Родители, наставники, поэты - Леонид Ильич Борисов

Кончилось тем, что мой отец послал дворника ко всем чертям, и тот, перекрестившись сам и перекрестив отца, смиренно, с песнопением каким-то, скромненько зашагал позади своего обидчика, никак не желая опередить его.

В 1913 году мои родители переехали на Зверинскую улицу, — дом, в котором мы жили на Съезжинской, сломали и на его месте возвели каменный шестиэтажный. В начале войны (имею в виду 14-й год) я случайно встретил на улице Якова Матвеевича, он пригласил меня к себе «отпить чайку», я согласился и, купив какой-то снеди, вместе с бывшим дворником отправился к нему на Пушкарскую улицу: он теперь работал курьером в каком-то департаменте.

— Вот мое жилье, — сказал он, вводя меня в сводчатый полуподвальный коридор, в конце которого расширение его в обе стороны и называлось жильем. Оно все было заполнено стопками книг —слева, и связками книг, перевязанными веревкой, — справа. В углу перед Спасом горела лампада синего стекла. Пахло, как в монастыре, чем-то хлебным, воском и тем запахом, о котором так картинно сказал где-то Лесков: («Пыль спрессовали и всем гостям но куску в нос сунули...»

— А что это у вас за книги? — спросил я Якова Матвеевича.

Он не спеша снял пиджак и повесил на гвоздик у окна, гребенкой расчесал свою соломенного вида бородку и только тогда, опустившись на табурет, ответил:

— Описания храмов России-матушки. Еще годик-другой — и будет у меня полная Публичная библиотека всех храмов и часовен, обитающих в России. У меня уже числом этак более пяти тысяч...

— Пять тысяч! — воскликнул я, взглядом окидывал книги. — Должно быть, очень тоненькие книжки у вас?

— Не более двадцати страниц, а есть которые и по восемь. На обложке мы видим храм, о коем идет описание. Только по одной Псковской губернии, которая есть родина моя, собрал я сто осьмнадцать книжек. Новгородская губерния пока что у меня одна часовня и пятнадцать храмов. А всего...

— Каким же образом Вы все это собрали? — заинтересовался я, уже по-иному глядя на дворника. — Вам кто-нибудь помогал?

— Все средства мои трачу на приобретение, а способ легчайший, дорогой Леонид Ильич: ходят по дворам собиратели на построение храмов, у них и ость эти книжки, я им даю деньги, они мне помогают, присылают, — у меня всегда для них гостиница — и стол и харчи. Милости прошу! Мошенников среди них нету. Вы, между прочим, дядю Власа поэта Некрасова слыхали? Ага! Даже наизусть знаете? Так вот — эти дяди Власы мои первейшие помощники...

Яков Матвеевич встал, театрально провел рукой перед собою слева направо и справа налево, закрыл глаза  и  топом священника, возглашающего что-то на амвоне, проговорил:

— Это труды мои за девятнадцать лет, и спокину я мир грешный, когда достигну Сибири...

— Оттуда книги доставать трудно? — догадался я.

— Вполне правдиво твое слово — Сибирь беднее храмами, чем, скажем, наш Север, и даже беднее южных губерний, да и сибиряки — народ скупой, невеселый и не молитвенный — ужасный порою народ, особливо, когда к нему стучишься в дом: не пустит...

Иногда я заходил к Якову Матвеевичу, но скоро наступило время идти мне на военную службу, а когда я, вспомнив о бывшем дворнике, вздумал навестить его, дом на Пушкарской улице оказался, как и большинство деревянных домов на Петроградской стороне, сломанным. И только спустя три года удалось мне узнать кое-что о судьбе Якова Матвеевича.

Я отыскал его дочь, портниху, и она сказала мне, что отец ее умер от злейшего недоедания в начале восемнадцатого года, а книги его... — вот тут следовало спросить у мамы, а мама умерла в семнадцатом году, книги увезли за границу: какие-то господа в цилиндрах разговор вели с мамой по поводу книг, и заплатили что-то много: мама жила на эти деньги до самой смерти.

— И папа был еще жив?

— Так ведь ему и надо было сколько поддержки! Он сперва этим господам одну пачку отдал, потом другую, потом он умер — вскоре после мамы, и я, сказать по совести, каким-то гражданам, нашим продала остальные: месяца два рынком жила, масло покупала, хлеб. Говорили люди знающие, что я вот как сильно продешевила, и родители продешевили: отец редчайшую коллекцию собрал, в мире будто бы такой не были...

Несколько книжек собеседница моя сберегла: в зеленой обложке описание храма Пресвятые Богородицы в городе Старице, в такой же обложке описание храма князя Владимира в Михайловом Погосте Псковской губернии — я эту книжечку выпросил (продавать мне не продавали): с детских лет знаком мне этот собор, а кто его строил и когда, об этом узнал я из маленькой книжки, написанной К. М. Успенским, изданной в 1901 году во Пскове.

На нарах в третьем запасном пехотном полку

Хмурое осеннее утро. .Пропущенный сквозь сито дождь подобно пыли въедливо оседает на вонючих солдатских шинелях, портит и без того дурное настроение. Каждые двадцать-тридцать минут пробегают мимо учебного плаца поезда, гудки будят в душе милые, домашние воспоминания... Сегодня вторник, увольнительная будет выдана, возможно, только в субботу вечером или утром в воскресенье: все зависит от дежурного но роте.

Солдаты спасаются сном или анекдотами — весьма и крепко посоленными, игрою в карты «на потом» в смысле расплаты. Я и мои товарищи вольноопределяющиеся — «вольноперы» в просторечии — читают книги, хотя и очень трудно читать в казарменной обстановке: на весь взвод, на четыре полукоридора из четырех двухэтажных пар в каждом (всего во взводе не менее ста человек) приходится одна под потолком лампочка, да и то угольная не свыше .пятнадцати свечей. Такая же лампочка на столе у взводного, но там читать не будешь — полуграмотный хам Сидоренко ненавидит «образованных» сильно и навсегда.

Я читаю Достоевского («Идиот». Книга уводит меня из казармы третьего пехотного запасного полка в Новом Петергофе (полк расквартирован в бывших Каспийских казармах) и ведет, куда она хочет. Федор Михайлович писатель по из тех, кого мы называем поэтичными, и не из добрых, он жесток, и для чтения даже про себя труден, особенно в моем возрасте, а мне девятнадцать лет. Достоевского читаю потому, что его надо знать непременно, читаю впервые, а я солдат, месяца через полтора-два могут отправить в военное училище или школу прапорщиков, а там уж не так нескоро «дадут