда-либо из их деревни, минуя эту скалу.

Лука проходит мимо будки охраны, установленной полицией перед посольством Израиля. Подходит к дворцу сзади и опускается на корточки за одним из огромных дубов в дворцовом парке. Оценивает ситуацию. У левого угла торцевой стены один гвардеец, у правого — другой. Расстояние между ними около пятидесяти метров. Оба смотрят прямо перед собой. Единственное, что шевелится, — это огромные перья на их шлемах, колышущиеся на ветру. Лука торопливо переобувается в туристические ботинки, вешает бухту троса через плечо на грудь и прячет уличные туфли под кустом. Затягивает потуже ремень рюкзака, в котором лежит транспарант, чтобы рюкзак казался поменьше размером.

Гвардейцы стоят не шевелясь, как им и положено. Винтовка свисает сбоку вдоль тела, взгляд устремлен вперед. Она знает, что винтовки заряжены боевыми патронами. Еще она знает, что у них есть приказ стрелять, если они сочтут поведение приближающегося человека угрожающим. Она имеет все основания полагать, что то, что она собирается предпринять, будет воспринято как угрожающее поведение.