Крот против оборотня - Сергей Зверев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не торопь, – усмехнулся Путислав, покручивая длинный, ниже подбородка, ус, и, обернувшись, кивнул головой. Из перелеска выехал всадник, сидевший на коне боком, перекинув ногу через седло. Молодой, сильный воин со шрамом на щеке пожевывал травинку и смотрел весело. – Горыня, возьми полсотни и зайди вон с того лесочка. – Он строго глянул на воина: – Лихо ждешь, Горыня? Война не псовая охота. Много ныне в лесах и степях всякого люда скопилось. Половцы снова вышли на разбой удаль показывать да девок воровать. Сторожко надо, сторожко!
– Сделаю, Путислав, – расплылся в широченной улыбке Горыня. – Когда ж я битым выходил?
Он перекинул ногу через седло, вставил ее в стремя, натянул кольчужные рукавицы и одними коленями пустил коня в рысь. За ним из перелеска потянулись колонной по трое дружинники. Начищенные до блеска островерхие шеломы, толстые кожаные подкольчужники с короткими рукавами, из-под которых виднелись цветные рукава рубах с оторочками и вышивками. У всех воинов были кольчуги – бронь дорогая, но легкая и удобная. Мало еще на Руси научились ее ковать, больше везли от степняков да от ромейцев. Поверх кольчуги на плечах и груди закреплены гнутые железные бляхи. У всех круглые легкие щиты, короткие копья и кривые половецкие сабельки. Обученные кони ходко пошли краем степи. Ни игривого топота, ни храпа, ни ржания.
Путислав с удовольствием смотрел на своих воев. Он – сотник киевского князя Ярослава Владимировича, почитай, князя всех русичей. Всех Ярослав помирил, всех присягнуть заставил. Потому и Мудрым его стали называть. Дела отеческие приумножил, сохранил веру, князей объединил.
Путислав у князя был в чести. И за храбрость, и за верность. Рано он сиротой остался, но пригрел княже сына своего славного воя, что после половецкого похода от ран умер. А матушка, так та давно прибралась. В свой терем взял, потом конюшим в «детскую» дружину, где сыновья старых и знатных воев и бояр служили. Потом Путислав и сам коня получил.
Вот уже двадцать зим и лет служит он. Стал сотником, да не просто. Особое доверил ему Ярослав. Собрать себе тех, кто на коне и ест и спит, кто зверем рыскать по степям и лесам может, кто ночью как сова видит, кто стрелой белке в глаз попадает, а мечом кольчугу перерубает, шелома пополам разваливает. И таких дружинников Путислав собрал и выучил. Многое князь Путиславу доверял, на десятки дней в степи уходили, вести из первых уст приносили о том, кто из племен куда кочует, кто коней с пастбищ под седла собирает, а кто чужие табуны угоняет и юрты жжет.
Два похода от Киева за плечами у Путислава. Один раз половецкого хана Карагана усмиряли, второй – отражали набег булгарского князя. Оба раза Путислав отличился со своей сотней, дорогую саблю от Ярослава получил, терем в Киеве выстроил. Да пуст тот терем, хоть и красив. И дума на челе у сотника тяжкая лежит.
Махнув рукой, Путислав вывел из леса вторую полусотню и на рысях пошел навстречу каравану. Олеке строго приказал вернуться к товарищам на яру и глядеть в оба глаза. Как только опасность какая появится, тотчас дымом сигнал подать и Путислава предупредить.
Чтобы попусту коней не утомлять, он пустил их легким наметом. Пусть разогреются, а то застоялись. Если караван к броду не пойдет, то он точно направляется в Киев. Может, это и в самом деле посольство французского короля едет княжну Анну сватать, а может, и торговый люд идет с обозами. Опасно сейчас на лесных дорогах, охраны с собой берут много. Дорого обходится, да разор от разбоя куда больше будет.
Двадцать дней Путислав волком рыщет к западу от Киева, поджидая посольство. Дважды разгонял лихих людей, двоих дружинников привезли в Киев поперек седла на слезы матерям. Двадцать дней Путислав не видел Анну…
Обозы появились, когда до них было не больше двух полетов стрелы. Четверные упряжки тащили большие возы, обтянутые сверху просмоленной рогожей от дождя. Возов было много, десятка три. Верхами крутились погонщики, поодаль вереницей ехали воины в железных бронях. Десятка два. Да с десяток шли пешими около возов. Наемный люд. По шеломам видать, что с северных морей. И мечи прямые, и щиты короткие – для конной рубки в строю. С таким в людной свалке не развернуться.
