Тот, кто шепчет - Джон Карр

Речь пойдет о нем, как пить дать.

Майлс уставился в стол, пытаясь сделать вид, что ни о чем не догадывается, а Марион и Стивен направились к двери. Марион вполголоса что-то оживленно говорила Стиву, который, пожимая плечами и улыбаясь, надевал шляпу. Майлс отхлебнул чаю, уже начинавшего остывать.

Ему было не по себе, он подозревал, что вел себя глупо, да к тому же определенно утратил чувство юмора. Но чем было вызвано такое состояние? Истинную причину своего смятения он понял секунду спустя. Его мучил вопрос, не впускает ли он в свой собственный дом некие силы, над которыми не властен.

Зазвенел кассовый аппарат, за окнами раздалось пыхтенье паровоза, женский голос в громкоговорителе с отчетливым северным выговором вернул его на вокзал Ватерлоо. Майлс сказал себе, что его мимолетная фантазия – мгновенный холод, оледенивший сердце, – просто чепуха. Он твердил это себе до тех пор, пока не засмеялся, и к моменту возвращения Марион его настроение улучшилось.

– Извини, если я показался нелюбезным, Марион.

– Мой милый мальчик! – отмахнулась она, а затем ободряюще взглянула на брата. – Теперь, когда мы одни, Майлс, расскажи своей маленькой сестренке все как есть.

– Мне нечего рассказывать! Я встретился с этой девушкой, мне понравилось, как она держится. Я убежден, что ее оклеветали…

– Но ты ей не сказал, что уже слышал о ней?

– Я не сказал ей об этом ни слова. И она не упоминала о прошлом.

– Разумеется, она представила рекомендации?

– Я их не просил. Почему это так тебя интересует?

– Майлс, Майлс! – Марион покачала головой. – Ни одна женщина не в силах устоять перед твоим шармом в духе Карла Второго, а то, что ты сам своего обаяния величественно не сознаешь, только усиливает впечатление. Ну не дуйся! Ты не выносишь, когда я проявляю малейшую заботу о твоем благополучии!

– Я только имел в виду, что твое беспрестанное копание в моем характере…

– Когда я слышу о женщине, которая, судя по всему, поразила твое воображение, с моей стороны совершенно естественно проявить к ней интерес! – В глазах Марион была непреклонность. – В чем она замешана?

Майлс отвел взгляд от окна.

– Шесть лет назад она приехала в Шартр как личная секретарша одного богача, владельца кожевенной мануфактуры по фамилии Брук. Она обручилась с его сыном…

– О!

– …молодым неврастеником Гарри Бруком. Потом разразился какой-то скандал. – Слова застревали у Майлса в горле. Он не мог, физически не мог рассказать Марион о решении Говарда Брука откупиться от девушки.

– Что за скандал, Майлс?

– Никто не знает, по крайней мере я не знаю. В один прекрасный день отец Гарри поднялся на крышу старинной башни, и… – Майлс прервал рассказ. – Кстати, ты ведь не станешь упоминать об этом при мисс Ситон? Не намекнешь ей, что тебе что-то известно?

– Ты считаешь, Майлс, что я могу быть настолько бестактной?

– День был ужасный, лил дождь, начиналась гроза, все это напоминало сцену из готического романа о привидениях. Мистера Брука закололи его собственной шпагой-тростью, причем на него напали сзади. И здесь начинается самая поразительная часть этой истории. Из показаний свидетелей явствовало, что в момент убийства он находился в полном одиночестве. Никто не приближался к нему и даже не мог этого сделать. И чуть ли не получалось так, что убийство – если это было убийство – совершил кто-то, умеющий летать…

Он снова замолчал. Потому что Марион как-то странно, испытующе смотрела на него широко раскрытыми глазами, едва удерживаясь от смеха.

– Майлс Хэммонд! – вскричала она. – Кто напичкал тебя этими чудовищными бреднями?

– Я всего лишь, – процедил он сквозь зубы, – привожу факты, которые выяснились во время официального полицейского расследования.

– Ладно, дорогой. Но кто рассказал тебе об этом?

– Профессор Риго из Эдинбургского университета. Человек очень известный в научных кругах. Неужели тебе не попадалась его «Жизнь Калиостро»?

– Нет. А кто это – Калиостро?

Почему, частенько размышлял Майлс, при спорах с самыми близкими людьми выходишь из себя от вопроса, который, будь он задан посторонним, только позабавил бы тебя?

– Граф Калиостро, Марион, – это знаменитый маг и шарлатан, живший в XVIII веке. Профессор Риго считает, то Калиостро, во многих отношениях отъявленный мошенник, тем не менее действительно был наделен определенными сверхъестественными способностями, которые…

И в третий раз он умолк на полуслове, услышав возглас Марион. И, представив, как должна звучать его собственная речь, Майлс, еще в достаточной мере обладавший чувством реальности, вынужден был признать, что нашел не самые удачные слова.

