Астрид Линдгрен. Этот день и есть жизнь - Йенс Андерсен

А затем, 10 марта 1927 года, выступили два других свидетеля. Владелец отеля «Континенталь» и один из постояльцев, время от времени бывавший в Виммербю, опознали Райнхольда Блумберга, который провел в отеле выходные в обществе молодой беременной женщины. Хозяин отеля рассказал, что пара зарегистрировалась под именем «инженера Акселя Густавсона с супругой», а постоялец заметил не только их неуклюжую попытку скрыться в ресторане, но и сверкающее кольцо на пальце женщины.

20 ноября, перед отъездом Астрид Эриксон из Вэттерснэса к жениху в Хельсингборг, Альва Сван, по ее словам, предупредила девушку о тяготах железнодорожного путешествия и предложила паре обвенчаться прямо в клинике. Но фрёкен Эриксон категорически отказалась. В последнюю минуту она обещала позвонить и рассказать, как прошла поездка. Однако миновал месяц, прежде чем Альва Сван получила от Астрид весточку. В телеграмме, направленной в «Готт Хем», говорилось, что Астрид Эриксон родила сына в больнице Хельсингборга.

Где на самом деле бывшая практикантка «Виммербю тиднинг» родила ребенка и как его назвали, ни Альва Сван, ни Оливия Блумберг, ни суд Виммербю не узнали до вынесения решения по делу летом 1927 года. Суд округа Севеде постановил «считать установленным, что Райнхольд Блумберг в начале 1926 года согрешил блудом против брака с Оливией Блумберг».

Суд удовлетворил прошение Оливии Блумберг о разводе, и за причиненные страдания она получила приличную компенсацию – впрочем, лишь пятую часть того, что требовали они с братом-адвокатом. Райнхольду Блумбергу, избежавшему необходимости выплачивать бывшей жене ежемесячное содержание, пришлось выложить кругленькую сумму на покрытие судебных издержек.

Аллея Надежды

21 ноября 1926 года, через неделю после своего дня рождения, девятнадцатилетняя Астрид Эриксон на последнем сроке беременности появилась на Центральном вокзале Копенгагена. Позади лежал длинный путь на поезде через южную Швецию и на пароме через Эресунн. В зале прибытия ее ожидал молодой человек с темными волнистыми волосами и дружелюбными глазками за очками в толстой роговой оправе. Он представился Карлом Стевенсом и сообщил, что отвезет фрёкен Эриксон на Аллею Надежды. Девушке, которую пугает будущее, название должно было показаться оптимистичным.

Они ехали по Нёрреброгаде на желтом столичном трамвае, и Карл рассказывал ей о пробегавшем за окном пейзаже. После поездки по густонаселенному, кишащему людьми, автомобилями, повозками и велосипедами жилому кварталу в центре Копенгагена они внезапно очутились в океане света – показались поля, пологие холмы и крытые соломой крестьянские домики. Очень похоже на Смоланд, если бы не трех– и четырехэтажные здания, торчавшие посреди этой сельской красоты и издалека напоминавшие груды камней на подступах к растущему городу. Трамвай шел к площади Брёнсхой по Беллахойскому холму и дальше по улице Фредерикссуннсвай. На конечной Карл и Астрид вышли и остаток пути до Аллеи Надежды проделали пешком, среди каменных вилл, что жемчужной нитью протянулись за многоэтажными зданиями с витринами магазинов, смотревшими на Фредерикссуннсвай.

Вилла Стевнс на Аллее Надежды, 36, в Брёнсхой, в 5–6 км от центра Копенгагена. Там, на втором этаже, Лассе вместе со своим ровесником Эссе провел первые три года жизни. (Фотография: Частный архив)

Карл остановился у дома номер 35. «Вилла Стевнс» – значилось на фасаде, а в саду, выходившем прямо в открытое поле, виднелись две детские коляски. Как пояснил Карл, одна коляска принадлежала семье с первого этажа, а в другой лежал шведский мальчик Эссе, которого растила мать Карла, занимавшая второй этаж. Обе семьи носили фамилию Стевенс – позже Астрид объяснили, что фамилия происходила от названия полуострова Стевнс к югу от Копенгагена, которое дало имя и роду, и вилле. О вилле этой она впоследствии не забыла и за свою долгую жизнь несколько раз туда наведывалась. В последний раз – в 1996 году – Астрид постучалась в дверь, не зная, кто теперь проживает в доме, представилась удивленным жильцам и попросила разрешения посидеть в комнате второго этажа, где когда-то кормила новорожденного сына. Отсюда было видно яблоню в саду, где Лассе три года играл с Эссе, почти что своим ровесником, и «старшим братом» Карлом.

