Астрид Линдгрен. Этот день и есть жизнь - Йенс Андерсен

С самого начала отношений Райнхольд хотел безраздельно владеть Астрид, что ей категорически не нравилось. После ее переезда в Стокгольм в сентябре 1926 года он упрекал ее в том, что она пошла учиться на секретаря, не посоветовавшись с ним. Для Райнхольда это означало, что в будущем Астрид ему места нет. Он был недоволен и тем, что она слишком часто ходит в театр и кино, и как-то в 1927 году не разрешил ей пойти на танцы. Давал он волю ревности и из-за ее близких отношений с семьей:

«Я так мало знаю о том, что произошло между тобой и твоими родителями в связи с нашими отношениями… больно и обидно даже в этом уступать тем, чье место должно быть во втором ряду, когда речь идет о самом большом и благородном чувстве, возможном между людьми, – о любви».

«Моя любимая малышка Астрид» – так начинает Райнхольд Блумберг восторженное письмо к Астрид Эриксон в августе 1927 года. (Фотография: Йенс Андерсен)

В целом Райнхольд Блумберг создал некую систему контроля за лояльностью своей любимой. Астрид этому инстинктивно противилась, когда они виделись в Линчёпинге и Стокгольме и три-четыре раза ездили к сыну в 1927–1928 годах. Намеренно поверхностные письма Астрид разочаровывали требовательного романтика из Виммербю, составившего план их совместного будущего и не терпевшего помех:

«Ты так мало о себе пишешь. Неужели не понятно, что я хочу знать о тебе много, много больше?»

Что Астрид нашла в Райнхольде, кроме того, что он был ее первым мужчиной и отцом будущего ребенка, спрашивали себя не только ее мать Ханна, но и сама Линдгрен в старости. В заметках, которые пожилая писательница составила для Маргареты Стрёмстредт в 1976–1977 годах, она не делает тайны из того, что первое время наслаждалась ролью соблазнительницы. С Райнхольдом она впервые почувствовала ту особую женскую власть над мужчиной, о которой говорилось в книгах:

«Иногда Ханна огорченно и с неприкрытым удивлением спрашивала: „Как ты могла?“ Ей казалось, если мне непременно надо было забеременеть, можно было, по крайней мере, найти кого-нибудь другого. И, честно говоря, я тоже так думала. Ни себе, ни Ханне я не могла ответить на вопрос „как ты могла?“. Но когда это юные, неопытные, наивные дурочки могли на него ответить? Как там в этом рассказе Сигурда о легкомысленной Лене? Я читала о ней в ранней юности. Совсем не красавица, уверял писатель, она „все же пользовалась спросом на рынке желания“. Я читала и думала с какой-то завистью: „Ах, быть бы хоть как она!“ Ну и мне это удалось. Правда, такого результата я не предвидела».

За этой цитатой скрывалось не только осознание своих поступков и чувство вины, но и накопившаяся обида на более опытного мужчину, прекрасно понимавшего, какому риску он сам и особенно его юная возлюбленная подвергаются, не пользуясь контрацепцией. Этот мужчина также прекрасно знал о позоре, который ждет молодую женщину, родившую ребенка вне брака, в Швеции 1920-х годов. Астрид, рассказывает Карин Нюман, чересчур полагалась на заверения своего начальника, что, если-де сделать так-то и так-то, ничего не случится. И добавляет, что выросшая в деревне среди коров и лошадей юная Астрид, как и ее брат и сестры, разумеется, знала о таинстве размножения. Но как защититься от бесконечного воспроизведения – вот это было для нее большой загадкой.

В наше просвещенное время может показаться странным, что такая талантливая, начитанная девушка ничего не знала о контрацепции. Позже, с горечью оглядываясь на давнюю любовную связь, она сердито выговаривала пожилому Райнхольду Блумбергу в письме от 22 февраля 1943 года: «Я не имела ни малейшего понятия о средствах контрацепции, а потому не могла понять меру чудовищной безответственности твоего отношения ко мне».

Объяснение подобному невежеству следует искать в пуританизме, который в 1920-е годы все еще господствовал в государственной политике в отношении секса: тут Швеция сильно отставала от своих соседей. Согласно шведскому законодательству, средства контрацепции разрешалось продавать, но рекламировать презервативы и пессарии было запрещено. А виной всему был доклад, произнесенный в 1910 году перед фабричными женщинами в стокгольмском Народном доме лидером социалистов Хинке Бергегреном, который призывал к использованию контрацептивов: «Лучше любовь без детей, чем дети без любви». Буржуазная общественность кипела от негодования. За свою революционно-просветительскую деятельность Бергегрен угодил в тюрьму, и тут же с молниеносной скоростью был принят просуществовавший до 1930-х годов закон, согласно которому в Швеции запрещалась любая реклама или публичное упоминание средств контрацепции, которые, конечно, любой мог купить при условии, что располагал информацией об их существовании.

