Ария длиною в жизнь - Денис Александрович Королев

в зале, полный свет. Ждем. Вдруг шквал аплодисментов и все люди встали и стали смотреть назад, т. е. на правительственную ложу. Там появился правящий тогда Георгиу-Деж. Позднее я еще несколько раз бывал в Бухаресте.

Описать профессуру вокальной кафедры мне сложно. Я встречался с профессорами или в коридорах, или на прослушиваниях, или на экзаменах. Никогда у меня не было с ними никаких разговоров, поэтому впечатлений у меня мало. В основном, только то, что рассказывали студенты о своих профессорах. Но был один забавный случай. В консерватории на фортепианном факультете преподавал старейший профессор Александр Борисович Гольденвейзар. Он стал профессором уже в 1906 году. Кто-то находил в дневниках Льва Толстого упоминание о приезде Саши Гольденвейзера, который играл писателю. Так вот однажды в коридоре консерватории к Александру Борисовичу подошел кто-то из парткома и сказал: «Александр Борисович, ну надо все-таки как-нибудь придти на политзанятия. Вы же должны показывать молодежи пример». На это не лишенный остроумия Гольденвейзер ответил: «Иии, батенька, я вот скоро встречусь с самим Марксом, так мы с ним все проблемы и обсудим». Это отозвалось «эхом» по всем факультетам. Я с детства часто видел Гольденвейзера в нашем дворе, т. к. мы жили в соседних подъездах. В 1964 году у меня возник роман с одной из учениц профессора Нины Львовны Дорлиак. В это время я уже был разведен. Мой первый брак оказался неудачным. Несмотря на короткий брак, мы все же успели обзавестись дочерью Василисой. Я ничего не могу сказать плохого о своей бывшей жене, но очень скоро я понял, что мы совершенно разные люди. Она не могла смириться с тем, что я каждый вечер провожу в оперной студии. С одной стороны, я ее понимал. Конечно, каждой женщине хочется, чтобы муж вечерами был дома. Но с другой стороны – ты же знала за кого замуж выходишь. И все мои доводы, что это же моя учеба, что от того, как я выучусь, зависит моя дальнейшая судьба и жизнь, не имели никакого воздействия. Кстати, и дальнейшая моя жизнь в театре тоже, в основном, была вечерней. Такая уж наша профессия. Мне уже стало понятно, что брак наш не будет долгим. Вероятно, так же считала и моя жена. Однажды, когда я был на занятиях в консерватории, жена тихо собрала вещи, взяла Василису и переехала к своей маме. На этом наша история закончилась. Да, быть женой артиста – это очень трудно.

Из-за нашего романа с ученицей Нины Львовны, я стал чаще видеться и с самой Ниной Львовной, поближе узнал ее и ее супруга Святослава Теофиловича Рихтера. Нину Львовну можно без сомнений назвать Женщиной с большой буквы. Это удивительная Дама, интеллигентная, воспитанная, благородная. По манерам ее можно даже назвать великосветской дамой. Она разговаривала на прекрасном русском литературном языке. Никаких современных наслоений, никакого сленга. Сейчас, я думаю, таких Дам нет. Она с большой любовью относилась к своим ученицам и отдавала им свою душу и сердце, а те, в свою очередь, благодарили ее уже своей любовью и преданностью.

И Святослав Теофилович тоже был окружен заботой Нины Львовны, которая всячески его оберегала. В некотором смысле Рихтер был «большой гениальный ребёнок», которого надо было постоянно опекать. Был даже случай, когда, будучи на гастролях в Лондоне, Святослав Теофилович позвонил в Москву, чтобы пожаловаться на то, что ему в гостинице холодно. Он сказал: «Ниночка, мне здесь в номере холодно». Естественно Нина Львовна ответила ему: «Славочка, ну Вы (они всегда обращались друг к другу на ВЫ) попросите у портье лишнее одеяло». Но он не мог это сделать сам и попросил Нину Львовну позвонить из Москвы. И вот Нина Львовна звонит из Москвы в Лондон, чтобы попросить одеяло для Рихтера. Представляю, какая там была реакция, что в Москве знают, что в Лондоне Рихтеру холодно. Святослав Теофилович был человеком неоднозначным. Иногда он закрывался от всех и пребывал в одиночестве. И тогда никто не смел ему мешать. Мне рассказывал один музыкант, как он увидел Рихтера, стоящего у витрины магазина «Подарки» на ул. Горького. Рихтер смотрел на витрину, или как будто сквозь нее. Было впечатление, что он где-то очень далеко. Так он простоял около 40 минут, не обращая внимания на прохожих. Вероятно, в это время у него тоже шел творческий процесс. Но иногда он становился совершенно другим. Он приглашал своих друзей и устраивал маленькие праздники. С вдохновением он придумывал различные интеллектуальные игры, и все с удовольствием в них играли. Однажды Рихтер привез из Франции очень хорошие репродукции картин французских художников. Он заказал несколько мольбертов для демонстрации репродукций, оформил каждую репродукцию в паспарту, пригласил друзей и устроил вернисаж. Как правило, на все эти праздники приглашались и все ученицы Нины Львовны… со своими молодыми людьми. Таким образом, я тоже был приобщен к этим праздникам. Впечатление осталось грандиозное. Летом, когда консерватория уже не работала, а моей подруге надо было готовиться к конкурсу, Нина Львовна пригласила ее, ну и меня, на дачу, на Оку. Я всегда очень боялся (да и сейчас боюсь) быть кому-нибудь обузой или в тягость. Я понимал, что нам не стоит жить в доме Рихтера. И я нашел выход из положения. В то время в спортивных магазинах продавались очень хорошие польские палатки. Они были высокие, т. е. там можно был встать во весь рост. Более того, я нашел 2-х комнатную палатку, внутри одной была еще другая палатка, как бы утепленная спальня с полом. Я купил такую палатку и установил невдалеке от дома Рихтера. Поэтому вроде мы были близко, но, все-таки, не все время на глазах. У нас была и спальня, и столовая, где мы поставили раскладной столик и два раскладных стула. Кроме того, была бензиновая плитка, на которой можно было что-то сварить. Так что и занятия не прерывались и наши отношения не пострадали. Хочу немного остановиться на этой даче. Она не являлась дачей в общепринятом понимании. История с ней очень необычная и очень интересная. Ее даже дачей назвать трудно. Святослав Теофилович очень любил бродить пешком и исходил пешком чуть ли не всю Московскую область. Если его спросить, видел ли он тот или иной памятник архитектуры где-нибудь в дальнем углу Московской области, он обязательно ответит утвердительно, да еще и опишет его словами. И вот, однажды, будучи недалеко от города Верея, на высоком берегу Оки он увидел крошечный домик бакенщика. Там со своими инструментами помещался бакенщик, который зажигал