– Да, – согласился он. – Это действительно кажется довольно странным, не так ли?

– Именно, Майлс. Я смогу поверить в нечто подобное, только если увижу своими глазами. Но Бог с ним, с графом Калиостро. Перестань морочить мне голову и расскажи о девушке! Кто она? Какая она? Какое она производит впечатление?

– Ты увидишь все это сама, Марион.

Не отводя взгляд от окна, Майлс встал из-за стола. Он смотрел на один из зеленых указателей, расположенных напротив ворот, ведущих на платформу; туда уже поодиночке и парами стягивались пассажиры, ожидавшие поезд, отходящий в пять тридцать на Винчестер, Саутгемптон-Сентрал и Борнмут. И Майлс слегка повернул голову в сторону этого указателя.

– Вот она.

Глава 7

Серые сумерки окутали Нью-Форест и Грейвуд в тот столь памятный для его обитателей вечер.

От главной автострады на Саутгемптон ответвляется другая автомагистраль. Проехав по ней, вы должны углубиться в лесную чащобу, где молодые побеги объедены оленями. Свернув вскоре налево, проехав в широкие деревянные ворота и спустившись по извилистой, посыпанной гравием дорожке, на которой царит полумрак даже в середине дня, вы пересекаете по простому деревенскому мостику ручей, и перед вами на поляне, окруженной огромными буками и дубами, предстает Грейвуд.

Еще идя по примитивному мостику, вы уже видите узкий торец этого небольшого, вытянутого в длину здания. Одолев несколько каменных ступеней, вы доходите по каменным плитам террасы до главного входа. Этот бело-коричневый дом из дерева и кирпича стоит посреди залитого солнцем леса. Он выглядит приветливо, и в нем есть какое-то волшебное очарование.

В тот вечер в окнах горели одна-две лампы. Это были керосиновые лампы, поскольку электростанция, дававшая энергию во времена Чарльза Хэммонда, еще бездействовала.

Казалось, свет в окнах разгорался ярче по мере того, как сгущались сумерки и становилось холоднее. Теперь был хорошо слышен заглушаемый дневным шумом плеск воды у маленькой плотины. В сумерках неясно вырисовывались очертания качелей под ярким навесом, плетеных стульев и стола для чаепития, поставленных на лужайке западнее излучины ручья.

Майлс Хэммонд стоял, держа над головой лампу, в пришедшейся ему по сердцу узкой и длинной комнате, расположенной в задней части дома.

– Все в порядке, – твердил он сам себе. – Я не совершил никакой ошибки, привезя ее сюда. Все в порядке.

Но в глубине души он понимал, что далеко не все в порядке.

Пламя маленькой лампочки с крошечным стеклянным цилиндрическим абажуром изгнало почти все тени из книжного царства, подобного царству мумий. Разумеется, эта комната не заслужила того, чтобы ее именовали «библиотекой»: то было книгохранилище, склад, где громоздились пыльными грудами две или три тысячи томов, скопленных – как скапливается пыль – его покойным дядей. Старые и поврежденные книги, относительно новые и яркие книги, книги ин-кварто, ин-октаво и ин-фолио, книги в красивых суперобложках и книги в поблекших темных переплетах; Майлса возбуждал затхлый запах этих сокровищ, на которые он еще не успел толком взглянуть.

Книжные полки доходили до потолка, окружая ведущую в столовую дверь и ряд выходящих на восток створчатых окон. Книги на полулежали рядами, образовывали насыпи и неустойчивые башни разной высоты, создавая лабиринт, по узеньким дорожкам которого почти невозможно было пройти, не задев какого-нибудь фолианта и не подняв клубы пыли.

Майлс стоял посередине этого книжного лабиринта, высоко подняв лампу, и осматривался.

– Все в порядке! – с горячностью произнес он вслух. Дверь открылась, и вошла Фей Ситон.

– Вы звали меня, мистер Хэммонд?

– Звал вас, мисс Ситон? Нет.

– Извините. Мне послышалось, что вы меня зовете.

– Должно быть, я разговаривал сам с собой. Но, возможно, вам будет интересно взглянуть на эту неразбериху.

Фей Ситон стояла в дверном проеме, по обе стороны которого громоздились книги самых разных форматов и цветов. Довольно высокая, тоненькая, изящная, она немного наклонила голову набок. Она тоже держала керосиновую лампу, и, когда девушка подняла ее, осветив свое лицо, Майлс испытал нечто вроде шока.