Сторгатан, 30, Виммербю. Здесь живет главный редактор Блумберг с семьей и находится редакция его газеты в 1920-е гг. За углом – типография, где каждую среду и субботу печатается газета. Когда отец работает, сидя в редакторском кресле, в оживленном доме многодетной семьи беготня и шум становятся смертным грехом. (Фотография: Региональный музей Восточного Готланда)

Вот почему лишь немногие шведки – особенно в провинции – понимали, как избежать нежелательной беременности. Эти обстоятельства освещает журналист Эстер Бленда Нордстрём в своей документальной книге «Девушка среди девушек» (1914). Читатель знакомится с журналисткой из большого города, которая месяц изображала служанку на хуторе в Сёдерманланде и рассказывает о том, как работницам фермы приходится трудиться по шестнадцать-семнадцать часов в день за мизерную плату и какие проблемы создают им сексуальные потребности мужчин. Как и многие ее ровесницы, юная Астрид проглотила книгу залпом, а в начале лета 1925 года узнала из «Виммербю тиднинг», что это произведение будет поставлено на открытой сцене и отправится в турне по Смоланду.

Были в те годы и другие первопроходцы, боровшиеся за права женщин, в их числе – родившаяся в Норвегии Элисе Оттесен-Йенсен, которую также называли Оттар. Она ездила по Швеции, пропагандируя гигиену секса и осуждая лицемерный закон о контрацепции. В чемодане Оттар привозила образцы пессариев, плакаты с инструкциями, брошюры и свой памфлет 1926 года «Нежеланные дети. Обращение к женщинам». Ее пропаганда свободной, лишенной страха сексуальной жизни женщины продолжалась и в 1930-е, когда женское движение стало неотъемлемой частью социал-демократического движения в Швеции, а призыв Оттар надолго пережил ее саму: «Я мечтаю о том дне, когда все рожденные дети будут желанными, все мужчины и женщины – равными, а сексуальность станет выражением сердечности, нежности и наслаждения».

Когда в 1913 г. Райнхольд Блумберг купил «Виммербю тиднинг», у него не было опыта работы редактором и журналистом и он ровным счетом ничего не знал об издательском деле. Зато был выдающимся предпринимателем. На момент своей смерти в 1947 г. Блумберг был, по меркам нашего времени, мультимиллионером. Но наследников у него осталось много: прежде всего вдова от третьего брака, затем десять из тринадцати детей, оставшихся в живых. Среди них и Ларс Линдгрен, урожденный Блумберг. (Фотография: Частный архив)

Астрид Линдгрен заплатила высокую цену за роман с Блумбергом. Она лишилась работы и перспективы в дальнейшем найти место в газете покрупнее, чем «Виммербю тиднинг». А осенью 1926 года, когда беременность стало трудно скрывать, Астрид пришлось покинуть родной дом и город и отправиться в Стокгольм, где весной 1925 года она два месяца посещала школу живописи Хенрика Блумберга. Спустя пятьдесят лет в заметках для Маргареты Стрёмстедт Астрид Линдгрен описывала расставание с Виммербю как радостное бегство:

«Никогда еще о такой ерунде столько не сплетничали, во всяком случае в Виммербю. Быть объектом сплетен – все равно что сидеть в яме со змеями, и я решила покинуть эту яму как можно скорее. И что бы там кто ни думал, из дома меня, как в старые добрые времена, не прогнали. Отнюдь нет! Я сама себя выгнала. Ничто меня не могло удержать».

В старости Астрид рассказывала также, что сняла комнату в пансионате, поступила на курсы стенографии и машинописи и однажды случайно прочитала о некой столичной женщине-адвокате, помогающей незамужним беременным женщинам в сложных обстоятельствах. Астрид нашла ее, и адвокат помогла девушке в ноябре 1926 года уехать в Копенгаген и родить в Королевском госпитале – единственном в Скандинавии, где имена родителей ребенка можно было сохранить в тайне и откуда информация не поступала в Отдел регистрации населения или другие государственные органы.

Аккуратным почерком велись протоколы в переплетенных в кожу журналах заседаний окружного суда Севеде за 1926–1927 гг.; они содержат драматичную и запутанную историю беременности Астрид Линдгрен и ее отношений с бывшим шефом и сейчас хранятся в Региональном архиве Вадстены. (Фотография: Региональный архив Вадстены)