Марие Стевенс, мать Карла и приемная мать Эссе и Лассе, была из тех копенгагенских женщин 1920-х, что постоянно ухаживали за одним-двумя малышами и давали кров будущим матерям перед родами. Минимальная цена за проживание ребенка на полном пансионе на Вилле Стевнс составляла 60 крон в месяц, и дело того стоило: «тетя Стевенс», как ее называла Астрид, была сведущим и порядочным человеком, и Комитет награждения приемных матерей в 1923 году премировал ее 50 кронами и дипломом, который теперь хранится в Музее рабочего движения в центре Копенгагена. Комитет награждения был филантропической организацией и занимался улучшением условий жизни детей в приемных семьях Дании с 1861 года. Эта работа предшествовала более системному подходу к защите детей и матерей-одиночек, сложившемуся после Первой мировой войны.

Шестнадцатилетний Карл Стевенс, встретивший Астрид Эриксон на Центральном вокзале, – талантливый пианист. Он не пошел по стопам матери и в 1930-е гг. поступил в Копенгагенский университет, где изучал музыку и немецкий. (Фотография: Частный архив)

В те времена, в периоды кризиса и высокой безработицы, было трудно понять, что движет той или иной приемной матерью: любовь или цинизм. Одно дело – приемные семьи, где грудничков вынужденно кормили бутилированным коровьим молоком, опасным для здоровья малышей, другое – так называемые «поставщики ангелочков», славившиеся по всей Скандинавии тем, что морили младенцев голодом и жаждой, а иногда и просто убивали, чтобы принять новых детей, а с ними и новые финансовые поступления.

Безупречная репутация фру Стевенс была известна по всей Швеции. Если прошедших за многие годы через Виллу Стевнс «шведских дам» в полном составе выстроить на Дроттнинггатан в Стокгольме, шутливо писал Карл Астрид в 1930 году, очередь стояла бы от Мэстер Самуельсгатан и до пролива Норстрём. До самой смерти фру Стевенс получала множество благодарственных писем в конвертах с шведскими марками. Среди корреспондентов была и Астрид Линдгрен, называвшая фру Стевенс «самой прекрасной женщиной, какую я когда-либо встречала». В 1931 году она отправила приемной матери Лассе поздравление с Рождеством и на смеси шведского и датского, усвоенной за эти годы, рассказывала, что фру Стевенс до сих пор снится Лассе и иногда мальчик хочет, чтобы его «шведская мама» поиграла с ним в «датскую» с Аллеи Надежды в Брёнсхой:

«Я должна была говорить с ним по-датски, а он рассказывал „маме“, что скоро едет в Нэс, и о других интересных вещах. И конечно, ему хотелось, чтобы мы сели в поезд и поехали к „маме“. „Мама такая хорошая“, – повторяет он. Да, фру Стевенс, он вспоминает Вас как что-то очень хорошее и светлое, он никогда Вас не забудет».

Почти шестьдесят лет Астрид Линдгрен общалась с Карлом Стевенсом, тем самым мальчиком, который встретил ее на Центральном вокзале в ноябре 1926 года. В тот раз шестнадцатилетний гимназист, мечтавший изучать языки и музыку в университете и со временем ставший учителем гимназии в Хеллерупе, не только сопроводил Астрид в Брёнсхой, но и до самых родов развлекал молодую женщину, которая была ему почти ровесницей: возил осматривать Копенгаген и играл на рояле в гостиной «Революционный этюд» Шопена.

Именно Карл отвез Астрид в Королевский госпиталь на такси, когда начались схватки. Он держал ее за руку и, чтобы отвлечь от боли, придумал считать бронзовые бычьи головы над дверями каждой мясной лавки, которую они проезжали. Три года спустя, 10 января 1930 года, тот же спокойный, надежный Карл отвез трехлетнего Лассе на поезде в Стокгольм, к «маме Лассе», как они с фру Стевенс последовательно и ненавязчиво называли Астрид у себя дома. Бо́льшую часть пути Лассе кашлял, вертелся, крутился, толкал Карла в темном купе и говорил на датском, как настоящий маленький копенгагенец. «Подвинься!» – требовал мальчик. Это и многое другое восьмидесятилетняя Астрид Линдгрен вспоминала в письме к Карлу в декабре 1987 года – она благодарила его за поздравление с днем рождения и передавала привет всем его детям и внукам:

«У меня в голове не умещается, что ты, Карл, дедушка двух школьников. Я представляю тебя все тем же юным гимназистом, что играл в гостиной на рояле, брал меня на прогулки, показал все окрестности и достопримечательности Копенгагена. Я так уставала во время беременности, что, приходя домой, тут же засыпала и спала как убитая. Ах, все эти воспоминания, бычьи головы, и всякая всячина, и твоя поездка с Лассе, когда он просил тебя подвинуться. Еще помню, как он похлопал тебя по плечу и заявил: „Теперь мы друзья!“»