Последняя репродукция - Дмитрий Герасимов

– И поэтому убил?

– Нет… Не только. Лосев вдруг исчез незадолго до гибели Камолова, даже с работы уволился. Я звонил его отцу в Николаевск, а он сказал, что Федор в Склянске.

– Где?

– В Склянске. Это город такой маленький. Еще меньше, чем Николаевск.

– Ну и что?

– А потом Лосев вдруг объявился и опять как ни в чем не бывало вышел на работу. Как будто и не уезжал, понимаете?

– Нет.

– Он вроде как насовсем уехал, а потом взял и вернулся.

– Послушайте… как вас там? – Гаев потерял терпение. – Если это все, то благодарю вас за звонок…

– Нет, это не все. Вчера Лосев получил наконец то, ради чего пошел на убийство, – фотостудию Камолова. Понимаете? Он стал абсолютным собственником всего камоловского дела.

Гаев помолчал.

– Знаете что, – сказал он стальным голосом, – если у вас есть веские основания подозревать кого-то в совершении тяжкого преступления, то приезжайте ко мне в прокуратуру и изложите все свои предположения на бумаге. А так – это анонимка, милостивый государь. Анонимки всегда подозрительны, согласны со мной? В них есть что-то мстительное и лживое… Приезжайте прямо сейчас. Адрес знаете?

– Нет-нет, – ответил голос поспешно. – Я не могу… До свидания.

Гаев бросил трубку на рычаг и снова уткнулся в бумаги. Через минуту он выпрямился за столом, плюнул зло, взял карандаш и, придвинув к себе ежедневник, написал на всякий случай: «Федор Лосев». Потом посидел еще с минуту, глядя в одну точку, опять плюнул и кинул карандаш на стол.

– Бред какой-то!

– Это бред какой-то! – кричал Федор, бегая по комнате взад-вперед. – Что значит – ты испугалась? Ну как же так можно поступать! Я не знал, что и думать! Обегал весь парк, ходил к администратору, в радиорубку! Трижды вызывал тебя по громкоговорителю! Помчался домой – пусто! Я даже в театр заезжал, к Юрику. Думал, может, ты ему звонила откуда-нибудь и оставила информацию!

Елена сидела молча на самом краешке кровати, зажав руки между коленями и слегка покачиваясь, словно хотела глубоко спрятать свою боль и тревогу, но едва справлялась с собой, чтобы не расплакаться вновь.

– Прости меня, Федя… Прости. Ты убежал, и мне вдруг стало так страшно одной. Не знаю, что вдруг со мной случилось. И я побежала. Побежала… Я сама не своя. Эти страхи, эти сны… Маньяк этот ужасный. Еще и в фотостудии мне жутко было. Наверно, все наложилось одно на другое – и я не выдержала. Прости, Федя.

Он перестал бегать из угла в угол, присел рядом и обнял ее за плечи.

– Ну, ну, глупышка, ну успокойся, прошу тебя. Ты не представляешь, как я испугался! Ведь ты – самое дорогое, что у меня есть, понимаешь? И никогда так не делай больше. Я просто не выдержу. Мое сердце остановится, родная. Я люблю тебя, слышишь?

Елена закивала, а слезы текли у нее по щекам. Она все еще сидела на краешке кровати и всхлипывала, когда Лосев принес с кухни шаткий столик с ветхой клеенкой, быстро сервировал его нехитрой снедью и, как сюрприз, бухнул в центр бутылку вина:

– Допразднуем, девочка. Наш день еще не кончился…

Они пили вино и ели жареную картошку с грибами под синее мерцанье телевизора. Елена молчала. Их день, их долгожданный праздник, был непоправимо испорчен и смыт слезами. Она заснула, вздрагивая и прижимаясь к Федору, но даже во сне боялась рассказать ему что-то. Про машину с затемненными стеклами, например. И про ее страшного пассажира…

Лосев и Елена уже спали, так и не погасив прыгающее мерцанье экрана, когда пощелкивающую тишину их крохотной съемной квартиры прорезал телефонный звонок. Федор подскочил на кровати, словно вынырнул из ледяной, накатившей волны ужаса. Он даже не сразу нашарил рукой трубку.

– Да… Здравствуйте, Васса Федоровна… Что-то случилось? Я просто уже задремал. Да… Да, благодарю вас, мы уже побывали сегодня в студии. Да, благодарю… Нет, еще не разбирал ни бумаги, ни фотографии. Знаете, я завтра поеду и уже как следует там повожусь. Приберу, приведу все в порядок. Да, не волнуйтесь, я все сделаю, как обещал. Все фотографии Виктора, которые найду, сразу же вам передам. Спасибо… До свидания… – Он положил трубку, сонно посмотрел на часы и пробурчал: – С ума сошла совсем с горя…

Потом выключил телевизор и упал головой в подушку.

– Ты спишь, любимая?

Елена молчала. Федор подтянул повыше одеяло, обнял ее и моментально заснул. А она не спала. Она лежала на спине и широко раскрытыми от страха и отчаяния глазами смотрела в тяжелую, вздрагивающую темноту.

На будильнике не было еще и шести, когда Лосев сел на кровати. Воскресенье начиналось, как будто еще не закончилась суббота. Сон был душным и тяжелым. Всю ночь Лосев метался, вздрагивал, просыпался, таращился в потолок, соображая, спал он или все еще только пытается заснуть, опять забывался в бредовой полудреме. Ему мерещилась какая-то странная женщина с закрытыми глазами и протянутыми руками. Она скалилась и шипела: «Знаешь, кто я?» И Федор отвечал боязливо, но твердо, потому что точно знал, кто она: «Вы – тетушка Нелли…»

За окном висело светлое утро, а в комнате – тяжелая тишина. Лосев взглянул на Елену. Она спала на животе, уткнувшись лицом в подушку. Ему вдруг стало страшно, что она задохнулась. Он осторожно перевернул ее на бок, послушал тревожное дыхание, поцеловал в висок и поплелся на кухню.

Но едва он переступил порог, как вздрогнул и похолодел: на том месте, где стоял кухонный стол, который Федор перетащил накануне в комнату, сидела птица размером с курицу и подрагивала опереньем. Лосев ее вспугнул своим появлением, и она, тяжело захлопав крыльями по полу так, что пыль метнулась в разные стороны, попробовала взлететь, но грузно ударилась о подоконник и упала, как шумный, трепыхающийся ком, прямо под ноги Федору. Тот отскочил, ошалело моргая и задыхаясь от ужаса.

Постепенно приходя в себя, Федор наблюдал за диковинной птицей и соображал, как та могла сюда попасть, если ВСЕ ОКНА НА КУХНЕ БЫЛИ ЗАКРЫТЫ. «Она, наверно, влетела в комнатное окно, – рассуждал он, продвигаясь боком на кухню, – а потом уже перебралась на кухню. Красивая птица, однако… Похожа на хищную».

Почему-то красота пернатой гостьи успокоила Лосева. Он потянулся к подоконнику и с силой толкнул створки окна, освобождая путь своей утренней пленнице. Но птица уже больше не делала попыток взлететь. Она ходила по кухне, держась от Лосева на безопасном расстоянии, громко пощелкивая и повизгивая. Тогда он перебежал в коридор, распахнул входную дверь и опять вернулся на кухню.

– Пш-шла, пш-шла, – замахал он руками на птицу, и она неспешно проковыляла по коридору к выходу, норовя по пути то свернуть в ванную, то спрятаться за открытой дверью.