Анабиоз - Алексей Гравицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Человек пятьдесят.
— Еда, одежда есть?
— Кое-что сохранилось.
— Так чего ж ты по кустам шаришь?
— Патруль, — туманно объяснил парень и добавил: — Алексей Иваныч сказал, что надо патрулировать. А то тут всякие ходят, а у нас там женщины и дети.
Мы болтались по кустам какими-то заячьими петлями. Куб гипермаркета показывался то правее, то левее. В конечном итоге мутно-синяя, поблекшая от солнца, влаги и ветра стена вывалилась из-за деревьев с неожиданной стороны.
Вдалеке посверкивал стеклом вход. Фотоэлементы, как и в магазине при заправке, сдохли, электричества не было — стеклянные ворота застыли навсегда.
От слова «навсегда» покоробило. Неужели я уже свыкся с мыслью, что все случившееся безвозвратно? Но ведь порядок можно восстановить. Наверное…
Еще дальше, у противоположного конца здания, из-за кустов показалась невысокая фигурка. Некоторое время человек приглядывался, затем помахал нам. Павел вскинул руку в ответ.
К входу наш провожатый не пошел. Завернул за угол и нырнул в комнату для персонала. Мы с Борисом двинулись следом.
Как только дверь за нашими спинами захлопнулась, все утонуло во мраке. Не удивительно, это в зале гипермаркета есть какой-то свет от входа, а здесь в технических помещениях — ничего. Мрак.
Зажужжало. Странно, рывками, выхватывая какие-то смутные воспоминания из детства…
Темноту прорезал луч света. Охранник стоял перед нами и сжимал в руке фонарик-жучок, нагнетая энергию движением руки. Вот оно что! Я уж и забыл, что такие в природе существуют.
— Откуда? — спросил Борис.
— Алексей Иваныч подарил, — гордо поведал Павел. — Там в зале еще есть. Много. Но те современные, китайские. Работают кое-как. А этот старый, советский.
«Старый советский» работал в самом деле исправно несмотря на то, что лет ему выходило за полста. Да и «современным китайским» годиков тридцать исполнилось, так что можно было назвать их нетронутыми, новыми, но никак не современными.
Я петлял по темному лабиринту техпомещений следом за Павлом, прикидывая, кем мог быть Алексей Иванович, и откуда он выкопал фонарь советского производства. Уж во всяком случае, не из торгового зала. Здесь все-таки гипермаркет постройки начала века, а не блошиный рынок.
Впереди забрезжил естественный свет. Охранник перестал жужжать фонариком, и мы пошли на яркое пятно. Уперлись в небольшую комнату с высоким мутным окном. В углу, на грязном ящике, спал человек в камуфляжных штанах и куртке.
Павел осторожно кашлянул. Спящий вскинулся, сел и осоловело посмотрел по сторонам. Впрочем, взгляд его прояснился в считанные секунды. Мужик промычал что-то неразборчивое, провел ладонью по лицу. И глянул уже совсем иначе: будто оценивал.
— Чего, Паш? — спросил он грубым прокуренным голосом.
— Алексей Иваныч, новых нашел у шоссе. Нормальные ребята. Это Борис. А это… — он запнулся, но выкрутился: — Его брат.
— Глеб, — представился я.
— Они с вами поговорить хотели.
— Хорошо. — Алексей Иванович встал.
Был он невысок, но коренаст и крепок. На круглом лице с бульдожьими щеками красовались мохнатые, как мочалка, усы и такие же лохматые брови.
Пока я глядел на главного в гипермаркете человека, Борис с интересом рассматривал комнату.
— Иди, Паш, — сказал Алексей Иванович. — Я разберусь.
Охранник кивнул и скрылся в темноте дверного проема. Оттуда знакомо зажужжало.
Усатый подождал, пока звук удалится, и снова посмотрел на нас. На меня, на брата, снова на меня. В отличие от Павла, на местного начальника я, видимо, произвел большее впечатление, чем Борис.
— Ну, рассказывайте, — хрипло предложил Алексей Иванович.
— А чего рассказывать? — не понял я.
— Как заснули, как проснулись, — он зевнул и добавил: — Извините, сутки на ногах. Спал меньше получаса.
— Ничего, — в тон ему ответил Борис. — Заснули, как все. Проснулись вчера в машине, на съезде от Внуково.
Алексей Иванович поглядел на брата с неприязнью. Я не сразу понял, откуда она взялась. Когда сообразил, поспешил с объяснением:
— Он не дразнится, у него в самом деле голос такой.
Главный кивнул, смягчаясь. Но было заметно, что Борис ему все равно не нравится. Непонятно почему. Обычно брат производил на людей благоприятное впечатление.
— А откуда вы знаете, сколько времени спали? У вас часы есть?
