НЬЮ-ЙОРКСКАЯ КАРМЕН - Петр Немировский

грудь и порой делала руками и бедрами такие движения, будто сейчас на ней не футболка и шорты, а длинное цыганское платье с широким подолом, который должен красиво взлетать, когда она кружится  и поводит бедрами…   

— Оп-па!! А-аай-а...а!   

Затаив дыхание, Осип смотрел на ее танец. Сейчас он был уверен в том, что его встреча со Стеллой не случайна, и что так просто они уже не расстанутся. 

— Браво! — он захлопал в ладоши, когда танец закончился.

Стелла грациозно поклонилась, отвесив книксен. Затем сняла футболку, оставшись топлесс, и стала ею обмахиваться, бросая на Осипа зовущие взгляды:

— Фу-ух. Жарко. 

Поставив бокал с недопитым вином на стол, Осип поднялся и пошел к ней. Он решил, что сейчас, наконец, она ему отдастся. При всей своей кажущейся доступности до сих пор Стелла отказывала ему в близости, будто бы желая раздразнить, «разжечь» его еще больше.

Да, так суждено, думал он, именно сейчас и именно здесь — в его квартире, на кровати, которую он двенадцать лет делил с Тоней и больше никогда ни с кем.

Тони и Арсения в тот миг, разумеется, не существовало. Они были в Seagate. Но их фотографии висели на каждой стене.

Она нежно прижалась к нему, и он утонул в упоительном благоухании ее тела, разгоряченного танцем. Он потянул ее к кровати.

— А-а! — он неожиданно вскрикнул от боли.

Оттолкнув от себя Стеллу, поднес руку к правой щеке. Потом посмотрел на ладонь, отнятую от щеки, и увидел на ней капельки крови.

— Зачем ты это сделала? — спросил он, не понимая, зачем Стелла глубоко оцарапала ему лицо своим острым ногтем.

Она смотрела на него в упор, и ее глаза засверкали каким-то диким блеском:

— Мне почему-то захотелось почувствовать вкус твоей крови.

Улыбнувшись, не слова не говоря, она засунула себе в рот палец с ярко накрашенным ногтем, которым царапнула Осипа, а потом стала сладострастно облизывать его со всех сторон:

— Ты забыл, что в моих жилах течет цыганская кровь? Я ведь — ведьма, могу на тебя напустить свои ведьмовские чары. Будь осторожен.  

— Ах, вот оно что? В таком случае, я не против. Давай, напускай.  

— А ты потом не будешь об этом жалеть? —– допытывалась она, сменив полушутливый тон на серьезный.

— Пока ты меня любишь, я ни о чем жалеть не буду, — ответил он тоже серьезным голосом.

Стелла долго молчала. Затем, не сводя с Осипа глаз, выползла из шортов, а потом сняла белые трусики. Подойдя к нему, обняла его шею, сцепив сзади пальцы и, подтянувшись, обхватила ногами его корпус выше пояса. Умостившись поудобней в этой позе, чувствуя под ягодицами его подставленные ладони, закрыла глаза:

— Окей, я твоя. Можешь делать со мной все, что пожелаешь. 

***

Осип продолжал снимать Стеллу — в разных образах и разных местах. Иногда она просила его заехать за ней туда, где делала уборку, и он охотно подвозил ее домой, в Seagate.      

Они проезжали  через неблагополучный район, принадлежавших к тому типу  районов, которые в Нью-Йорке презрительно называют «гетто».  В этом гетто проживали в основном чернокожие и латиноамериканцы, из поколения в поколение получавшие государственные пособия. Случалось, Стелла просила Осипа остановить машину, если ей нужно было зайти в магазин или аптеку. По тому, как она здоровалась и отвечала на приветствия, было понятно, что в гетто у нее уже появились знакомые. 

Однажды Стелла попросила Осипа остановиться у Собора Пресвятой Богородицы: ей захотелось туда зайти.   

Собор был пуст. Осенив себя крестным знамением, Стелла приблизилась к статуе Богородицы в правом притворе, зажгла свечку и, несколько раз перекрестившись, поцеловала стопы Богоматери. Затем опустилась на колени и стала молиться.

Осип сидел на скамейке сзади, он не видел ее лица. Но он был поражен необычайной силой, страстью, каким-то неистовством, исходившим от всей ее коленопреклоненной фигуры.

Неожиданно в тишину собора откуда-то с улицы врезались странные, похожие на пистолетные выстрелы, звуки. Стелла оглянулась и вопросительно посмотрела на Осипа. Он пожал плечами.

Они еще ненадолго задержались в соборе, Стелла подходила к другим статуям святых и разглядывала интерьер. Потом вышли на улицу, где раздавался вой сирен.

Неподалеку, на противоположной стороне дороги, стояло несколько машин: полицейские, пожарные, машина скорой помощи.  Мигалки у всех  были включены. Полицейские перекрыли вход в старый двухэтажный дом, возле которого толпились люди. 

— Что там случилось? — спросил Осип мужчину средних лет, с толстым шрамом на лице. Судя по облику, он был одним из аборигенов этого «гетто» и все здесь хорошо знал.   

— Там, в квартире на втором этаже, недавно поселился какой-то мужик со своей бабой. Вроде бы хорошая пара. Не знаю, какая моча ударила тому дураку в голову, но полчаса назад он застрелил и свою бабу, и себя. — Мужчина затянулся, выпустил дым и глубокомысленно резюмировал. — Я тебе говорю, бро, этот еб...й мир сошел с ума.     

Осип нахмурился. У него возникла странная мысль, вернее, предчувствие, что в этом убийстве, к которому он не имеет ни малейшего отношения, заложен для него какой-то зловещий знак. 

Глава 10

 Крабов хорошо ловить с раннего утра, когда они голодны, прожорливы, а потому чрезвычайно активны. Да вот беда: с утра — отлив, поэтому гряда камней, под которыми обычно шныряют черные и серые в крапинку крабы, вся оказывается  на суше. Внизу эти валуны покрыты мелкими ракушками. Сейчас, подсохнув на солнце, они издают гнилостный запах.

Но постепенно, в силу сложного взаимодействия Солнца и Луны с океаном, Великий океан возвращает земле свои холодные воды. И вот уже волны, подбираясь все ближе, подрывают песчаные замки и башни, рушат крепостные валы. Предусмотрительные мамаши оттаскивают подстилки подальше от подступающей воды; спасатели на вышках уже реже болтают между собой, чаще свистят и машут руками купальщикам,  заплывающим слишком далеко.

А к темным валунам тянутся отважные ловцы крабов...

Арсюша, разумеется, среди них. С ними и Томас. Том учится с Арсюшей в одной школе, в параллельном классе, но живет он здесь, в Seagate. В школе они приятелями не были, но в Seagate сошлись поближе. Том может долго и быстро бегать, умеет нырять и прыгать с песчаного обрыва. И, надо сказать, Арсюша чувствует это превосходство Томаса, завидует