Дождаться возчиков стоило потому, что они могли про посольство принести молву. Где на ночь постояли вместе, где слышали про что. И тут с гиканьем и посвистом из леса высыпала конная ватага. Разномастные кони, от лохматых степных кобылиц до рабочих коней с сильными копытами и бабками. И всадники были такие же разномастные. Кто в кольчуге, кто в кожаной дубленой куртке, кто в гнутом и ржой тронутом панцире, снятом когда-то с убитого воина.
Путислав поморщился и надвинул поглубже шлем. Делать нечего, надо защищать торговых людишек. Киеву до них дела нет, но придется ватагу, что разбой тут чинит, разогнать да побить. Негоже им тут промысел свой чинить, когда Ярослав посольство ждет.
Конные сбились перед обозами, вытянулись в ниточку и на рысях пошли навстречу нападавшим. Путислав подивился храбрости чужих воев, однако и смысл в этом был. Если бронь защитит да первые удары выдержит, они сломают атаку нападающих, может, их набольшего убьют. А те, кто пешие, те снизу подмогнут. Три десятка человек, что умеют держать оружие в руках, многое могут сделать. Хоть сотня против них, хоть две.
Эх! Путислав помянул недобрым словом сегодняшний день и перекрестился, стянув для этого рукавицу. Он увидел, что против воинов выступили сегодня те, кто кое-что тоже в военном деле понимает. И было их много, гораздо больше сотни. На хорошую поживу их кто-то собрал. И не раз, видать, они с латными воинами сталкивались. Выскочившие вперед разбойники стали швырять рыбацкие сети с грузом по углам. Сети разворачивались в воздухе, падали на головы и плечи воинов. Их руки путались, зацеплялись шпоры на ногах, мешая управлять конями. Порубят ведь, порубят!
Олеко с товарищами, что дозором на яру стояли, уже спустились и присоединились к сотне. Нападать сейчас со своими воинами Путислав мог, но в открытом поле да на виду толку от этого будет мало, ох как мало. Не так надо, а то завязнет сотня в кровавой рубке, дружинников много потеряет. Решение пришло само. Где-то там левее Горыня с пятьюдесятью конниками. Лесом пройти и свалиться на разбойников он сможет. Они и не ворохнутся, когда он врубится в их ряды да разметет. Вот тогда и Путислав со своей частью развернется по степи и с шумом навалится. Вот тогда вырубят они их подчистую, стрелами достанут ускакавших, оставшихся же на арканах в Киев приволокут на суд княжеский. А суд короток. Топор да веревка!
Подскакавшие три воина размотали тряпицы на стрелах, что в колчанах стояли отдельно. Черные наконечники их жирно смолой смазаны, накручены на них кусками рядно и снова смолой облиты. Чиркнуло кресало, разгорелся трут, и по команде сотника в сторону рубки возле обозов взлетели в небо три стрелы. Черный дым хвостом тянулся за ними, видный издалека. Горыня был правой рукой сотника, знал все условленные знаки. Теперь ждать. Осаживать горячих коней, почувствовавших предстоящую бешеную скачку и схватку, закусывавших удила, выгибавших шеи, взрывавших дерн копытами.
С опушки было хорошо видно, как из леса появились всадники в островерхих шеломах, как они лихо вытягивают из ножен сабли и зажимают под круглыми щитами, чтобы были под рукой, когда копье в бою потеряешь. В бою и моргнуть порой не успеешь, как смерть в глаза глянет. Мешкать нельзя. Одна шеренга молча вышла из леса, вторая, третья. Конники разворачивались без лишних звуков. Еще миг, и стена шеломов и щитов, ощетинившись копьями с широкими наконечниками, двинулась сверху к реке. Молодец, Горыня, мысленно похвалил Путислав молодого дружинника.
Дробный гул десятков конских копыт нарастал. Кони шли, держа равнение в шеренгах, все быстрее и быстрее, солнце заиграло на шеломах и круглых сердцевинах щитов. И вот внизу наконец заметили дружинников. Человек в волчьей мохнатой шапке закрутил над головой саблей, закричал, привставая на стременах. И стали разбойники разворачиваться, чтобы встретить конную атаку всего-то полусотни воев.
Но тут в задних рядах дружинников поднялись руки с луками. Там сейчас прозвучала команда, и два десятка луков одновременно выпустили стаю стрел. Не успели стрелы взвиться в воздух и нацелить свои жала вниз, как взвилась вторая стая, третья. Выстраивающийся, было, в линию разбойный люд стал валиться под ноги коням, началась сумятица, ржание, крики. В ответ полетели стрелы, много стрел, но дружинники как один поднялись на стременах, выставляя перед собой на вытянутой руке щиты. А стук копыт все торопливее и торопливее, стена блестящей стали столкнулась со стеной шкур, кожи и ржавых лат. Лязг, крики…