Крот против оборотня - Сергей Зверев

Путислав вытянул саблю из ножен и улыбнулся хищно, поигрывая кистью, чтобы разогреть руку перед боем. Молодец Горыня, все правильно делает! Только передние воины столкнулись с врагом, как два десятка задних тут же отскочили в степь и закружили, управляя конями только с помощью колен. Стрелы летели и летели, сбивая врага с седел, валя их коней под ноги их же товарищей, ломая строй.

Три десятка дружинников прошли через толпу разбойников, как нож через масло, рассекая надвое. Вот они вылетели по другую сторону возов, развернулись, и в воздухе одновременно сверкнули десятки сабельных клинков. Большинство копья потеряли еще во время первой стычки. Сейчас начнется кровавый танец, и победит тот, у кого рука быстрее, глаз острее, нутро тверже.

Лучники откатывались и снова набегали, осыпая стрелами противника, а Горыня схватился со своими конниками в клинки.

– На ворога! – закричал Путислав. – Крыльями! Уступом справа! Отсекай от реки!

И из-за холма высыпало еще полсотни всадников, но теперь уже с молодецким свистом и визгом, которому научились молодые дружинники у степняков. Видно было, как атаман разбойников заволновался, заметался по сторонам, ища, нет ли угрозы еще с какой стороны. А Путислав со своими все ближе и ближе, он уже видит лица, вороватые глаза мужиков, раскосые глаза степняков, которые рыскали в поисках добычи и давно ушли из своих отцовских табунов.

Дружинники захлестнули свору разбойников широко, как плащом запахиваются от непогоды. Закричали раненые, повалились вражьи кони, увлекая за собой всадников. И только древки копий замелькали в толпе, застревая наконечниками в телах врага. И взметнулись сабли, искрясь на солнце белой сталью, как серебром и красной кровью, как драгоценными каменьями.

Теперь каждый дрался сам, каждый крутился и рубил того, до кого дотягивался с седла. Строй был сломан, рубились по-степняцки: больше крутиться с конем, создавая панику и неразбериху в рядах врага, и рубить без разбору, что в грудь, что в спину. Не успела ворона перелететь на ту сторону реки, как все было кончено. Вырубленная ватага заполнила телами пойменную степь от реки до леса. Еще кто-то пытался уйти оконь, но их догоняли и рубили или снимали стрелами вслед. Кто-то кинулся в воду, и понесло его течением вместе с телами убитых, окрашивавших воду красным. Кого-то уже волокли на арканах к обозам.

Путислав, вытерев лицо рукавом, ехал по побоищу и смотрел. Сабля, вся в зазубринах от чужого металла, была опущена вдоль бедра, а с долов ее все еще стекала кровь. Он увидел нескольких наемников, которые пинками гнали к русичам пленных разбойников. Горыня подъехал и снова перекинул ногу, усевшись на седле боком. Путислав покачал головой, но промолчал. Ничто не брало этого уверенного в себе воина, ни стрела, ни меч, ни слово. Лихой воин, что и говорить. Правда, сейчас на лице Горыни не было и следов веселой удали. Сняв шлем, он взъерошил соломенные волосы и зло пробурчал:

– У меня двенадцать человек в этой сече полегло. Плач великий сегодня в посаде будет, Путислав.

– На роду каждому написано. Отряди тех, у кого кони больше устали. Пусть в Киев пленников гонят да возчиков охранят. Сам со мной пойдешь. Еще на день задержимся, может, посольство близко.

Горыня кивнул, нахлобучил шлем и снова перекинул ногу, вставляя ее в седло. Толкнув коня коленями, он отъехал, и тут же его зычный голос разнесся по полю боя, отдавая приказы. Путислав вытащил из-под седла тряпицу, смоченную конопляным маслом, и протер клинок своей сабли, прежде чем бросить ее в ножны. Он почувствовал на себе взгляд, покрутил головой и увидел, что у ближайшего воза, прислонившись спиной к колесу, сидит раненый воин в блестящей кирасе и глухом шлеме, закрывающем почти все лицо. Кираса была прорублена страшным ударом топора, а на шлеме видны были несколько зарубок от ударов мечей и сабель. Человек зажимал рану на бедре рукой в пятипалой грубой кожаной рукавице.

Увидев, что к нему подъезжает русич, наемник снял с головы шлем и бросил рядом с собой наземь. Гладко выбритое лицо было залито потом, длинные темные волосы спутались и прилипли ко лбу и щекам. Блестящие карие глаза смотрели весело и торжествующе.

– Вовремя ты подоспел со своим отрядом, киевлянин, – сказал раненый с чудовищным акцентом. – Я уже думал, что святому Петру пора открывать ворота небесной обители для нас.

– Вас было слишком мало, чтобы оборонить столько обозов. Лесные людишки, видать, давно пронюхали о караване, потому-то такую большую ватагу собрать сумели.

– Нам платят хорошо, но большой отряд стоит дорого, – пожал плечами наемник.

– Так то ж верная гибель, – спрыгивая с коня, сказал Путислав.

