Адское пламя в сумраке - Кейдж Бейкер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эвоэ! Эвоэ! Иакх! Эвоэ!17
Он оказался в пещере с алтарем, но теперь там сиял свет, царило лето и было уже вовсе не холодно, а, наоборот, жарко.
— Я вкусила зерно — и видите, что я вынесла на свет! — объявила Персефона.
Смертные попадали на колени, подползли ближе, плакали, смеялись, хватали его за руки.
— Божественный Иакх, подари нам надежду!
— Иакх! Мальчик Иакх явился!
— Иакх! Избавь нас от страха!
— Даруй нам бессмертие, Иакх!
Деметра с Персефоной радостно приветствовали друг друга, изысканно раскрывая объятия и выражая восторг, и Персефона сказала:
— Вот мой сын — Жизнь, порожденная Смертью!
— Прошу тебя, Иакх! — (Он посмотрел вниз в молящее лицо старика Уайтхеда, измученное, залитое потом.) — Не дай мне потеряться во тьме!
Несчастье смертного тронуло Льюиса до слез, он коснулся щеки старика и наобещал ему с три короба, он всем им наобещал с три короба и наговорил разной утешительной чуши, он болтал, что в голову взбредет. Он хотел коснуться Персефоны, но она куда-то делась, растворилась в золотом море лиц. Все было золотое. Все таяло в золотой музыке.
Льюис открыл глаза. Он посмотрел вверх, посмотрел вниз, посмотрел по сторонам. Предпринимать что-то более отчаянное ему пока не хотелось.
Он лежал в постели в комнате, которую отвел ему сэр Фрэнсис. Кто-то уложил его аккуратно, словно статую святого на гробницу, и по грудь укрыл стеганым одеялом. Кроме того, на него надели одну из его ночных рубашек. Видимо, было утро.
Льюис снова закрыл глаза и запустил самодиагностику. Тело достаточно определенно сообщило ему, что он вел себя крайне глупо. Оно намекнуло, что, если с ним еще хотя бы раз обойдутся так жестоко, Льюису придется залечь в регенерационный резервуар как минимум на полгода. Затем оно заявило, что ему сию секунду требуются сложные углеводы, а также по меньшей мере два литра жидкости, насыщенной кальцием, магнием и калием. Льюис снова открыл глаза и огляделся, нет ли поблизости чего-нибудь, соответствующего таким требованиям.
Лучше всего подходила вода на столике у кровати — в хрустальной вазе, где также находились несколько веток шиповника. Вода была дивно мокрая на вид. Льюис стал раздумывать, не удастся ли вытащить из вазы цветы и выпить воду, не учинив вопиющего беспорядка. Тело заявило, что на беспорядок ему наплевать. Льюис застонал и изготовился сесть.
Тут он услышал приближающиеся шаги — шли двое. Шаги сопровождались негромким звяканьем фарфора.
Дверь открылась, и в комнату просунул голову сэр Фрэнсис. Увидев, что Льюис пришел в себя, он прямо-таки просиял:
— Мистер Оуэнс! Хвала всем богам, вы наконец-то снова с нами! Вы… э… то есть… это ведь вы, мистер Оуэнс?
— Полагаю, да, — ответил Льюис. На него накинулись крошечные молнии головной боли.
Сэр Фрэнсис ворвался в комнату и махнул рукой дворецкому, чтобы тот тоже вошел. Взгляд Льюиса волей-неволей оказался прикован к накрытому подносу в руках дворецкого. Сэр Фрэнсис присел на край постели, уставясь на Льюиса не менее пристально.
— Вы что-нибудь помните, а?
— Не особенно, милорд, — ответил Льюис. — Это случайно не завтрак, нет?
Дворецкий поднял салфетку — под ней оказались кувшин, горшочек меду и блюдо мелкого печенья. Сэр Фрэнсис смущенно переплел пальцы.
— Это… мм… молоко, мед и… ах, самое похожее на амброзию, что только может приготовить моя кухарка. Мед у нас делосский, — добавил он, и в его голосе прозвучала странная просительность.
Льюис не без труда сел, хотя мозг у него так и шарахнулся от раскаленной докрасна изнанки черепа. Дворецкий поставил поднос ему на колени; Льюис взял кувшин, пренебрег стоящим рядом с ним хрустальным бокалом и залпом, не переводя духа, выпил две кварты молока. Сэр Фрэнсис глядел круглыми глазами, как Льюис по одному печеньицу заглатывает всю амброзию и, схватив ложку, приступает к меду.
— Восхитительно, — произнес Льюис, вспомнив об этикете. — Можно ли попросить еще немного?
— Все что угодно, — ответил сэр Фрэнсис и, не поворачиваясь, сделал знак Джону.
Льюис взял кувшин.
— Еще столько же молока, пожалуйста, и три-четыре буханки хлеба…
— Варенья, сэр?
— Нет! Нет, варенья не надо. Благодарю вас. Джон взял кувшин и поспешил прочь.
— Неудивительно, что у вас разыгрался аппетит, — заметил сэр Фрэнсис. — Мальчик мой, это был поразительный вечер. Все мы в великом долгу перед вами. В жизни не видел ничего подобного.
— Но… у меня сложилось впечатление, что вы… гм… уже проводили раньше определенные ритуалы, — сказал Льюис, выскребая ложкой мед со дна горшочка.
— Да, так и было. Но мы никогда не добивались таких замечательных результатов! — воскликнул сэр Фрэнсис — Насколько вы лучше своего предшественника! Он вообще не мог служить вместилищем божественного! Обращался с дамами крайне непочтительно. Я велел ему паковать багаж; впоследствии мы обнаружили, что он прихватил ложки. Верите ли — я поймал его на месте преступления, когда он садился в коляску с моим лучшим серебряным кофейником в саквояже! То ли дело вы. Какое поистине олимпийское спокойствие! Какая находчивость! Уайтхед выглядел просто бодрячком. «Как вы себя чувствуете, Пол?» — спросил я, и, честное слово, он ответил: «Ах, сэр, право, я готов взгромоздить гору Пелион на гору Осса и взобраться до самых небес!»
— Я счастлив, милорд, — осторожно проговорил Льюис. — Хотя, признаться, подробности вечера несколько стерлись у меня из памяти.
Весьма вероятно, сэр. Подозреваю, что вас там и вовсе не было! А? — Сэр Фрэнсис подмигнул. — Но я оставлю вас в покое; Джон приготовит вам одежду. Все вычищено и выстирано, только парик отдали мастеру причесать и напудрить. К сожалению, он был в плачевном состоянии. И я взял на себя смелость заказать вам новую пару башмаков, так как один из ваших, по всей видимости, утонул в Стиксе. Вы найдете их на дне гардероба.
— Новые башмаки? — удивился Льюис. — За ночь?
— За ночь? Ну что вы, нет! Вы проспали три дня! Настоящий Эндимион, — произнес сэр Фрэнсис. Он помедлил у двери, опустив взгляд. — Вы оказали мне великую услугу, такую великую, что я никогда не смогу ответить вам тем же. Я ваш должник, сэр.
Следующие несколько дней Льюис наслаждался непривычной роскошью безделья; слуги при нем вытягивались по струночке, глядели на него с благоговением и рвались принести все, чего бы ему ни захотелось. Это время Льюис употребил на то, чтобы привести в порядок свои воспоминания и разобраться в них, и обнаружил, мягко говоря, некоторые расхождения между тем, что восприняло его сознание, и тем, что запомнили его сверхчеловеческие органы чувств.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});