— Часы есть, только они не работают, — отозвался Алексей Иванович. — Да они мне и не нужны. По солнцу же видно.
— А что еще есть? — вроде как между делом ввернул Борис.
Алексей Иванович нахмурился, неприязни во взгляде снова стало больше.
— Люди есть, которым надо как-то жить дальше. И всякое полезное для выживания есть. Не так много, как хотелось бы, но магазин большой — кое-что сохранилось. Вас ведь это интересует?
Я хотел ответить подипломатичнее, но, пока подбирал слова, голос подал Борис.
— Да, — без обиняков сказал он.
— И чего вы хотите?
— Минимум — одежда, — отозвался брат. — Максимум — одежда, еда и снаряжение.
— Хорошо, — кивнул Алексей Иванович. — Оставайтесь, получите всё, что вам будет необходимо.
— В смысле?
— В прямом. Выживать проще вместе, чем поодиночке. Нужно закрепляться. Пускать корни.
— Здесь? — на этот раз не сдержался я.
Алексей Иванович пожевал губу, отчего усы его смешно зашевелились.
— А чем это место хуже любого другого? Есть стены, крыша над головой, некоторые запасы. Плюс котельная, довольно мощная: один и шесть десятых мегаватта. На природном газе.
— Про котельную откуда знаете? — удивился я.
— Знаю, — пожал плечами Алексей Иванович. — Я здесь работал. И котельную среди прочего обслуживал.
— Надеетесь ее раскочегарить? — фыркнул брат.
— Я не исключаю такой возможности. До зимы время есть.
— А ты тут до зимы сидеть собрался? — оскалился Борис, переходя на «ты».
— Боря, — одернул я.
Тот только отмахнулся. Алексей Иванович же, вопреки моим опасениям, остался абсолютно спокоен.
— А у вас есть другие предложения?
— Я бы для начала разобрался, что произошло. Посмотрел, что в других местах.
— Нечего тут разбираться, — спокойно, но уверенно отрубил Алексей Иванович. — Люди уходят, люди приходят, рассказывают. Везде одно и то же.
— Всего сутки прошли.
— Не всего, а уже, — покачал головой Алексей Иванович. — Если б где-то было иначе, уже начались бы спасательные миссии.
Я больше не встревал. В очередной раз незаметно для себя выудил очки из футляра и полировал стекла, наблюдая за диалогом.
Морщина на лбу Бориса заострилась. Взгляд стал колючим.
— А ты кто такой? — спросил он вдруг с несвойственной ему приблатненностью.
Алексей Иванович приподнял бровь.
— Для слесаря слишком умный, — пояснил Борис. — А для начальника — дурак-дураком.
— А тебе важно, кем я был раньше? — Голос Алексея Ивановича прозвучал, как прежде, спокойно, но переход на «ты» с его стороны резанул ухо сильнее, чем тыканье брата. От этого перехода потянуло угрозой. — Забудь, кто кем был. Выброси это из головы.
— Хорошо, — кивнул Борис. — Забыли, если ты этого стесняешься. Я сказал, что нам нужно.
— Ты слышал мои условия.
— Мы не останемся.
— Тогда предложите мне что-то взамен.
— Могу предложить топором по кумполу, — выдал брат таким тоном, что даже я не понял, шутит он или говорит серьезно. — Не боишься, что я тебе сейчас башку снесу, а потом возьму, что надо, и уйду.
Усатый покачал головой.
— Не боюсь. Думаешь, желающих занять мое место здесь не найдется? Никто не разбежится, и тебя не отпустят.
— Боря, можно было просто попросить, — вклинился я, понимая, что положение уже не исправить.
— Нельзя, — сердито отмахнулся тот. — Этот хрен все равно просто так ничего не даст. Он тут решил империю построить.
Я посмотрел на Алексея Ивановича, тот улыбнулся в усы.
— Ваш брат прав: этот хрен просто так ничего не даст. Мне надо думать о людях.
— А мы не люди? — попытался я.
— Вы идете мимо. Таких здесь уже много прошло. Мне надо думать о тех, кто доверился и решил остаться.
— Мы не можем остаться, мне надо найти близкого человека.
Теперь уже Борис молча следил за нашей перепалкой. Только, если я переживал, то брат откровенно забавлялся.
— Это ведь не ваш магазин. Вы на него имеете не больше прав.
— Ошибаетесь. Мы здесь проснулись.
— Вам повезло.
— А вам нет.
Алексей Иванович вновь улыбнулся.
— Не стоит взывать к совести, Глеб. Совесть как инструмент управления умерла вместе с прошлым миром. Запомните это, если хотите выжить. Мир, который выживает, существует по другим законам, чем мир, который живет. Моя совесть болит за всех. И за своих и за чужих. Но спасти всех нельзя. Поэтому я буду помогать тем, кто в этом нуждается и готов помочь в ответ. Идемте.