– А как же, верная, – рассмеялся иноземец и ткнул пальцем в небо: – Рано или поздно все мы будем там. А срок зависит от Бога. Рубить мечом и командовать в бою – это все, что я умею. Выживу – куплю дом в Кельне, поставлю мельницу с водяным колесом, женюсь, если буду еще в силе.

Путислав подозвал одного из своих дружинников и велел перевязать наемника. Рана оказалась от стрелы. Воин выдернул ее сам, но потерял много крови и не мог уже стоять.

– Как тебя зовут? – спросил русич, проникшись уважением к мужеству воина.

– Кристиан Иоахим Летов-Форбек! – с гордостью ответил наемник. – К твоим услугам, киевлянин. А как твое имя?

– Путислав. Я – сотник князя киевского Ярослава, а здесь, чтобы очистить дороги для торгового люда.

– Сегодня ты славно сражался, – похвалил наемник, – такую орду побил!

– Ты тоже славно сражался, – кивнул в ответ Путислав. – Из каких же ты краев… Кристиан? Какого роду-племени?

– Моя родина на западе, – задумчиво посмотрел в сторону леса наемник. – Всего два дня скакать до холодного моря, до его пенных берегов и чаек. Мох на скалах, чистые хвойные леса. Если бы я не стал воином, я стал бы моряком. Но я родился и вырос на суше, отец мой был ремесленником, а я подался за удачей. Был оруженосцем, потом заслужил звание рыцаря, но не заслужил замка, титула и богатства. А предки мои… говорят, что они пришли с востока на север германских земель и назывались вендами.

– Тебя отправят в Киев, – подавая руку и помогая взобраться на подведенного дружинниками коня, сказал Путислав. – Будешь моим гостем, храбрый воин Кристиан, тебя проводят в мои хоромы. Рану вылечат, а по вечерам ты мне за медовыми напитками расскажешь о жизни в ваших краях.

– Буду рад быть твоим гостем, Путислав, – подавая руку с коня, ответил наемник.

Когда отряд русичей, подгоняя пленников и увозя раненых, скрылся за холмом, к Путиславу подошел сухой высокий старик с морщинистым лицом и крючковатым носом.

– Я должен отблагодарить тебя, рыцарь киевский! – прижимая желтую руку к груди, заявил он. – Ты спас жизнь и мне, и слугам моим. И добро мое тоже. Я хочу отблагодарить тебя, храбрый русич. Прими от меня в дар и в память о твоем подвиге вот это украшение.

Отвернув края чистого холста, иноземец протянул Путиславу красивое золотое колье. Витые проволочки драгоценного желтого металла создавали удивительной сложности кружево, а на подвесках покачивались красные, как кровь, капельки. Какой-то мастер очень искусно выточил из драгоценного рубина одинаковые капельки. Они светились красным огнем, играя на солнце.

– Это для твоей жены, русич. А если таковой ты не имеешь, то для дамы твоего храброго сердца. Такое только королевы носят. Прими от меня на счастье!

Путислав бережно принял в ладони украшение и залюбовался, приподняв и разглядывая его на солнце. Он уже знал, кому преподнесет эту красоту.

– Спасибо, купец, подарок и в самом деле царский…

Антон устал до чертиков. Он сидел уже в пятом, наверное, по счету кабаке и делал вид, что пьет. Лицо устало оттого, что приходилось носить маску угрюмой озлобленности, голова болела от шума дурацкой музыки и прокуренной атмосферы. Кабак, конечно, кабак! И не важно, что сейчас эти заведения называются милым европейским словом «кафе». У нас всё превращают в кабак!

Он настолько вошел в роль, что вполне сознательно рыкнул на местную проститутку, которая хотела подсесть к нему за столик. Девчонка прыснула в сторону, как испуганная птаха в кусты. Кажется, это все бестолковая затея. Вот если бы он имел квадратную физиономию с квадратным же подбородком и короткой шеей, если бы все его руки и грудь украшали наколки самых разных видов и назначений, колотых в различных колониях, вот тогда был бы смысл сидеть и ждать, когда на тебя клюнут. А имея тонкие черты лица, взгляд интеллектуала и осанку спортсмена-гимнаста, рассчитывать можно только на таких вот проституток да на скучающих девиц, ищущих приключений и сильных впечатлений.

Третьи сутки, и все безрезультатно. Хотя нет! Вчера Антон загремел в отделение полиции за драку. Единственное светлое пятно за трое суток. Такая же вот пьяная деваха попыталась сесть Антону на колени. Он вежливо ссадил ее на диван и, от греха подальше, отправился в туалет. Пусть девочка остынет или найдет себе новый объект для сексуальных домогательств. Лучше бы он в самом деле пошел в туалет, а не сделал вид, что пошел. Деваха проследила за Антоном и буквально зажала его в узком коридоре. Измазав слюнями, остатками приторной губной помады и блестками, она вдруг отшатнулась с коротким взвизгиванием и перед Антоном возникло разъяренное лицо с настоящей квадратной челюстью, лысым черепом и маленькими свинячьими глазками.